Ознакомительная версия.
К.П Медведевич
Ястреб халифа
Это случилось во времена, когда невозможное оборачивалось возможным, сказки становились былью, а доблесть, честь и слава были не пустыми словами.
С тех пор прошли годы и годы, мир потускнел, прошлое забылось, слава развеялась, время стерло царства и народы с лица земли. Люди остались одни в мире, придумали ему новую историю и даже решили, что ни рядом с ними, ни под ними, ни над ними нет и не было никого — вы только подумайте, до чего дошел людской род в измышлении чуши!
Потомки забыли деяния своих предков, а те, что сохранили в памяти, назвали враками и небылицами.
Тем не менее, все, рассказанное здесь, случилось — в тех землях и в те времена, когда невозможное еще оборачивалось возможным, а люди еще не говорили о мире, в котором соседствовали с множеством других народов, как о наполовину наполненном водой стакане, который фокусник перевернул ладонью на базаре.
Они точно знали, что у них есть соседи, и были более чем уверены, что не все соседи желают жить с ними в мире. Именно об этих временах, об этих людях, и об этих соседях мы поведем наш рассказ.
Случилось так, что в 387 году от выхода Али из пустыни, в девятый лунный месяц халиф Амир Абу Фейсал аль-Азим потерял в бою старшего сына и обоих племянников. Самому старшему из его детей от других жен не исполнилось даже пяти лет, и никто не сомневался: пройдут годы, прежде чем наследник сумеет взять в руки клинок Али и защитить границы Аш-Шарийа и всех, кто живет в пределах государства верных. Тогда шейх Исмаил ас-Садр удалился в пустыню в то место, где Али беседовал с ангелом Всевышнего, попросил совета и не получил ответа. Через десять лет кочевники вторглись силой, всемеро превышающей прежнюю, и с ними шли ифриты и чудовища пустыни, и халиф Амир аль-Азим погиб в бою. Прошло два года, в течение которых сторонники шейха ас-Садра и сторонники мутазилита Руми — да позабудут все это имя! — горячо обсуждали, искать ли ответа на небесах или на поле боя, где Всевышний, буде на то его воля, даст оружию верных победу. Сторонники шейха — да благословит Всевышний его имя! — одержали победу. Когда Исмаил ас-Садр приблизился к месту предстояния Али и простерся на камне под ночным небом пустыни, ангел Джабраил явился ему и сказал: "Что задержало тебя так долго?" А шейх воскликнул: "Воистину велики наши бедствия и нестроения!" И посланец Всевышнего ответил: "Всевышний даст вам защитника не из числа смертных, и свяжет его клятвой служения. Всевышний отберет у него многое, дабы он искал утраченное и пути его сделались прямыми. Так вы обретете воина, а воин обретет знание". Тогда шейх Исмаил воскликнул: "Где нам искать воина, стоящего целой армии союзников?" И посланец Всевышнего сказал: "На Западе, у Последнего моря". Тогда шейх восклинул: "О могущественнейший из сотворенных! На берегах Последнего моря идет жестокая война! Джинны запада сражаются с ифритами, люди с чудовищами, и над схваткой простирается тень Врага рода человеческого!" На что ангел отвечал: "Исмаил! Где ты хочешь найти воина, как не на войне?" "Как мы его узнаем среди дерущейся нечисти?", ужаснулся шейх. "Ищите племя аль-самийа, племя мятежников, в гордыне сражающихся против всех, проклятых за свои преступления, изгнанников и бунтовщиков". "Наш воин их усмиряет?", — вопросил Исмаил. "О да! Ведь он их военачальник!" В страхе шейх Исмаил задал последний вопрос: "И как же нам сделать так, чтобы военачальник мятежных аль-самийа из числа преступников склонил перед нами свое знамя и согласился служить в наших пределах?" На что ангел рассмеялся и сказал: "К тому времени, как вы его найдете, у него не будет ни знамени, ни воинов! Он попадет в руки врагов, а вы выкупите его жизнь!" Вернувшись, шейх Исмаил предстал перед халифом. Юный Аммар спросил: "В этом походе нам понадобятся воины, мудрецы или маги из Самар?" И шейх ответил: "Нам понадобится золото, мой повелитель".
В третью луну 399 года знамения астроном и математик Яхья ибн Саид, сопровождаемый двумя десятками воинов, отправился в чужие земли, в которых бушевала чужая война, на поиски чужого пленника не из числа людей.
Мадинат-аль-Заура, 402 год аята
…- Это действительно так, Яхья?! Скажи, что это не так!
Аммар ибн Амир чувствовал, что у него темнеет в глазах.
Между тем в Львином дворе беззаботно плескался фонтан, в мраморной чаше под солнечными лучами горела и умирала вода, и даже тройные шелковые занавеси, отделявшие двор от внутренних комнат, не могли усмирить ослепительный белый свет, колыхавшийся над полированными плитами пола.
Между тем Яхья ибн Саид сохранял спокойствие. Он еще раз поклонился, коснувшись лбом ковра:
— Это истинная правда, мой повелитель.
Маги-самийа, сидевшие по левую и по правую руку от астронома, лишь склонили головы и одинаково зло усмехнулись. Впрочем, Аммару улыбка аль-самийа, народа Сумерек, всегда казалась злой. Приподнятые к вискам глаза, высокие скулы, узкий подбородок — стоит глазам сощуриться и губам изогнуться, как на лице проступает недоброе веселье. Еще такая улыбка казалась ему женоподобной — на мужчину с таким выражением лица обычно смотрит молодая жена, если недовольна: чуть поджав губы, насмешливо, с вызовом, мол, все равно будет по-моему, вот я твоя свежая зелень, куда ты от меня денешься. Впрочем, это все их поддельная молодость — вот этому, который сидит справа, рыжему, сколько лет? Пятьсот, восемьсот? Ни дать ни взять, смазливый отрок — с холодными расчетливыми глазами старика, составляющего завещание.
Однако, нравились они Аммару или не нравились, с этим ничего нельзя было поделать: без помощи сумеречников — одного из Лаона, другого из Ауранна — обойтись не получалось. Пригласить их стоило казне недешево, халиф мрачно думал, что оба мага как-то слишком легко согласились приехать в Аш-Шарийа, — и подозревал, что дело здесь явно нечисто. Впрочем, как уже было сказано, судьба предначертала им явиться ко двору Аммара ибн Амира: лаонец и аураннец должны были осмотреть доставленное Яхьей ибн Саидом существо и добиться согласия свирепой твари на Договор. Или на поединок. Халиф не очень понимал, зачем требовалось получать согласие на поединок — хотя, конечно, его предупреждали, что привезенный с далекого запада сумеречник происходит из нерегилей. Те слыли самым злобным и упрямым племенем аль-самийа. Нерегилями их прозвали сородичи, и что значило это слово на наречии Сумерек, Аммар не знал. Что же до языка ашшаритов, то по неисповедимой воле Всевышнего оно оказалось созвучно названию большого ореха, выраставшего на кокосовой пальме, — и халиф не знал, видеть ли в этом промысел или забавное совпадение. Так или иначе, Яхья ибн Саид свидетельствовал: переупрямить нерегиля труднее, чем разбить кокос.
Но даже самому злобному и упрямому из сотворенных существ полагалось руководствоваться разумом. А разум должен был подсказать нерегилю, что выбирать ему можно лишь из предложенного. Либо — либо. Либо смириться с судьбой и подписать Клятву служения халифату добровольно — либо попытать счастья и вступить с повелителем верующих в волшебный поединок. Все честно, все по законам Сумерек: выиграешь — иди на все четыре стороны, ты свободен как ветер. Проиграешь — склони голову и принеси Клятву. По старинному обычаю нерегилю давался срок в три ночи, чтобы одолеть врага и вернуть свободу: маги-самийа уже подготовили место и все необходимое — опечатали знаками отсечения все пути и двери из одного из внутренних дворов. Впрочем, Аммар ибн Амир надеялся, что до поединка дело не дойдет. Только что лаонец с аураннцем сказали ему, что нерегиль неожиданно легко согласился выбрать, подписывать ли Клятву добром или все-таки меряться силой с халифом. Сказал, что решит, мол, когда дойдет до дела. Яхью и обоих магов исход этого разговора почему-то сильно волновал — мало ли, может свирепое существо упрется и в который раз попрет на рожон. Аммар же сохранял спокойствие — куда ему деваться-то? Яхья ибн Саид писал, что пленник несколько раз пытался бежать — а когда понял, что не сумеет, решился — да помилует его Всевышний! — наложить на себя руки. Не преуспев и в этом, нерегиль вроде как смирился с неизбежным и тащить его в земли верующих стало полегче, — что не могло не радовать. Однако, Всевышний никогда не дает человеку вкусить одних лишь радостей — и к халве удачи всегда примешивается привкус горечи. Не успел Аммар ибн Амир с облегчением вздохнуть, как на тебе — вот такое разочарование.
На всякий случай, халиф решил переспросить аураннца:
— Что значит — он ничего не может?!
— Привезенный господином ибн Саидом нерегиль многое может, — спокойно ответил самийа, легонько наклонив медно-рыжую голову. — Но пользоваться собственной или чужой силой — не может. Нерегили не умеют этого делать без своего волшебного камня. У них такая… экхм… школа. А камня у него больше нет.
Ознакомительная версия.
