— Это хорошо, что он не боится умирать за Родину. Но все равно, присмотритесь к нему еще повнимательнее. Что еще у вас на сегодня?
— По конференции реактивщиков требуются уточнения. Вот предварительные планы обсуждений.
Сталин углубился в чтение, иногда попыхивая трубкой. Через полчаса он оторвал взгляд от текста.
— Планы хорошие. То есть, получается, у нас скоро появится сразу много всякого реактивного оружия. А не выйдет ли как с пушками Курчевского? Деньги потратим, а результата не будет. А? Вспомните РНИИ. Вокруг такого дела и то целую кучу врагов собрать умудрились.
— За результаты должны ответить наши ученые. Курчевский все-таки был скорее кустарем-одиночкой. А здесь будут работать все-таки научные коллективы. А по РНИИ мы сейчас многие дела пересматриваем. Похоже, мой предшественник просто заигрался. Или кто-то ему хорошенько прополоскал мозг…
— Вы хотите сказать, что в реактивном институте некоторых арестовали ошибочно…
— В том, что ошибки у следствия были, я уверен. Но самое главное, арестовав людей, Николай так и не придумал, как их все-таки правильно использовать. А время-то ушло. Наши враги уже начали обгонять нас. И сейчас, товарищ Сталин, каждая копейка не вложенных вовремя денег обернется рублем, когда нам потребуется их ускоренно догонять. Я предлагаю опередить.
— Значит, товарищ Берия, «копейка рубль бережет»? Ну-ну.
— Да, и потом… Уже есть предварительные результаты боевых испытаний и реактивных снарядов и самолетов с реактивными моторами. Конечно, картина пока неполная, но уже сейчас можно сказать при массированном применении такого оружия против авиации и наземных войск можно добиться не только огневого поражения целей, но и деморализации противника. Бои за центральную и северную переправы через Халхин-Гол это подтвердили. Правда, противник, а с ним и командующий Первой армейской группой Жуков вместе со штабом убеждены, что там применялись авиапушки и бомбы. Но это-то как раз хорошо для обеспечения секретности.
— Ну что ж, значит, будем строить эти заводы, и создавать новый вид оружия. И хотя у страны не так уж много золота, но на такое важное дело мы, пожалуй, кубышку откупорим…
***
— Ты, товарищ Локтионов, нам тут комедий не устраивай! Какая тебе тут еще статистика?! И без статистики все ясно. Потеряны самолеты! Восемь штук за два дня, словно корова языком слизала. Ладно бы у Смушкевича в Монголии, так нет, прямо в округах, где даже серьезных учений в это время не проводилось. В общем, не надо нас тут за дураков держать, объясняй нормально. А то причин катастроф мы от тебя пока так и не услышали. В чем эти причины, командарм?!
— Товарищ маршал. Если говорить о причинах этой аварии. Да-да, не катастрофы, а аварии, то их не так уж много…
— Восемь потерянных самолетов – это, по-вашему, не катастрофа?! Странный взгляд на потери у командарма Локтионова.
— Если мне позволят продолжить, то причины я озвучу… Что же касается терминологии, то «авария» или «катастрофа», определяется очень просто. Есть гибель людей, значит, «катастрофа». Если пострадала только техника, то авария.
— Это как же вы так умудрились восемь самолетов потерять, что все люди живы? Они, что у вас там, спьяну из кабин с парашютами попрыгали?
— Нет, товарищ Мехлис, не спьяну, и не попрыгали. Я не знаю, что доложили вам об этом происшествии, но ситуация, в общем-то, простая. 48-я авиабригада ожидала прилета комиссии ЦК… Встреча представителей ЦК и другого равнозначного начальства в ВВС происходит всегда одинаково. Все самолеты выстраиваются на стоянках, чтобы прибывшие могли сразу же осмотреть состояние матчасти.
— А зачем это делается? Чье это требование?
— Это, товарищ командарм, требование устава внутренней службы от 1937 года. На моей памяти, за единственный раз, когда это требование полностью не было выполнено, командир 4-й бригады был снят с должности с формулировкой «за отсутствие порядка во вверенной части».
— Хорошо, продолжайте.
— Примерно за час до прилета комиссии, на аэродром «Ягодное», на ту же площадку стал заходить аварийный ПС-40, приписанный к штабу округа. У него в воздухе отказали рули. Пилот мог бы, наверное, выпрыгнуть с парашютом, но у пассажиров самолета парашютов не было. Поэтому он попытался спасти и людей и машину. Надо признать, что опыта посадки самолетов с практически не работающими рулями, у пилотов наших ВВС до этого случая не было. В таких ситуациях пилоты всегда покидают самолет, постаравшись перед этим увести его подальше от людных мест. Здесь же, пилот капитан Омелин принял единственно правильное решение садиться на широкую полосу авиабазы. Даже с заклиненными рулями шанс посадить машину у него все-таки был. И он его, как смог, использовал.
— Ну, а что с остальными разбитыми самолетами? Они-то как пострадали?
— Когда самолет капитана Омелина после первого касания отскочил от земли, его развернуло, и понесло на выстроенные вдоль полосы И-15. После сильного первого удара, отбросившего легкий истребитель в сторону, транспортник еще раз развернуло, и он врезался в другие стоявшие рядом машины. Уже после этого аппарат остановился. По счастью, пожара не случилось.
— Раненые есть?
— Кроме ушибов, других повреждений у пассажиров и пилота нет.
— А техника?
— Три И-15 подлежат списанию. На остальных, после замены разбитого оперения и выполнения среднего ремонта, можно будет летать. ПС-40, как это ни странно, почти не пострадал. Замены потребуют винты, колеса и некоторые детали шасси. Что же до статистики аварийности…
На лице главного члена комиссии Ворошилова появилась гримаса неудовольствия.
— Извините, товарищ маршал, но я считаю необходимым доложить, что после введения новой системы контроля, опробованной в соединениях ВВС первой линии, количество необоснованных аварий в ВВС уже снизилось примерно в три с половиной раза. С начала июня мы стали вводить новые правила фиксации всех этапов проводимых ремонтов летной техники, и всех этапов предполетной подготовки. А после полета экипажи пишут свои отчеты. Потом сводим всю эту бухгалтерию, и обычно сразу же находим нестыковки. Теперь у нас всегда имеется возможность практически полностью восстановить все обстоятельства, предшествовавшие любой аварии, и выяснить ее действительные причины. А чаще всего, становится возможным вообще не допускать аварий, вылавливая ошибки и нарушения отдельных разгильдяев в самом начале. Фактически, всего за месяц было выявлено полторы сотни случаев безалаберного отношения к подготовке полетов. Тридцать таких нарушителей были временно понижены в звании, пятеро уволены из ВВС, остальные получили другие взыскания даже за мелкие проступки. ВВС не может позволить себе терять обученные кадры, но откровенных «временщиков» мы будем отсеивать жестоко. И самый главный результат наших нововведений таков. Скрыть следы своей причастности к аварии стало намного сложнее. Так что теперь и диверсиям сможем намного эффективнее противостоять.
