Ознакомительная версия.
Пир в кремлевских палатах устроили, как Пётр и пожелал, за счет богатого купечества и аристократии. Аристократия особого восторга не проявила, но уж купечество расстаралось. За что Пётр отблагодарил не только устроителей пира, но и все купеческое сословие: на год освободил от всех налогов. Пусть жирку нагуляют. Аристократам же преподнес другой сюрприз: всякий отрок благородного происхождения по достижении им десятилетнего возраста должен постичь грамоту и арифметику. После чего его судьба будет решаться специальным Приказом, который Пётр планировал создать по возвращении в Петербург.
Вообще-то можно было туда ехать уже с утра, по холодочку. Но оставалась еще одно дело, решать которое нужно было немедленно. Поэтому на следующее утро Пётр приказал оседлать лошадь, и поехал в Измайловский дворец, к герцогине Мекленбургской Екатерине Ивановне, которая там проживала вместе с малолетней дочерью, приживалками, шутами, шутихами, юродивыми и тому подобным народом.
Ехал знакомиться со своей возможной невестой, которая была моложе его на шесть лет. Ее мать, Екатерина Ивановна, дочь сводного брата императора Петра по его желанию в 1716 году вышла замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда. Этот брак был вызван политическими соображениями – Пётр хотел союза с Мекленбургом для охраны от шведов морского торгового пути. Предполагалось использовать портовые города Мекленбурга как стоянку для русского флота, а также обеспечить возможность продажи в княжестве русских товаров.
Политика, политика, ничего, кроме политики. Чувства новобрачных никого не волновали, а перечить Петру Первому – дураков не было. Согласно брачному договору, герцог обязался обеспечить своей супруге свободное отправление православной службы и выплачивать ей по 6000 ефимков денег в год. Петр I обязался, со своей стороны, содействовать завоеванию для герцога города Висмара, но обещание свое не выполнил – все недосуг было.
Раздражение герцог вымещал на супруге, изрядно ее поколачивая. Да та, к тому же, не подарила ему сына, так что престол теперь должен был унаследовать младший брат герцога. Расположение Петра к новому родственнику было недолгим – через год герцог попал к Петру в немилость. А еще через три года супруга сбежала от него в Россию, прихватив с собой малолетнюю дочь.
Мекленбургские порты были для России безвозвратно потеряны, а поскольку герцог Леопольд свой характер демонстрировал не только супруге, то вскоре после смерти Петра Первого был свергнут с престола своими же подданными и заточен в крепость. Формального развода не произошло, но супруги больше никогда не виделись.
Воспитанием принцессы Мекленбургской занимались мать и бабушка, вдовая царица Прасковья Федоровна, правда, недолго – скончалась через год после приезда внучки в России. После этого можно было уверенно говорить, что принцессу вообще никто не воспитывал: матери до нее не было никакого дела, а мамки и няньки после пяти лет были просто бесполезны. Елизавета-Христина, которую даже в православие не удосужились перекрестить, росла, как трава в поле: спала до полудня, ложилась, когда Бог на душу положит, ни одного языка толком не знала, а уж о хороших манерах оставалось только мечтать.
Тайной это ни для кого не было, поскольку при дворе принцесса и ее мать никому не были интересны. Жили они, как рассказывали Петру, в настоящем клоповнике: десятилетиями не знавшим уборки Измайловском дворце, изрядно обветшавшем, а кое-где и вовсе грозившем обвалиться. Нужды нет – герцогиня Екатерина первую рюмку выпивала, вставая с постели, а последнюю – перед сном. Живо интересовалась мужчинами, причем интерес этот был отнюдь не платоническим, и ежегодно тайно избавлялась от нежеланного плода своих амурных утех. До дочери ли тут?
Пётр ехал лишь с двумя сопровождающими, посему его появление особого интереса первоначально не вызвало: мало ли кавалеров в гости к герцогине жалует? Коня принять было некому – разве что огромной хавронье, развалившейся в луже посреди захламленного двора. Н-да, картина маслом…
В сенях заспанный холоп глянул без особой доброты и просипел:
– Пущать нонече никого не велено.
Пётр вполсилы отвесил ему оплеуху и осведомился:
– Что же так строго?
– Так гости у герцогини, – заныл холоп, стараясь отойти подальше. – Заперлись в опочивальне…
– Веди
– Убьет ведь герцогиня…
– А я – не убью? – ласково осведомился Пётр. – К твоей хозяйке сам император пожаловал, дурья голова. – Где опочивальня?
– Так по лестнице наверх и в правую дверь…
Дворец заметно ожил, но Пётр не стал дожидаться, пока очнуться все челядинцы дорогой тетушки и, перешагивая через ступеньки, мгновенно оказался наверху. Правая дверь разлетелась от одного его прикосновения. А с широченной и довольно грязной постели кто-то зайцем метнулся к окну.
– Поймать! – приказал Пётр сопровождающим.
И пока те с азартом выполняли приказ повернулся к своей родственнице. Будущей теще, если Бог даст.
Глава шестая. Вшивая принцесса
Та, похоже, еще не поняла, что случилось, но, сосредоточившись, нырнула под одеяло и ахнула:
– Ваше императорское величество!
– Оно самое. Решил вот заглянуть, посмотреть, как живете-можете.
– Да вот недомогаю… Сил нет с постели встать.
От тетушки шел густой винный дух в сочетании с другими ароматами перезрелой женщины. Петра аж шатнуло.
– Вот, – ваше императорское величество, – доложил ему один из адъютантов, – поймали беглеца. Чуть-чуть не успел из окна сигануть.
– Злоумышленник в опочивальне герцогини? – нахмурился Пётр. – Повесить немедленно.
Голый и не слишком молодой «злоумышленник» рухнул на колени:
– Государь, смилуйся! Не злоумышленник я! В гостях туточки…
– С каких это пор в гости к замужним дамам без порток хаживают? – осведомился Пётр. – Тётушка, что это за персона?
Со стороны кровати не доносилось ни звука.
– Князь Трубецкой я, государь. Зашел госпожу герцогиню проведать.
– Ты из меня дурака-то не делай, – нахмурился Пётр. – Мне, чай, не пять лет. Блудом сие называется. Так что приказываю: поместить под арест, ободрать кнутом на площади в назидание другим «гостям», а потом на год – на Соловки, грехи замаливать.
– Государь! – взвыл Трубецкой. – Помилуй! Богом клянусь, никогда более… Да разве я один сюда…
– Еще интереснее. Значит, на Соловках тебе не скучно будет. Пока в темницу его какую-нибудь киньте. Пусть там список гостей герцогини составит. Позже разберемся.
Рыдающего князя выволокли из опочивальни. Герцогиня Екатерина по-прежнему не издавала ни звука.
– Это как же понимать, сударыня? – осведомился Пётр. – Средь бела дня, при живом муже полюбовников принимаете?
– Бес попутал, – пискнуло из-под одеяла.
– И часто он вас так путает?
– Да в первый…
– Не лгать мне! – рявкнул Пётр. – А то тоже с кнутом спознаетесь. Отвечайте правду.
– Да не считала я их, государь…
– Ничего, я сосчитаю. Прислугу допросим, охрану… А вы, сударыня, извольте собираться. Уезжаете отсюда немедленно.
– Куда, батюшка-государь?!
– В Ивановский монастырь, там игуменья построже прочих будет. Пригляд обеспечит – чтобы ни вина, ни мужиков. Каяться будешь. А потом к мужу отправишься.
– Да уж лучше в монахини!
– Монахинь и без тебя хватает, а герцогиня Мекленбургская должна в своих владениях пребывать. Совместно с супругом.
– Так ведь скинули моего дурака с герцогства-то.
– Собирайся, – жестко повторил Пётр. – Чтобы через час готова была. А у меня тут пока другие дела есть.
Из-под ног Петра с писком разлетались какие-то старушки, девки, монашки. Деревянная лестница, на вид вот-вот готовая рухнуть, трещала и скрипела. А юный император пытался представить себе, что за дочь могла породить пьяная, толстая баба, которую он только что оставил в ее вонючих покоях.
Впрочем, невыносимо смердел весь дворец, так, что Петра даже немного замутило. Наконец его привели в боковое крыло второго этажа к посеревшим от старости и грязи двустворчатым дверях.
– Покои принцессы Елизаветы-Христины, – доложил лакей, одетый во что-то, бывшее лет десять назад ливреей.
– Она у себя?
– А где же нашей касатушке быть? У себя, вестимо, под неусыпным надзором.
«Сумасшедшая! – мелькнуло в голове у Петра. – Вот и все грандиозные замыслы о династическом браке и части территории Мекленбурга в приданное. Или обезножившая. Иначе с чего бы ее неусыпно караулить».
Двери распахнулись и Пётр оказался в полутемной комнате с наглухо зашторенными окнами. Приглядевшись, он заметил в углу кровать с балдахином, а в углу кровати – кого-то копошащегося в тряпье.
– Ваше высочество, – провозгласил лакей, – к вам государь-император пожаловали. Собственной персоной.
Ознакомительная версия.
