просто-таки ошеломительные средства.
Как убежденный атеист, бывший пионер и комсомолец, Иван ни в какую-такую потустороннюю чушь, конечно, не верил. Считал религию, как и все в Советском Союзе, не иначе, как опиумом для народа. А всевозможную нечисть, типа домовых, русалок, леших, водяных, кощеев бессмертных — сказочными персонажами, созданными гораздым на выдумку русским народом.
Но сейчас, стоя над уродливым телом пойманной инквизитором нечисти, в голову Чумакова закрадывались определенные сомнения. Может быть, фрицы не так уж и не правы насчет всяких потусторонних проявлений? Может быть, есть какое-то рациональное зерно во всевозможных суевериях и предрассудках? Ну, не даром же издревле плевали через левое плечо и не шли той дорогой, которую перебежала черная кошка?
— И как эта тварь называется? — смахнув с лица ладонью выступивший пот — в избе было очень жарко, поинтересовался Кремер, обходя пленника по кругу.
— Русские называют таких тварей злыднями, — охотно пояснил монах. — Они сродни гремлинам[3], только куда сильнее и вредоноснее.
— Чего ж так душно-то здесь? — неожиданно пожаловался оберст-лейтенант, расстегивая пуговицы рубахи. — Вы бы хоть окно открыли…
Чумаков заметил, что его лицо покраснело, а глаза как-то нездорово блестят. Похоже, что у Кремера начался жар, и ранение было не столь легким, как казалось на первый взгляд. Оберст-лейтенант, тяжело дыша, подошел к окну и резко распахнул створки, впуская в душную избу прохладный вечерний ветерок.
— Нет!!! — заорал знакомый Ивану инквизитор, бросаясь к окну.
Но было поздно — с небесной вышины, скрываясь за ярким светом закатного солнца, черной пернатой молнией в избу ворвалась очередная ворона, вооруженная гранатой.
[1]Наиболее распространено современное значение слова «капеллан» — священник в армии, авиации и на флоте.
[2]Немцы во время ВОВ называли итальянцев «itaker» сокращенно от italienischer Kamerad — итальянский товарищ. И сейчас так говорят, но итальянцы считают, что это звучит обидно.
[3]Гремлин — мифическое существо из английского фольклора. Гремлины известны как ненавистники техники. Со Второй мировой войны все неполадки в технике, начиная с велосипедов и кончая космическими кораблями, приписывают гремлинам. Они ненавидят её и всячески вредят людям, которые ею пользуются.
Первое моё спонтанное желание, когда я увидел бьющегося в путах злыдня — спрыгнуть с дерева и сломя голову броситься ему на помощь. Следом пришло понимание, что как бы я ни старался, я всё равно не успею преодолеть даже часть пути. И еще, едва я покину укрытие, меня обязательно нашпигуют свинцом фашисты — их у кромки леса скопилась целая прорва.
Второе желание — расстрелять тащивших Лихорука монахов, тоже при ближайшем рассмотрении не стоило и выеденного яйца — с такого расстояния я в них из «шмайсера» не попаду. Нечего даже пытаться. Вот была бы у меня СВД[1], либо, на худой конец, хотя бы «Мосинка», пара-тройка ушлепков там бы и осталась.
Всех бы я перестрелять не сумел, не под то руки заточены — снайпер из меня хреновенький. Не дед Маркей, уж точно. А вот третьей возможностью хоть как-то досадить фрицам в сутанах — хренануть их оставшейся гранатой с моего вороньего дрона, я просто не успел воспользоваться.
Чёртовы ушлепки быстро укрылись под крышей одного из деревенских домов. И достать их оттуда теперь было весьма затруднительно. А как же злыдень, спросите вы? Ведь и его тоже гранатой посечёт? А вот со злыднем, как раз проблем никаких и не было — не брало его обычное железо. Даже если его физическое тело нашпиговать обычным свинцом — то эти раны затягивались на нём похлеще, чем на той собаке — буквально на глазах.
Вот она, сработавшая чуйка в действии! Теперь стало понятно, отчего у меня так щемило на душе и не давало покоя. Надо было не слушать злыдня и валить подальше от Тарасовки, туда, где фрицев поменьше, и стоят они пореже. А в деревне их основные силы сконцентрировались, еще не успевшие растянуться по позициям.
И что это за черные монахи, что так ловко спеленали Лихорука? Похоже, что это не простые ребятки, а церковники, типа батюшки Евлампия. Я вспомнил, как он тоже меня пленил, правда, попался я по собственной дурости — надо же было мне в разрушенную церковь заскакивать?
Правда, голова у меня в тот день совсем плохо варила, да и тяму на тот счет, как проклятым ведьмаком на Руси-матушке жить-поживать, ещё совсем не было. Вот и «вышибло» меня на святой церковной «земельке». Ведь церковь на Руси испокон Его обителью почиталась, вот и вырубило меня, как «адову тварь».
Но на днях прочитал я в лете, что сильный ведьмак чина с четвертого-пятого может без вреда для себя в церкви пребывать. Пусть и ненадолго, но всё же. Как с тем же Афанасием-ведьмаком и было: хоть и ходили слухи про него, что, дескать колдун он и ведьмак, но доказательств ни у кого никаких не было.
И, дабы не смущать деревенский народ и епархиальные власти, все домочадцы Никитина и он вместе с ними, исправно посещали церковь. А деревенские чего? Наболтают всякого — только волю им дай! Но в церковь-то ведьмак ходит, говорили иные, знать, все у них, как у всех.
А на самом деле у такого могучего колдуна «защита» вокруг тела нарастает, типа брони. И чем сильнее ведьмак, тем дольше он в церкви Его находиться может. А совсем уж запредельные колдуны, перевалившие за десятку вед, и вовсе никакого для себя вреда в этом святом месте не ощущают. Но мне до такого могущества и «непробиваемости колдовской брони» еще пылить и пылить.
В общем, это всё «лирика», а вот как спасти Лихорука из рук этих странных немцев-«монахов» ответа я так и не нашел. Справиться своими силами нечего даже было и думать — пуст я. Даже те крохи, которыми успел поделиться злыдень, я на обезьян… на ворон с гранатами все потратил.
Еще леший с силой помочь обещался, но он предупреждал, что не скоро сладит с этим нелегким делом, если вообще у него что получится… Так что надежды на лесного хозяина никакой. Вот так я рассуждал, сползая с дерева в полном раздрае чувств.
Краем уха я услышал, как в районе деревни что-то громко бумкнуло. Похоже, что моя вторая граната сработала. Вот только пришибло ей кого-нибудь, я не знал. Да и снять прежнюю «установку» — валить фрица-подполковника, я так и не удосужился. Спрыгнув на землю, я тут же позвал лешего — мало
