постелью больного. Я был нарисован в профиль и очень талантливо. На лице доктора Баталова светилась забота примерно обо всем больном человечестве.
– Но как?! – Я только и смог развести в удивлении руками.
– Есть на Остоженке один художник. – Чириков усмехнулся в усы. – Рисует по фотографии. Новый метод в живописи. Это вам от всего коллектива.
Я посмотрел на улыбающуюся Вику. Вот кто слил мои карточки. Фотолаборатория заботой Талль разрослась, там появился отдельный сотрудник, который фотографировал чашки Петри, которые таскали работники Славки Антонова. Ну и, конечно, калымили для медиков – снять в профиль или анфас, свадьбы, крестины…
– Что же… Искренне благодарю! Не ожидал, господа, не ожидал!
– Тост!
– Тост!
Народ уже успел принять на грудь в ходе предыдущих поздравлений и слегка разошелся. Сначала хотел отделаться какой-нибудь шуткой вроде «чтобы у нас все было и нам за это ничего не было». Но подумал, что даже праздники – это повод для воспитания медицинской элиты страны. Ведь сидящие тут скорой будут открывать подстанции по всей стране, сами обучать других врачей.
– Уважаемые коллеги! Я рад, что имею возможность обратиться сразу ко всем. Помните, пожалуйста: наша профессия – это не просто работа, это призвание. Я бы даже сказал, служение. Мы каждый день сталкиваемся с болью и страданиями людей, но при этом не теряем надежды и продолжаем бороться за их здоровье и жизнь.
Я хочу поднять этот бокал за всех нас – за врачей, медсестер, фельдшеров, лаборантов и всех тех, кто работает в «Русском медике». За нашу профессию, которая требует от нас не только знаний и умений, но и душевной теплоты и сострадания.
Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда были готовы помочь тем, кто нуждается в нашей помощи. За то, чтобы наша работа приносила радость и удовлетворение нам самим и нашим пациентам. За здоровье и благополучие всех нас!
Мы дружно чокнулись, несколько человек из фельдшеров прокричали «ура». И дальше празднование покатилось само собой. Еще выпили, спели застольных песен. Остро не хватало граммофона с какой-нибудь танцевальной музыкой. Ну ничего, фонографы уже есть, годик-другой, появятся и полноценные пластинки разных оркестров. Ждать недолго.
Я уже подумал, что праздник удался, и теперь отмечать дни рождения можно будет регулярно, однако первый блин вышел слегка комом. И опять по моей вине. Чокаясь с Моровским, я негромко предупредил того, что ближайшие пару недель доктору придется меня замещать на посту главного врача. Приказ о чем уже подписан и лежит у Чирикова. В связи с моим отъездом на Кавказ.
Как только удивленный и озадаченный поляк отошел, на меня тут же набросилась Виктория.
– Ты уезжаешь на Кавказ?! И я узнаю об этом вот так, случайно?
Лицо девушки побледнело, в глазах появились слезы. Хорошо, что коллектив уже мощно так разошелся, пел под гитару «Вечерний звон», и на нас никто не обращал внимания.
– Я сам об этом узнал на днях, – попробовал неловко оправдаться я. – Придется сопровождать великокняжескую семью на воды.
Я опустил тот факт, что Сергей Александрович не едет. И это закладывало под наши отношения новую мину. Поди, Вика прочитает об этом в газетах. И выводы сделает.
– Что значит «придется»?
– Меня назначили семейным врачом московских Романовых. Вчера вышел указ.
– И ты сообщаешь об этом вот так, походя?!
Глаза Талль метали молнии. В голосе лязгал гром. Ой, идет гроза…
– …Лежать и мне в земле сырой!
Сотрудники стройно выводили слова из песни:
– Напев унывный надо мной…
А вот надо мной напев был совсем не унывный. О-очень даже грозный:
– Как ты мог? Я доверилась тебе, полюбила всей душой! А ты…
Ой, ой, ой… Молнии бьют все ближе и ближе.
– Ты же понимаешь, что дело всей моей жизни, да и твоей, тоже зависит от властей? Захотят – прибьют «Русский медик» хлопком одной ладони. Я вынужден играть по правилам, которые сложились в обществе! Меня попросили, да что там… почти приказали ехать. И выбора у меня не было!
Дзенскую штуку про хлопок одной ладони Вика не поняла и не оценила. Резко встала, вышла из столовой. Даже не взяла свой подарок. А на меня уставились десятки удивленных глаз.
«ГОРОДСКIЯ ВѢСТИ». «Ночью горѣлъ домъ купца Осипова на Ильинкѣ, со сдаваемыми въ аренду конторами. На мѣсто срочно прибыла пожарная команда Городского участка во главѣ съ брандмейстеромъ Мертваго. Возгоранiе на третьемъ этажѣ было потушено при помощи новаго немецкаго паровика. Топорникъ Обуховъ, получившiй обжоги и сильныя ушибы, увезенъ въ каретѣ больницы Скорой медицинской помощи на Б. Молчановку. Ателье и магазины перваго этажа цѣлы. Съ директоромъ представительства “Бристолъ Майерсъ”, гдѣ начался пожаръ, проводится дознанiе. Сосѣди считаютъ убытки, самъ домъ застрахованъ въ обществѣ “Якорь” г. Абрикосова въ 150,000. Конкурентъ “Якоря” – “Саламандра”, какъ извѣстно, принадлѣжитъ англiйскому подданному г. Мейеру. “Страховыя” пожары превращаются въ “страховыя” войны?»
Утренние газеты мне принес пропахший дымом Жиган.
– Ты бы хоть вещи поменял. Да и сам в баню сходи, – буркнул я, мрачно разглядывая передовицу. Вот стоило дать слабину, и завертелось… Хорошо, что жег британцев Жиган ночью – пострадавших не было. Я внимательно посмотрел на жующего пирог хитрованца:
– Никто не угорел?
– Живы все. Сегодня в столовой пироги дают. С визигой. Вчерашние, а духовитые, как будто только напекли.
– Тебя совсем все это, – я потряс газетой, – не волнует?
– Почему же… Волнует… – Жиган полез за пазуху, достал пачку слегка обугленных бумаг. Положил мне на стол.
Я начал их смотреть – все на английском. Разные ответы Бристола в головную компанию, переписка с поставщиками. Оп-па! Судя по одному из писем, британцы догадываются о пагубном воздействии микстур с диацетилморфином на людей. В частности, быстрое привыкание, угнетение нервной системы… Да ешкин кот! Они еще и обсуждают в переписке, как побольше впихнуть этой дряни на рынок империи, дескать, русские бестолочи все съедят и попросят добавки.
– Откуда у тебя это? – Я пролистал бумаги до конца, отложил несколько документов.
– Как занялось, так понабежали жильцы соседние, еще до пожарных. Начали двери ломать да тушить. Выкинули из окон. Я подобрал. Авось пригодится.
– Пригодится, даже не сомневайся! Тебя не заметили?
– Нет, в толпе стоял. Там многие что-то брали. Особенно из мебели.
Все-таки Жиган – неоценимый человек.
– Сможешь тайком, анонимно подкинуть эти бумаги в московское охранное отделение? Для господина Зубатова?
Здоровяк задумался.
– Ну что же… дело-то нехитрое. Положу в большой конверт да подсуну под дверь ночью.
– Имя напиши сверху и заклей, – распорядился я, разрывая остальные документы в мелкие клочья.
– Вот еще что… – Жиган замялся. – Кузьма ваш…
У меня сердце екнуло. Неужели шпион?!
– Ну, что
