в Красной армии не было публичных домов для офицеров и солдат, а регулярные посещения борделей были в практике вермахта. Не имея ни публичных домов, ни “гарнизонных проституток, приписанных к части”, советская сторона никак не могла предложить американцам “стандартный контингент”. Некоторые американцы разве что сообщали, что в первые дни, проведенные на базах, красноармейцы поощряли их приглашать русских женщин на танцы.
История с купанием имела под собой некоторые основания, но ее явно преувеличил либо Уитмен, либо его информаторы. Франклин Гольцман, служивший на базе в Миргороде, в письме, отправленном домой в Бруклин, 30 июня 1944 года описал свои впечатления от водных процедур на природе: “Сегодня днем ходил купаться. Там было много русских парней и девушек. Парни в основном ходили голыми. Кто-то прикрывался, другие даже не пытались”. Он добавил: “Девушки немного более осторожны”. Друг Гольцмана, Палмер Мира, вспоминал, что они с друзьями наблюдали за местными женщинами, приходившими к реке постирать одежду и искупаться. “Мы неторопливо прогуливались неподалеку и видели, что многие из них не заморачивались с одеждой для купания, – писал Мира десятилетия спустя. – Зачем тратить материю на нее? Наверное, они с давних пор так купались в реке”.
Впрочем, Мира не собирался судить о местных обычаях. Дальше он написал, что и он сам, и другие американцы “носили плавки или подрезали старые штаны”, он также заметил: “…большинство из нас, мальчишки с ферм, вспоминали, что дома не всегда так утруждались”. Он не стал делать каких-либо умозаключений о смешанном купании – практике, которая восходила к традициям сельской жизни славян в Средние века и раннее Новое время, а в произведениях европейцев, путешествовавших по России, превратилось в клише. Ни Мира, ни Гольцман не связывали купание голышом и секс. Днем ранее Гольцман писал родителям о Миргороде: “Этот город хорош, разве только женщины, на взгляд вашего сына, чересчур целомудренны”3.
Статья Уитмена грозила усилить и так растущую напряженность в советско-американских отношениях, и подчиненные Дина поспешили созвать в Москве пресс-конференцию с опровержением рассказа журналиста. Государственный департамент в Вашингтоне выпустил пресс-релиз, сославшись на слова американских офицеров, которые прежде бывали на базах: они отрицали факты, приведенные Уитменом, и подчеркивали “замечательное гостеприимство и радушие”, оказанные советской стороной.
По иронии судьбы статья Уитмена появилась в то время, когда отношения американских мужчин и советских женщин на полтавских базах действительно становились проблемой, хотя и не в том смысле, как представлялось Уитмену или его источникам. Напротив, Советы всеми силами стремились разрушить любые отношения между полами4. На всех трех базах – в Полтаве, Миргороде и Пирятине – офицеры Смерша то и дело примеряли на себя роль дуэньи-пуританки, позволяя местным женщинам встречаться с союзниками-американцами, когда это было выгодно, и мешая, когда это не приносило пользы. Американцев возмущали эти ограничения. Именно конфликт из-за прав на свидания внес семена раздора, разочаровав американских солдат в их советских союзниках.
* * *
В понедельник, 10 июля, примерно за неделю до выхода статьи Уитмена, майор Элберт Лепавски, комендант штаб-квартиры Восточного командования, начал писать генерал-майору Уолшу докладную записку. К тому времени Лепавски, самый высокопоставленный американский офицер “русского” происхождения из числа всех, кто служил на полтавских базах, уже давно находился в списке наблюдения Смерша – отчасти потому, что он, как говорилось в докладе советской контрразведки “тщательно изучает наш офицерский и вольнонаемный состав, интересуется своими военнослужащими, которые имеют какие-либо связи с русскими”. Да, именно о таких связях Лепавски и писал в первую очередь в своей докладной записке, темой которой он указал “инциденты, случившиеся с участием американских солдат и русского личного состава”5.
Лепавски сообщал о ряде происшествий, которые произошли в Полтаве в минувшие выходные. В пятницу, 7 июля, первый лейтенант Эдвард Куц беседовал с двумя женщинами, на которых внезапно набросился русский мужчина в штатском. Нападавший пнул женщин, что-то крикнул по-русски и прогнал их. В тот же вечер Джадсон Соррелл, техник 4-го разряда, договорился о свидании с одной из местных жительниц в полтавском Корпусном саду, главной достопримечательности города. Помня об указаниях начальства, Соррелл не исключал того, что девушка, с которой он встречался, могла быть шпионкой и выведывать сведения об американцах, но его подозрения почти полностью развеялись уже через четверть часа после встречи. Пока Соррелл, не говоривший ни по-украински, ни по-русски, пытался общаться с девушкой, не владевшей английским, на нее внезапно напал мужчина в красноармейской форме. Как Соррелл впоследствии рассказывал Лепавски, “сказав ей несколько слов, этот человек толкнул ее, она отлетела на несколько футов”. Потом нападавший и жертва разошлись в разные стороны, Соррелл остался один, силясь понять, что все-таки произошло.
Нападения продолжились и на следующий день, в субботу, 8 июля. Когда старший сержант Т. Нортвей беседовал с украинкой, которую пригласил на свидание в полтавский парк, к ним подошли мужчина и женщина в штатском. О том, что случилось, Нортвей рассказывал Лепавски так: “Этот человек о чем-то заговорил на повышенных тонах… с [его] подругой, а затем дал ей пощечину, не прекращая ругани”. Как и в случае с Сорреллом, девушка и нападавшие разошлись, а Нортвей не стал затевать драку: оба получили инструкции не вступать в конфликты с советскими гражданами. Нортвей тоже не знал, как понимать случившееся. Сперва он решил, что к ним подошли родители девушки, но понял, что женщина слишком молода и на роль матери не годится. Он уже условился с девушкой о новой встрече в тот же день и надеялся, что она объяснит, в чем дело, но на второе свидание она не пришла. Нортвей “ни в малейшей степени не винит ее”, – написал Лепавски в записке6.
Лепавски лучше понял всю картину, поговорив с капралом Петром Николаевым, уроженцем Одессы. Как и сам Лепавски, Николаев был из семьи эмигрантов, некогда уехавших из Российской империи, и входил в список подозрительных американцев. Оказалось, что Николаев и сержант-техник Ральф Мауэри встретились в парке с двумя девушками-красноармейцами, лейтенантом и рядовой. Они сидели на скамейке, когда к ним подошла женщина-лейтенант и “заговорила с девушками в оскорбительном тоне”. Потом трое мужчин, шедших мимо, двое в форме и один в штатском, бросили в адрес девушке оскорбления “шлюха” и “немецкая шлюха”, что-то нелестное было сказано и в отношении “американских союзников”. Николаев заявил, что один из участников инцидента служил в органах госбезопасности – у него был пистолет и его опознала девушка, с которой встречался Николаев. Когда американцы встали со скамейки и собрались увести девушек, за ними увязались выкрикивавшие гадости местные мальчишки7.
Все, с
