Орм маялся совестью. Ведь они с Тьодольвом были приятелями, ровесниками. Не раз вместе отправлялись и на рыбную ловлю, и на хейди, и на сбор птичьих яиц. И вот…
Торгейр тут же отправился к годи Торкельсону с требованием примерно наказать поджигателя. Был хмур и раздосадован – жаль, что сыновья не взяли поджигателя на месте.
Годи был хмур и раздосадован не менее Торгейра. Но, понятно, по другому поводу.
– Твой сын нанес повреждение другому человеку и должен ответить за это, – проговорил он, не дав Торгейру закончить претензию.
– С ворами надо поступать по всей строгости, а Орм не мог видеть, кто им был. Да и не так уж важно это. Собирай стариков, я буду говорить!
– Сначала выдай нам своего Орма. Пусть судят его, а потом уж будешь говорить ты.
– А вор будет спокойно сидеть и наблюдать?
– Он лежит при смерти!
– Сам виноват! Пусть еще ответит за свои дела и расскажет, кто его послал. Не ты ли, годи?
– Не забывайся! Как ты говоришь со мной?!
– Я от тебя требую справедливости, как это положено у нас. А ты думаешь только о пострадавшем родственнике, а не о справедливости! Пусть старейшины нас рассудят, а то как бы тинг [5] не пришлось созывать.
– Тебя никто не поддержит! Ты вредный человек!
– Я никому вреда не причиняю. Живу сам по себе, а за свои дела против меня ты будешь отвечать перед тингом!
– Уходи по-доброму, Торгейр. А то как бы собак на тебя не спустил!
– Хорошо, годи, я уйду, но скоро ты предстанешь перед тингом!
На том и поладили. Если это вообще можно назвать «поладили».
* * *
Во всяком случае, после этого их разговора в поселке стало совсем неспокойно.
Годи сколачивал сторонников. Если соберется тинг, то ему без основательной поддержки придется туго.
Торгейр отправился в Скальхольт на прием к епископу, а также имел надежду уговорить законоговорителя Маркуса посетить их фьорд и принять участие в тинге. Привлечение к делу этого уже знаменитого скальда могло в значительной степени способствовать победе над злопамятным годи.
Сведения с быстротой штормовой волны распространялись по поселку. Вся весна проходила в обсуждении предстоящей схватки двух враждующих сторон.
Время шло, а Тьодольву становилось все хуже. Он не вставал с постели. Почка она и есть почка. Родственники пострадавшего в случае смертельного исхода болезни грозили Орму и его роду страшными карами, но сил у Торгейра было много, и угрозы не принимались всерьез.
Готовились к тингу. Никто не сомневался, что он состоится и что годи будет нелегко отстоять свою власть, не говоря об обычном порицании его деятельности. Готовились к тингу. Куда ни пойди, только о нем и слышно было. Готовились к тингу.
– Что это они о своем тинге так долго разговаривают? – спрашивал Сивел у Ленка.
– Вроде нашего веча, – отвечал Ленок. – Там все важные дела и споры решаются. Поглядим.
– Сказал! На нашем вече тыщи собираются, а тут что?
– Новгород-то город большой, а это всего поселок, – отвечал уже Белян не без мудрости. Он в последнее время немного оживился и не бродил столь угрюмо и отрешенно. – Но и там и там главное – чтоб все по закону жили. А сколько их, этих всех, – без разницы. Главное – чтоб по закону.
– А знаете, как ихние законы зовутся? – оживился Ленок. – Чудно эдак! «Серый гусь», во как! Придумали ж название!
– У нас «Правдой» зовут, – приосанился Сивел, будто это его заслуга.
– Как ни назови, братка, главное – чтоб по закону.
* * *
Теплые ветры несли с юга туманы и дожди. Снег медленно таял, и рыбаки готовили лодки к путине. Скот начали выгонять на волю. Овцы бродили, выискивая прошлогоднюю траву под снегом. Изрядно припекало солнце, и собаки лениво ложились в тень, жмуря глаза.
– Слыхал, Белян?
– Чего, Ленок?
– Нашу лодью собираются готовить к плаванию. Куда – вот узнать бы.
– Куда пошлют, того нам знать и не полагается. Хозяева есть. Нас не спросят. А ты чего?
– Я к тому, что если к норвегам или близко к ним, то и до нас недалеко. Свободу дали нам, так можно и попользоваться ею.
– Лучше не загадывать…
В середине апреля прибыл Торгейр, вернулся. Весьма вовремя. Накануне все-таки скончался Тьодольв. Поселок встрепенулся. Того и гляди, оба лагеря набросятся друг на друга. А похороны могут вылиться в погром Торгейрборга – усадьбы Торгейров.
Торгейр собрал домочадцев:
– Старайтесь не поддаваться на наскоки людей годи. Они наверняка будут подстрекать вас и воспользуются любым предлогом для драки. Поэтому на похороны выйдем все, за некоторым исключением. Держаться вместе.
– Оружием запастись бы, – подал голос Сегунд.
– Оружие не брать ни в коем случае! – окоротил сына хозяин. – Но брони можно надеть, кому достанется. Нас много, и вряд ли наши противники осмелятся напасть на нас. А что до их криков – нам пристало быть спокойными и не отвечать на оскорбления и угрозы.
– Да чего их бояться! – снова подал голос Сегунд. – У них стало совсем мало сторонников. Не посмеют! Да и мы начеку!
– Сарай вот поджечь посмели, – снова окоротил Торгейр. – А кое-кто оказался не начеку…
Сегунд благоразумно притих.
– Мы еще помолимся Господу нашему о ниспослании спокойствия и удачи, – закончил речь Торгейр.
* * *
Похороны прошли на удивление мирно. Обе стороны будто забыли о распрях и в скорбном молчании проводили жертву вражды. Даже близкие родные Тьодольва не посмели намекнуть на вину Торгейра в смерти их близкого.
Весь поселок собрался в большом доме собраний, где чинно помянули усопшего. Торгейр внес солидную долю на похороны и поминки, и народ разошелся по домам с видимым примирением.
Через несколько дней прибыл законоговоритель Маркус, молодой и весьма уверенный в себе. В нем чувствовался веселый нрав и обходительность. Он запросто вступал в общение с людьми, не гнушаясь их низким происхождением или бедностью.
Он остановился в доме годи Торкельсона. Люди стали шептаться, что дело Торгейра будет провалено. От епископа из Скальхольта тоже прибыл посланец, настоятель монастыря, и тоже поселился в доме годи. Тот стал расхаживать с надменным видом.
Тинг был назначен. Старейшины и все желающие принять в нем участие стали собираться в поселок. Было похоже на праздник. Начались торги, и хозяева, пользуясь случаем, стали совершать пустяковые сделки и договариваться о браках своих детей. Уже мало кто говорил о несчастье, случившемся в поселке.
В воскресенье глашатай обходил дома, созывая на тинг.
– Вот чудно, – говорил Ленок, – даже простой работник может кричать на годи и даже от имени своего хозяина.
– Ну и что? Здесь так заведено, что работник, раз он свободен, может на любом сборище голос свой возвысить.
– Так и мы пойдем?
– А чего нет? Надо глянуть на их тинг. Говорят, их законоговоритель очень мудр, хоть и молод еще.
– Это тот, что остановился у годи? – спросил Сивел.
– Тот самый, – ответил Ленок.
– Нет веры моей ему. Чего у годи остановился?
– Как же? Власть надо уважать, а там видно будет. Тем и интересно послушать, как они дело будут решать.
* * *
Люди собирались. Скамей всем было мало, большая часть людей стояла, вытянув шеи. Скоро стало нечем дышать, воздух спертый. Открыли двери и крохотные оконца, но это мало помогло.
Маркус начал тинг с обычных пунктов о свободе, установленных в своде законов «Серый гусь». Напомнил о традициях, существующих на острове с момента заселения, помянул героев, прославившихся подвигами во славу новой их родины. Затем огласил основной вопрос, по поводу которого собрались жители.
Спорящие принесли клятву говорить правду и уважать соперника.
Вызвали Торгейра как истца по делу. Тот встал и приосанился:
– Многоуважаемый законоговоритель и все собравшиеся! Я всем признателен за труд, который вам пришлось проделать, прибыв на наш тинг, бросив работу, которой всегда так много у нас. Но дело мое не терпит дальнейшего отлагательства…
Это было, так сказать, вступление. Традиционное.
Далее он коротко изложил причину спора и вражды. Говорил медленно, внятно. Не докучал мелкими подробностями. Замолк.
Тишина с минуту не нарушалась ничем, кроме вздохов потеющей и переминающейся публики.
– Что ж, – Маркус огладил рыжеватую бороду, – теперь послушаем, что скажет нам уважаемый годи Ари Торкельсон. Говори, годи, все слушают тебя, – бесстрастный голос законоговорителя выразил лишь желание строго следовать закону.
Годи Ари встал:
– Уважаемый тинг! И ты, наш прославленный законоговоритель! Отдаю в ваши руки судьбу свою и достояние. Хозяин Торгейрборга нарушает наш мирный труд. Он не желает продавать нам лес, без которого мы никак не можем обойтись. Такое впервые происходит в нашем фьорде. Люди обозлены и, я считаю, вполне справедливо. Каждый готов отдать запрошенную цену, но он не хочет уступать. – Годи перевел дух, заметив на лицах слушателей одобрение. – Не удивительно, что люди стали косо смотреть на Торгейра.
