— Этого не может быть! — запальчиво воскликнул Бернадот. — Парижане — отъявленные республиканцы.
— Вот еще! — хмыкнул я. — Парижане — отъявленные парижане, и ничего более. Они хотят вкусно есть, сладко пить и радоваться жизни. Девять лет назад они с огромной радостью, под зажигательную музыку и веселое пение, лишили престола своего короля. Это было чертовски весело, они танцевали на развалинах Бастилии и хохотали, глядя, как потешно дергают ногами графы и маркизы, подвешенные на фонари. Было очень весело, но потом стало грустно, а дальше — и вовсе страшно. Потом, при Директории, вроде бы не так жутко, но как-то… затхло, точно нюхаешь солдатский сапог. А сейчас? За считаные дни вашего консульства Франция уже оказалась втянута в гражданскую войну. Мой генерал, неужели вы и вправду думаете, что Париж окажет сопротивление законному наследнику престола: чудом спасенному, прелестному, трогательному мальчику, которого привезет на горячем коне любимый сын Марса?
— Но как же Республика? — уже теряя уверенность и напор, пробормотал Бернадот. — Ее идеалы?
— Республика? — Я усмехнулся. — Это забавно. Скажите, ваше превосходительство, Республика противоречит монархии?
— Но как же?!
— Республика, в переводе с латыни, означает «общее дело». И насколько я понимаю характер Бонапарта, по его замыслу, новая монархия будет той самой Республикой, в которой процветание державы будет общим делом и государя, и всего народа. Все остальное — свобода, равенство и братство — лишь трескучие слова. Мы и без того все равны перед Господом, мы и без того ведем себя, как братья, если, конечно, не забывать о Каине и Авеле. Мы не можем быть свободными, ибо жизнь каждый раз предлагает нам выбор, а наличие выбора исключает свободу.
— Проклятье! — Лицо Бернадота стало пунцовым от гнева. — Ты пытаешься опутать меня этими нелепыми словесами! Я свободен, слышишь меня? Я — свободен!
— Несомненно. — Я улыбнулся. — И сейчас вам необходимо сделать выбор, от которого зависит судьба Франции, а также ваша, моя и…
— Ступай прочь! — Первый консул хлопнул ладонью по столу. Я щелкнул каблуками и, развернувшись, направился из шатра. — Скажи дежурному офицеру, чтобы нашел для тебя место в палатке.
* * *
Утреннее солнце, в легкой дымке встававшее над кромкой леса, освещало поросший дубняком холм, широкий луг перед ним и Луару, величественно струящую воды к Атлантике. Вдали за рекой виднелись шпили замка, некогда подаренного королем Генрихом II своей несравненной возлюбленной, Диане де Пуатье. Я хорошо помнил эти места; за последние две сотни лет они мало изменились, разве что дубы стали толще, да замок казался пришедшим в запустение. Лис тоже казался взволнованным. Он стоял позади генерала Бонапарта, наблюдавшего в подзорную трубу, как скачут через луг всадники с белыми флагами.
— Это парламентеры, — склонившись к дофину, пояснил он.
— Я вижу. — Мальчик улыбнулся.
Кавалеристы были уже совсем близко.
— Мне кажется или вон тот, расфуфыренный, точно персидский шах, генерал Бернадот? — Наполеон бросил это в пространство, не обращаясь ни к кому лично, просто желая выразить обычное свое раздражение при виде соперника.
— Да, он, — подтвердил стоявший чуть поодаль Жюно. — Должно быть, этот самозваный Цезарь решил порадовать нас последними модами Парижа. Эти перья на шляпе выглядят смешно, вы не находите?
— Как по мне, так все лучше, чем тот васильковый мундир, в который вы меня обрядили при отбытии в Египет, — не замедлил вставить шпильку капитан д’Орбиньяк.
Бонапарт кинул на своего наперсника гневный взгляд. Дофин попытался замаскировать смешок кашлем.
Между тем Бернадот и окружавшие его офицеры поднялись на вершину холма. Наполеон пришпорил коня, выдвигаясь навстречу, но гасконец сделал вид, что не замечает этого, и аккуратно объехал досадную преграду, направляясь прямо к дофину.
— Мой государь, — ловко спрыгивая с коня и преклоняя колено, начал он, — я привез вам ликование Парижа!
За его спиной раздался зубовный скрежет Бонапарта. А в моей голове звучал восхищенный голос Лиса:
— Шо я тебе скажу, Капитан: при должной школе из этого папуасского вождя выйдет толк. Лишь бы Бонапарт раньше не вывел его в расход.
— Это будет не так просто. Но доживем — увидим.
Толпа орет в одно большое горло, но ест тысячью маленьких ртов.
Станислав Ежи Лец
Архив Метатрона, захваченный в тайных апартаментах Талейрана, был воистину необъятен. Здесь хранились зашифрованные досье, порой снабженные портретами, что облегчало работу. Ведь иногда имелись одни только кодовые имена, мало что говорящие даже после дешифровки текста. Для того чтобы разобраться в хитросплетениях созданной Метатроном паутины, воссоздать замыслы Талейрана, понять действия рычагов и шестеренок столь тщательно создаваемого механизма тайного управления миром, требовалось время и немалые ресурсы. Даже База порой не справлялась с лавиной документов, а уж сложить полученную информацию в единую картину — это был пазл не для слабонервных.
— Привет, дите подземелья! — В бывшую переговорную комнату Талейрана размашистой походкой вошел офицер для особых поручений коннетабля и первого министра королевства Наполеона Бонапарта принца де Марбефа, герцога Корсиканского. — На, перекуси. Тут Мадо тебе небольшой тормозок собрала. Кстати, и дражайший кузен сетует, что совсем ты его позабыл-позабросил, носа не кажешь. Жозефина с Гортензией вздыхают наперебой: куда наш храбрый рыцарь подевался? Между прочим, это оранжерейное растение, благоухающий цветок парижских салонов, вопрошало о тебе лично, ухватив меня за аксельбанты и пытаясь заплести их в косичку. По-моему, это ж-ж-ж неспроста.
— Сергей, ты видишь, сколько у меня работы? Я за полгода не расшифровал еще и пятой части того, что Талейран наплел за последний десяток лет, а весь этот Метатрон еще вполне может ой как аукнуться.
— Это и к гадалке не ходить, — согласился напарник. — Ты сегодняшний «Монитор» читал? От же продвинутый народ: компьютеров еще не придумали, а монитор у них уже есть!
— Не до того было.
— А зря, почитай. — Лис протянул мне многостраничную газету.
— «Генерал Жорж Кадуаль назначен губернатором Бретани». Ты об этом, что ли?
— Не совсем, хотя я послал ему от нас поздравления.
— «Хранитель большой королевской печати герцог де Батц утвердил поданные его величеством и принятые Генеральными Штатами эдикты „О равенстве сословий“ и „О свободе вероисповеданий“». Что ж, очень мило со стороны христианнейшего короля.
