Никто не понял, о чем говорит князь, но возражать на всякий случай не стали.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. НАСТОЯЩИЙ ВОИН ДОЛЖЕН УМЕТЬ.
Игумен Иоанн, суровый грек, в молодости мессионерствовал в Скандинавии и теперь неплохо говорил по-шведски.
— Здравствуй, — сказал он.
Хелье поклонился. В теплой шерстяной монашеской робе, которую ему подарили, чтобы он не мерз, он отличался от обитателей монастыря только длиной волос.
— Зачем я тебя позвал, вот… Тут, видишь, брат Артем едет не откладывая в Киев…
— Ничего не нужно, — Хелье мотнул головой.
— Ты подожди! Не быстро спеши! Я даже помню, есть поговорка в этих краях даже… Как это, на местном наречии… Поспешишь… Поспешишь…
— И все пойдет прахом, — подсказал Хелье.
— Да, что то в такой душе. Так… Брат Артем едет в Киев, и надо бы, помимо разного… для кузни… купить. Разные приложения. Для кузни.
— Приспособления, — подсказал Хелье.
— Да, точнейше. Кузнец дал составление.
— Список?
— Да. В то время как брат Артем именно в этих делах не смыслит. Вообще совсем.
— Пусть едет сам кузнец.
— Нельзя, Хелье. Он обет дал за что-то… Славяне любят давать обеты. Это хорошо. Но не каждый раз. Прошу тебя ехать с братом Артемом. Ты знаешь, где купить и за сколько… для кузни. Тебя никто не обманет. Не отказывай.
Вообще-то, подумал Хелье, они меня всё это время кормят. И робу дали. А денег не требуют. Как-то глупо отказываться. Но ведь нельзя мне в Киев. Или можно? К Горке я близко не подойду. А так — повидаю Гостемила… нет, не хочется мне его видеть. Ну, стало быть — до Кузнечного Конца и назад, да? А то что-то одиноко здесь. Нужно и на людей посмотреть. Как они там, без меня.
— Хорошо, — сказал он. — Согласен.
— Да! Хороший ты. Хороший парень Хелье. Я сразу понял. Все деньги у брата Артема. Да, было кроме этого. Ты владеешь свердом?
Хелье промолчал.
— Нет, ты не замолчи. Ты скажи. Владеешь?
— Владею.
— Пойдем, я выдам тебе сверд. Лихих людей много в реках и на хувудвагах. Сверд в кладовой. Пойдем.
Монах-кладовщик отпер дверь. Много разной утвари. Игумен прошел в дальний угол, разобрал там какой-то хлам, вытащил оружие, и протянул Хелье.
Первый раз за три месяца Хелье ощутил рукоять в руке. Сверд оказался тяжеловат, и лезвие покрыто было ржавчиной, но, судя по всему, ржавчина не проела его пока что насквозь. Старые формы, старый сплав, небось олеговых еще времен. Хелье поискал глазами и тут же обнаружил точильный камень. Подобрав, он сунул его в карман.
Монашеская роба имеет много преимуществ. В частности, позволяет человеку ходить неузнаным в тех местах, где у него есть знакомые. А сверд скрывается под нею полностью, и при этом движения не затруднены.
Весь день, сидя у кормы, Хелье обхаживал ржавый сверд, неспеша, со знанием дела, импровизируя новый принцип заточки и чистки. Очищенный от ржавчины и заточенный, сверд оказался шедевром старого оружейного мастерства. Новгородской ковки, кильон имел резной, поммель украшали языческие узоры, до того виденные Хелье только на рисунках. Но тяжеловат. Сделан еще в те времена, когда главное назначение свердов было — рубить, как тупым топором, чем сильнее, тем лучше. Хелье сделал несколько упражнений — и разозлился на себя. Кисть ослабла за это время.
Ночью в прибрежном лесу возбудились и завыли волки.
— Ишь воют, проклятые, — сказал настороженно брат Артем, крестясь.
Хелье это рассмешило. Сделав круглые глаза, он поднял голову к луне и протяжно завыл по-волчьи.
— Прочь, сатана! — крикнул Артем, крестясь.
— Не бойся, не съем, — сказал Хелье.
— Оборотень!
— Сам ты оборотень! А еще я мяукать умею. Хочешь вместе помяукаем?
— Вот же послал Господь попутчика, — сказал тихо Артем.
— Не Господь, — строго возразил Хелье, — а игумен, и не попутчика, но сопровождающего. Бога не гневи. А то волкам скормлю.
К середине следующего дня прибыли на Подол, и оттуда отправились в Кузнечный Конец. В одной из кузен Хелье переговорил с хозяином и показал ему сверд. Кузнец пришел в восхищение и тут же предложил Хелье поменять его на другой, новый, прочный и легкий, рассчитывая продать старинное оружие какому-нибудь любителю за десять гривен. Хелье потребовал себе гривну.
— Да ты что! — возмутился кузнец. — Я тебе, милый человек, мой лучший сверд даю за эту старую рухлядь. Вы, чернецы, совсем с ума спятили!
— Не самый лучший, — возразил Хелье. — Самый лучший вон лежит, но я не люблю такие рукояти, об них руку натираешь сразу. Давай сверд и гривну серебра, получишь рухлядь.
Кузнец хотел опять возражать, но Хелье, прикинув расстояние до потолка, неожиданно подкинул рухлядь вверх с подворотом. Он давно не практиковался, но некоторые навыки застревают надолго. Олеговых времен клинок перевернулся семь раз, летя вверх, и девять раз, летя вниз, и вошел острием вертикально на локоть в земляной пол.
— Пес ети, — только и сказал кузнец.
Больше он не спорил. И все, что нужно было монастырской кузне, продал со скидкой и самого лучшего качества.
На торге, где брат Артем покупал какую-то утварь, Хелье, опустив капюшон на глаза, остановился возле скоморошьего заграждения. Скоморохи старались.
— А ты не знаешь? — услышал он знакомый голос.
Хелье обернулся осторожно. Александр что-то выпытывал у женщины, торгующей малосольными огурцами.
— Нет, — ответила женщина, сокрушаясь и поправляя с достоинством большую грудь.
— Это просто негодяйство! — вскричал раздраженный и, показалось Хелье, действительно отчаявшийся Александр. — Во всем Киеве ни одной повитухи не осталось!.. О!
Он заметил Хелье и сразу узнал его. Плохо, подумал Хелье. Что-то меня выдает.
— Здравствуй! — закричал Александр.
— Шшш, — сказал Хелье.
— Прости, — Александр понизил голос. — Жена рожает. Повитух нет! Я с ног сбился.
— А сам не умеешь?
— Нет. Глупо, правда?
А ведь может помереть Матильда, подумал Хелье. Только этих угрызений совести мне и не хватало.
— Я умею, — сказал он.
— Да ну?
— Учили.
«Настоящий воин умеет все, что умеет любой обычный человек, только лучше» — вспомнил Хелье один из лозунгов Старой Рощи. Сам он никогда не принимал роды, но три раза присутствовал, опять же в Старой Роще.
— Вообще-то это не мужское дело, — сказал Александр, яростно надеясь.
— Конечно нет, — ответил Хелье.
— Бежим.
— Мне нужно предупредить Артема.
— Ты в монахи постригся?
Хелье не ответил. Подойдя к брату Артему, он сказал тихо,
— Я вернусь через час. Выпей пока что бодрящего свира вон в том заведении, видишь? Вот тебе гривна.
Брат Артем хотел уж было возразить, но гривна свое дело сделала.
— Я думал, — сказал Хелье на бегу, — что ты с женой куда-то уехал.
— Вернулись мы. Не доехали.
— Ага.
— В связи с событиями. Скотина Хайнрих бьет норманнов в Италии, там сейчас опасно.
Добежали. Александр не стал стучать и ждать, пока Швела откроет дверь — просто выбил плечом засов.
Матильда лежала на спине в спальне и слегка подвывала. Да, подумал Хелье. Сейчас я в первый раз увижу ее голой, не в лучшем состоянии.
Он развязал веревку, стащил с себя робу, отцепил сверд.
— Ааааа?! — застонала Матильда, увидев Хелье.
— Тихо, — велел Хелье. — Александр, сними с нее покрывало, что ли, и говори ей какие-нибудь проникновенные слова.
Матильда попыталась перевернуться на бок и не отдать покрывало, но ничего у нее не вышло.
Тело Матильды разочаровало Хелье. Он ждал большего. Бедра оказались худые, арсель отвислый, талия недостаточно точно очерчена, а кожа неровна и негладка, и слишком бледная. Икры для такого тела были широковаты, колени костлявы, груди отвисали, а пигментные пятна вокруг сосков были большие, темного цвета, с крупными пупырышками. Впрочем, это сейчас он так думал. Годом раньше он наверняка всему этому умилился бы.
— Вставай на четвереньки, — велел он ей. — Вставай, вставай.
— Делай, как он говорит, — подтвердил Александр.
— Thou hast promised a midwife, — сказала она, исходя бриттской тоской.
— He be thine midwife today.
— Be this a manner of jest?
— Do as he sayeth. He seemeth to know what he doeth. No, seriously.
— Старая Роща, — подсказал Хелье. — Делай, что велят.
Матильда, поколебавшись, зашлась вдруг криком и встала на четвереньки. Хелье присел рядом.
— Вдохни глубоко, — сказал он. — Глубже. Так. Теперь дыши глубоко и тужься.
— Больно!
— А нечего было беременеть. Глубже. Тужься, хорла! Александр, нужны два ведра с горячей водой и одно с холодной.
Кость у Матильды была широкая, а бедра узковаты. Александр и Хелье провозились два часа, но вот показалась голова, а затем и плечи. Грязный лилово-розовый кусок мяса. Поддерживая мясо осторожно, Хелье взял поданный ему Александром нож и перерезал пуповину. Розовый кусок мяса молчал. Хелье шлепнул его по игрушечному арселю. Молчание. Хелье макнул его в теплую воду, затем в холодную, и снова в теплую, и снова шлепнул. Рот у куска мяса распахнулся и издал сиплый, требовательный, ужасно недовольный вяк, того типа, от которого у отцов сжимается в бесконечной жалости сердце, а у матерей просыпается чувство облегченного удовлетворения, а губы сперва складываются в трубочку, а затем растягиваются в дурацкую улыбку. Матильда снова лежала на спине.
