— Так что же это? Получается, мы тут с товарищами ложную тревогу поднимаем? Так, значит, товарищ Локтионов?!
— Я, товарищ Мехлис, считаю, что вот такой «ложной тревогой» кто-то умело ввел в заблуждение наше командование. О целях таких действий у меня предположений нет. А вот вашу помощь и заботу о нашей советской авиации, мы, командиры ВВС, ценим высоко. Если бы вместо вот такого нормального разбирательства по существу дела, комиссия и командование РККА, поддавшись на эту провокацию, без разбора применили бы санкции… То боевой учебе и работе ВВС, как и внедрению наших новшеств, был бы нанесен серьезный вред. Сомнений в этом быть не может. Именно за ваш тщательный и беспристрастный подход в расследовании рассмотренного инцидента, мы с товарищами командирами от лица ВВС хотим поблагодарить членов комиссии. Одновременно мы готовим ходатайство об изменении для ВВС положений устава внутренней службы, касающихся выстраивания летной техники на аэродромах. Нам, товарищи, в этот раз очень повезло, что вместо вражеского авианалета на нашу авиабазу свалился всего лишь транспортный самолет.
— Да уж «повезло»…
— …Будь вместо него серия бомб со скоростного бомбардировщика противника и результат был бы гораздо более плачевный. Вот поэтому мы считаем необходимым запретить в ВВС выстраивание самолетов в линию на аэродромах даже в мирное время. Ведь от выполнения этого уставного требования страдает безопасность техники и людей, и как следствие, боеготовность авиационных частей.
— Ладно, командарм. К ВВС вопросов у нас нет. Со своими предложениями по уставам обращайтесь в строевой отдел. А мы с товарищами вас поддержим. Вы и сотрудники штаба ВВС свободны.
— Есть быть свободным, товарищ маршал. Всего доброго, товарищи…
Одетая в синюю форму четверка откозыряв, покинула помещение. Когда дверь за Локтионовым и штабными командирами ВВС закрылась, Ворошилов вышел на середину комнаты и развернулся лицом к членам комиссии. Его поначалу негромкий голос, вдруг зазвучал громовыми раскатами.
— Это что за бардак тут у нас? А? Я вас спрашиваю?!! Мать вашу, «поверяльщики» хреновы!!! Значит так… Того, кто готовил нашей комиссии материалы для проверки ВВС разжаловать нахрен в красноармейца, и на Север его отправить служить. И пять лет… Слыхали меня?! Пять лет, чтоб он там с оленями в обнимку спал, Даже на побывку ни на день не отпускать оттуда этого гада. Нехрен такому в нашем управлении делать. Я вам покажу, как из командования РККА клоунов делать!
***
Павла не хотела просыпаться. Колесно-рельсовый перестук звучал для нее уютной убаюкивающей мелодией. Состояние между сном и явью, раскрепостило фантазию, и Павла вдруг захотела, чтобы это был не просто поезд. Ей внезапно пригрезилось, что все это происходит с ней в детстве. В интернате она часто мечтала, чтобы когда-нибудь нашедшие ее папа и мама вот так же усадили ее в поезд, и повезли куда-то далеко-далеко. Чтобы вот так же стучали колеса. Чтобы, боясь потревожить ее сон, негромко переговаривались обретенные родители. Чтоб звенели стаканы в подстаканниках и шуршали разворачиваемые на столе гостинцы, своим запахом рождая сонные ленивые желания…
— Товарищ майор, мы уже подъезжаем, вам и вашему подопечному скоро выходить?
— Не беспокойтесь, товарищ, у меня все под рукой.
— У менья тоже…
Шаги проводника стали удаляться, а краткий обмен репликами, безжалостно развеял туман ностальгического полусна. И хотя глаза еще были закрыты, Павла стала не спеша восстанавливать логический контакт с реальностью.
«Эх, такой сон ведь похерили, гады! Это что, мы в санитарном поезде катим? Я же вроде бы только что в Монголии была. Японский истребитель там на полосу сажала. И откуда это в «автолошадной» Монголии поезда? Или это уже Транссиб? А, может, я вообще не там… То есть как не там?! То есть, Монголия… Неужели мне все приснилось! И учеба, и война, и ребята. И Харьков, и Житомир, и Саки, и все наши успехи. Только бы не это! Если это правда, то я снова яду выпью, но на этот раз не втихаря, а прилюдно, как в индийском кино. И перед этим, я еще для усиления экранного эффекта, длинную забористую тираду на «Великом Петровском загибе» выдам. Стоять! А это что еще?!».
Павла в ужасе открыла глаза, оглядываясь и прислушиваясь. За закрытой дверью в коридоре звучал диалог на настоящем немецком языке. Причем его содержание, прекрасно слышимое в купе, окончательно вышибало почву из-под ног героического ветерана японо-монгольской войны.
— Это все глупости, господин майор. Ваше командование в Москве уже сделало абсолютно правильные выводы в отношении способов достижения европейской стабильности. Ведь именно титаническими усилиями нашего фюрера Европа в очередной раз спасена от кровопролитной бойни.
— Но ведь война все-таки случилась, господин Брюнер.
— Это даже не война, дорогой майор. Это скорее полицейская операция. Когда-то эти земли уже были германскими. Вы же не станете отрицать, что германская речь как государственный язык и ранее звучала на улицах городов, которые теперь снова вернулись под крыло империи.
— Кроме Варшавы?
— Да, кроме Варшавы. Но не забывайте, мой друг, что русская речь как государственный язык на улицах Львова также является новейшим достижением «дипломатии пушек». А оценки, хорошо это или плохо, давайте оставим политикам наших стран. Ведь мы с вами в очередной раз просто с честью выполнили свой долг.
— И вы действительно считаете, что крупной европейской войны в ближайшие годы не будет?
— Крупных войн вообще больше не предвидится. Да у кого сейчас в Европе есть силы воевать годами? Франция? Нет, это карточный домик с массивным фасадом «Мажино». Британия? За своим «замковым рвом» они снова трусливо отсидятся, «воюя» лишь на страницах газет. Кроме туземных войск и канадцев, их армия состоит из одних сопливых мальчишек, а все их ветераны сидят в колониях и борются с местными бандитами. Ну а остальные страны Европы… На их военные парады просто смешно смотреть. Нет, это для наших с вами стран не противники. Вы слышали? Уже больше месяца, как они объявили нам войну, и за это время не сделали ни единого выстрела. Ну, и что это, по-вашему, такое? А? Нет, дорогой майор, в наше время долгие войны ушли в историю, остались лишь быстротечные кампании победителей и уродливые маневры трусов…
«Елки-палки, хохдойч! Это куда же мы тогда едем?! И вообще, откуда на Транссибе германцы? Дипломаты, что ли?».
В этот момент дверь купе неожиданно отъехала. На пороге стоял незнакомый майор ВВС. Своим внимательным взглядом серых глаз он оглядел застывшее в ожидании продолжения лицо лежащего.
