П. Васильев, П. И. Кафаров, К. ДʼОссон, В. В. Бартольд, Б. Я. Владимирцов, Г. Е. Грумм-Гржимайло, И. Н. Березин, Г. Вернадский, Ю. Н. Рерих [356] и др. Наиболее полная сводка данных письменных источников о военном деле монголов содержится в труде Ю. Н. Рериха «История Средней Азии» [357]. Автор использовал для реконструкции военной системы монголов монгольские, китайские, персидские и европейские источники. В его работе рассмотрена структура военной организации монголов, система построения войска и управления военными делами, вооружение монгольских воинов, служба снабжения и тыла, стратегия и тактика монголов, роль Чингисхана в создании монгольской армии и военных успехах монголов [358]. Ю. Н. Рерих, в отличие от ряда предшественников, не просто излагает и комментирует сведения источников, а предлагает свои объяснения и оценки событий. Так он считал, что монголы уступали своим противникам по численности, но превосходили боеспособностью: «Малочисленные отряды монгольской конницы одерживали блестящие победы не числом сабель, но правильной стратегической мыслью своих вождей, прекрасной тактической подготовкой, маневренностью, железной дисциплиной, выносливостью людей и коней» [359]. Он очень высоко оценивал военное искусство монголов и полководческие способности Чингисхана. «Походы Чингисхана имеют выдающееся значение для военной истории. Не будет преувеличением сказать, что они создали эпоху в истории военного искусства. Многое в тактике монголов XIII в. настолько современно, что заслуживает самого глубокого изучения. Впервые в истории Среднего и Дальнего Востока военные операции велись хорошо организованными и обученными войсками. Этой регулярной организацией монгольских войск объясняется легкость их побед над противником, который часто был более многочисленным» [360]. «Многое в этой тактике было заимствовано монголами от своих предшественников — хуннов, жуань-жуаней, тюрков, но многое, несомненно, принадлежит национальному творчеству монголов и было впервые введено их гениальным вождем Чингисханом» [361].
Наряду с вводом в научный оборот и анализом письменных источников, начиная с 90-х гг. XIX в. все большее значение приобретает расширение круга вещественных и изобразительных источников. Могилы «поздних кочевников», часть из которых была позднее отнесена к монгольской культуре, раскапывали в Забайкалье и Прибайкалье Ю. Д. Талько-Грынцевич, Б. Э. Петри, Г. Ф. Дебец, Г. П. Сосновский, А. П. Окладников, Π. П. Хороших [362]. Первые опыты классификации средневековых материалов и отнесение некоторых из них к монгольскому времени принадлежит Ю. Д. Талько-Грынцевичу, Г. Ф. Дебецу, Г. П. Сосновскому и А. П. Окладникову [363]. В 40–50 гг. изучение памятников монгольского времени в Забайкалье было продолжено А. П. Окладниковым и Е. А. Хамзиной [364]. А. П. Окладниковым исследовались петроглифы монгольского времени в Забайкалье и Монголии [365]. С. В. Киселев исследовал «древнемонгольские» города Забайкалья и Монголии [366], Л. Р. Кызласов — Тувы [367]. В 50-е гг. развернулось изучение памятников монгольской культуры на территории Монголии. Памятники монгольского времени исследовались Ц. Доржсурэном, X. Пэрлээ и др. В 1970 г. Е. А. Хамзиной были обобщены материалы Западного Забайкалья, выделены памятники монгольского времени [368]. Эта работа стала в дальнейшем ориентиром для создания периодизации средневековых памятников Прибайкалья И. В. Асеевым [369] и Восточного Забайкалья Е. В. Ковычевым [370] и В. Ф. Немеровым [371]. Исследованием памятников Прибайкалья в последние десятилетия занимались В. В. Свинин и М. А. Зайцев [372], Забайкалья — П. Б. Коновалов, И. И. Кириллов, С. В. Данилов, Н. В. Именохоев [373]. В Монголии раскопки столицы Монгольской империи проводились Н. Сэр-Оджавом и В. Е. Войтовым [374]. Монгольские могилы этого периода исследовались Д. Навааном, Д. Баяром, Г. Мэнэсом, В. В. Волковым, А. П. Окладниковым, И. В. Асеевым, Ю. С. Худяковым, Ю. А. Плотниковым [375] и др. В результате многолетних исследований памятников в Забайкалье и Монголии собрана значительная коллекция предметов вооружения, относящаяся к монгольскому времени, что создало основу для обобщения имеющихся данных. В 80-е гг. автором настоящей работы были введены в научный оборот находки некоторых категорий предметов вооружения из музейных собраний Читы, Иркутска, Улан-Батора, Мурэна [376]. Значительную серию среди них составили наконечники стрел монгольского времени. Анализ отдельных комплексов оружия монголов начался в 60-е гг. Серия находок предметов вооружения дистанционного и ближнего боя из раскопок монгольской столицы Каракорума была описана С. В. Киселевым и Н. Я. Мерпертом [377]. Наблюдения авторов были использованы А. Ф. Медведевым для индентификации «татаро-монгольских» стрел в памятниках Восточной Европы [378]. Анализу материалов по вооружению монгольского времени из Восточного Забайкалья посвящен ряд работ. Главную трудность в изучении этих данных представляет их нерасчлененность в хронологическом и культурном отношении, так как существующие периодизации прибайкальских и забайкальских памятников не дают четких ориентиров для этого. Поэтому в работе И. В. Асеева, И. И. Кириллова, Е. В. Ковычева весь рассматриваемый материал I и II тыс. н. э. дан суммарно [379]. В статье В. Ф. Немерова объединены материалы монгольской культуры с находками из памятников тунгусоязычного населения Восточного Забайкалья [380]. Ряд авторов выделяет памятники «ранних монголов» X–XII вв. н. э. [381]. Другие считают невозможным расчленить памятники XI–XIV вв. н. э. [382], третьи полагают, что все имеющиеся материалы относятся к монгольскому времени, а памятники XI–XII вв. н. э. еще не обнаружены [383]. В 80-е гг. были написаны студенческие работы по эволюции отдельных видов и комплексов вооружения средневекового населения Западного [384] и Восточного Забайкалья [385].
В 70–80-е гг. ряд работ, посвященных реконструкции защитного вооружения монгольских воинов, был опубликован М. В. Гореликом [386]. Наряду с привлечением сведений письменных источников и некоторых вещественных находок, автор широко привлекает изображения монгольских воинов, прежде всего персидские и китайские миниатюры, использует позднесредневековые панцири и шлемы из музейных собраний. В работах М. В. Горелика реконструированы различные типы защитного металлического и неметаллического вооружения монголов, преимущественно эпохи чингисидов, с привлечением данных с очень широкой территории от Восточной Европы и Передней Азии до Японии [387]. М. В. Горелик считает возможным использование для реконструкции защитного вооружения единой, по его мнению, «культуры чингисидов», материалы разных кочевых культур монгольского времени. В принципе, подобный подход правомерен, так как все кочевые племена Евразии входили в состав монгольских государств, возглавляемых потомками Чингисхана. Однако это не исключает региональных особенностей вооружения в зависимости от конкретного состава армий различных улусов. Вряд ли правомерно все особенности синкретичных культур государств чингисидов, в том числе их вооружения, связывать исключительно с монголами. Наоборот, с момента включения в состав Монгольского государства многих иноэтнических племен и народов монгольское войско становится разноплеменным, в его состав мобилизуются воины оседлых государств, включаются целые отряды китайцев, чжурчжэней, тангутов, русских и др. Едва ли
