Ознакомительная версия.
Однако ни высокое положение, занятое Толстым при дворе (он был одним из 6 членов вновь учрежденного Верховного тайного совета), ни доверие императрицы, ни изворотливость и опытность в интригах не уберегли Толстого от падения. Долго действуя рука об руку с Меншиковым, Толстой разошёлся с ним по вопросу о преемнике Екатерины.
План австрийского посланника Рабутина возвести после Екатерины на престол Петра Алексеевича, женив его на дочери Меншикова, получил горячее одобрение последнего. Но Толстой, опасаясь, что воцарение Петра II будет грозить жизнью ему и всей его семье, стоял за возведение на престол одной из дочерей Петра. Меншиков одержал верх, и 82-летний Толстой был приговорён к смертной казни, которую заменили ссылкой в Соловецкий монастырь. В день приговора он писал племяннику:
«По указу Его Императорского величества кавалерия и шпага с меня сняты и ведено меня послать в Соловецкий монастырь от крепости прямо сегодня; того ради, Борис Иванович, можешь ко мне приехать проститься, а сын мой Иван, я чаю, от печали не может приехать, а вас обоих ведено ко мне допустить… А более писать от горести не могу. Велите кафтан овчинный и более не знаю, что надобно. Впрочем, всем моим от меня благословение».
Именным Высочайшим указом, от 2 июня 1727 года, Пётр Андреевич Толстой и сыновья его лишены чинов и графского титула. Вместе с Петром Андреевичем в соловецкую тюрьму был отправлен и его сын Иван. Но проехать успели только часть дороги: юный император, к великому изумлению Толстого, не только простил его, но и повелел вернуться в столицу и далее «служить, как деду моему служил».
Пётр рассуждал просто: если наказывать всех, кто имел отношение к смерти его отца, то добрая четверть аристократии может лишиться головы или отправиться в Сибирь. Он бы и Меньшикова простил, да тот загордился и заворовался. Вот пусть за всех теперь и отдувается.
Граф Петр Толстой с сыном Иваном ожидали государя в малой приемной. Как были с дороги – в крестьянской одежде. Хотя… откуда им было знать, для чего юный император свой же собственный указ отменил? Может быть, решил для наглядности всем дедушкиным сподвижникам головы на лобном месте оттяпать? Времена такие – чего угодно можно ждать. А император юн, да и не своим умом живет – Светлейший им крутит, как хочет.
– Добро пожаловать, князь Пётр, – с улыбкой стремительно вошел в покои Пётр. – Хорошо ли доехали?
– Довезли… – уклончиво ответил князь, все еще не понимая, как судьба повернется.
– Титул графский тебе и твоим сынам я возвращаю, а на былых обидах крест ставлю. Бог тебя простит, а я простил…
– Государь, – только и сумел вымолвить граф Толстой и повалился императору в ноги.
Следом за ним растянулся на полу и сын Иван.
– Ну, хватит. Княжич Иван, ты мне сегодня не надобен, езжай домой, порадуй родных. А с батюшкой твоим у нас разговор долгий будет. Долгий и секретный.
Иван снова отвесил земной поклон и удалился.
– А ты присаживайся, князь Петр Андреевич, – предложил Пётр. – Хватит уже коленки-то протирать.
– Не знаю, как и благодарить тебя, государь, за милость твою великую…
– Сейчас узнаешь. Годы твои, конечно, преклонные, и нелегко тебе будет исполнить мое поручение, однако, окромя тебя, никому его доверить не могу.
– Приказывай, государь.
– Как тебе ведомо, дед мой отдал свою племянницу Екатерину за герцога Мекленбургского, да что-то у них там не заладилось. Герцогиня вернулась в Москву с дочерью. А герцога родной брат с престола согнал.
– Дела семейные…
– Так-то оно так, но ежели я на принцессе Мекленбургской женюсь, то должен и о приданном подумать…
– На деньги не льстись, государь, не заплатят, хоть и посулят златые голы.
– Вот и я так думаю. Дед свою племянницу в Мекленбург отправил, чтобы Россия пристойные порты на Балтике имела. Да не довел задуманное до конца. Посему хочу я, чтобы за принцессой дали остров Рюбек – в полное владение ее и потомкам.
Граф Толстой остро глянул на императора.
– А согласятся?
– А ты как думаешь?
– Добром – нипочем, ваше императорское величество.
– Значит, силой заберем. Призовем в союзники австрияков, да пруссаков и быстренько Мекленбург на части растащим.
Некоторое время в комнате царила тишина. Император и его «порученец» думали.
Глава седьмая. Дела государственные и дела семейные
– Рюген… – задумчиво начал Толстой. – Ничего интересного там нет, местные жители кое-как перебиваются с рыбы на овощи, но… Если по-умному переговоры повести…
– То есть?
– Найти брачный договор герцогини Мекленбургский с герцогом Леопольдом. Там обязательно должна быть «вдовья часть» прописана, причем не только в деньгах, но и земельных угодьях.
– Ну-ну…
– Угодья эти можно договориться поменять на остров, который нам нужен. А денежную часть объявить приданным принцессы. Немцы прижимисты, могут клюнуть. Им самим этот остров – сплошная головная боль: то и дело кто-нибудь отобрать норовит.
– А ежели и на это не согласятся?
– А армия-то у тебя на что, государь? Да и император австрийский, дядя твой по матушке твоей покойной, думаю, в помощи не откажет, если к нему за это юг Мекленбурга отойдет. А ежели твое императорское величество еще и прагматическую санкцию признает…
– Напомни-ка мне о ней, – приказал Пётр. – Меньшиков-то до опалы своей все государственные дела под себя подгреб, мне и не сказывал, почитай, ничего.
Вот-вот, очень удобный предлог узнать, что это за санкция такая. Потому что про нее Пётр на самом деле слыхом не слыхивал и понятия не имел, что это за зверь такой австрийский.
– Прагматическая санкция 1713 года – неторопливо начал Толстой, нимало не удивившись императорскому невежеству, – сие есть закон о престолонаследии в австрийской монархии Габсбургов, изданный Карлом VI, у которого не было наследников мужеского пола, а лишь единственная дочь. Закон устанавливал нераздельность габсбургских земель, разрешал их наследование дочерями монарха при отсутствии у него сыновей.
В доме австрийских Габсбургов не осталось наследника мужского пола, зато было пять принцесс: две дочери Леопольда I, две – Иосифа I и одна императора Карла. Поскольку Леопольд и Иосиф уже отошли в мир иной, наследницей должна была стать его дочь – Мария-Терезия.
В 1720—1724 годах Прагматическую санкцию признали сословные сеймы земель габсбургской монархии. Карл VI стремился ее утвердить на международном уровне и опубликовал ее текст 6 декабря 1724 года. Усилия, направленные на внешнеполитическое признание Прагматической санкции, фактически являются первыми шагами в становлении общеевропейской правовой системы. Карл VI последовательно добился признания санкции от других государств.
– Ну, так признаем, большое дело, – отозвался Пётр. – Родственников нужно поддерживать.
– То же самое я и твоему деду говорил, но ему все недосуг было, только отмахивался: «Потом!». А потом всем Меньшиков заправлять стал, ему и вовсе не до Австрии было.
– Хорошо бы еще принцессу Елизавету за кого-нибудь из знатного европейского дома выдать, – задумчиво сказал Пётр. – Мнится мне, что остались еще желающие ее на трон посадить вместо меня.
Лицо графа Толстого сохраняло безмятежное спокойствие, хотя он в свое время и высказывался в пользу Елизаветы. Да разве Елизавета вернула бы его из ссылки? И какая из нее императрица – незаконнорожденная девка, пьяным попом к материнскому подолу привенчанная. А Пётр… С ним, пожалуй, можно будет неплохо поладить, да и фамилии старинные он, сказывали, чтит, не в пример той же Елизавете.
– Я подумаю, государь. В Европе герцогов, да королей, что травы в поле. Найдем принцессе супруга с титулом, но без амбиций. И – с плеч долой.
– Так вот прошу тебя обоими браками и заняться, – решительно сказал Пётр. – Мне в приданое остров, а Елизавете ее матушка покойная приданое достойное оставила. Чай, в девках не засидится.
– Займусь, государь, живота не пожалею. Просмотрю все бумаги, письма нужные отправлю, людишек смышленых… Кстати, помимо Австрии у тебя еще союзники имеются: в Дании весьма довольны вашим воцарением. Они и в случае военных действий подмогу окажут.
– Действуй, граф Петр, мне одному тут нипочем не справиться. Только на членов Тайного Совета и уповаю, да на то, что флот и армия у нас воспрянут. Покойная-то императрица, упокой, Господи, ее душу, чуть было все в запустение не привела с полюбовником своим.
– А что прикажешь с герцогиней Мекленбургской делать?
– Поедешь посольством – отвезешь ее к муженьку, он разберется. Но принцессу Мекленбургскую ни под каким видом из России не выпускать и беречь пуще глаза.
– Все понял, государь.
Ознакомительная версия.
