- Скажи, царица праведная, своему супругу-царю, что пришел к нему смиренный иерей Сильвестр, по видению свыше, по велению Божиему…
Быстро выбежала молодая царица из терема, и один остался старец Сильвестр. Не двигался он с места; стоял, обратив взор на окно терема, где пламенело зарево багровое… Без трепета, без колебания ожидал старец давно желанной беседы с молодым царем. Не примечал он, как время шло; не знал, долго ли, нет ли, царицы не было, - помышлял он в это мгновение лишь об одном: о своей задаче великой…
Во дворце Воробьевском у царя Иоанна Васильевича нежданно-негаданно великая тишь стала; удивлялись все приближенные; удивлялись способники царя молодого потехам лихим, какие любил юный царь совершать в окрестностях московских. Не рыли землю борзые кони у крыльца государева, не трубили в звонкие трубы доезжачие; не выходили с крыльца царского степенные бояре и не говорили, улыбаясь: “Седлайте коней для государя молодого. Хочет он свою душеньку потешить… Хочет он поскакать по полю раздольному, зверей-птиц половить…”.
Тихо все было на дворе государевом, в соседней церкви гулко звонили колокола: нежданную службу правил случайный поп государев.
Из бояр немногие оставались при юном царе: разбежались многие, прослышав, что появился у государя муж некий, что обличает неверных слуг царских.
Толковали приближенные слуги царские, что в один день негаданный явился к юному государю некий старец неведомый и толковал он долго с царем, и никого в ту пору в покой царский не впускали. Что потом видели царя Иоанна Васильевича ближние бояре бледным и взволнованным; что после того юный царь не звал к себе ни одного из советников ближних: отошел от дверей горницы царской князь Темкин, отошел боярин Иван Петрович Федоров, отошел боярин Нагой, и даже дядя царицын Григорий Юрьевич Захарьин, сильно смутившись, ушел ни с чем от порога государева.
На следующий день поехал юный царь навестить митрополита в Новоспасской обители.
Ходил слух, что духовник государев и еще многие бояре благомыслящие сказали государю молодому, что-де сгорела Москва от волшебства злодеев неких.
После того, как говорили в народе, стал ходить юный царь Иоанн во власянице монашеской, стал крепко каяться и каждый день на службы церковные ходить…
В то утро вышел юный царь на крыльцо свое, на крыльцо дворца Воробьевского, без обычного множества бояр придворных… Были с молодым царем только Алексей Адашев да неведомый доселе священник, старец Сильвестр. Вышли они в ту пору, когда еще, как говорилось, и птица, и человек утренний сон довершали… Полнейшая тишина стояла на дворе царском: ни холопов крикливых не было слышно, ни другой челяди дворцовой… Стал царь Иоанн на крыльце своем, стал и дивится: такая-то кругом тишина, что на душе у него благостно стало…
Подметил старец Сильвестр на лице государевом улыбку кроткую и сказал ему голосом своим добрым:
- Что, царь-государь, чай, привольно вздохнуть тебе в этакой тиши-благодати?
- Верно слово твое, отец святой, - ответил ему молодой царь. - Отродясь не приходилось мне такой тишины благодатной слышать; всегда-то кругом меня сотни бояр да холопьев возились… Не было минутки вздохнуть одному привольно!
- А чай, скучновато тебе, государь, теперь, когда удалился от той сутолоки мятежной?
- Нет, отец святой, великую отраду ощущаю я в душе своей, не слыша шума и говора обычных ближних моих.
- Значит, не гневаешься ты, государь, на совет слуги твоего?
- Нет, благодарю тебя, отец святой, за то, что дал ты мне познать истинный покой! И знай, что никогда не вернусь я к прежнему своему величию надоедливому и беспокойному.
Сошел молодой царь с крыльца своего на двор, оглянулся кругом и вздохнул облегченно.
- Экая благодать! Ну, пойдемте, други мои, в храм Божий; помолимся о спасении душ наших за прегрешения наши.
Молча последовали за молодым царем оба новые любимца. Недалеко им идти было: дворцовая церковь царская тут же на дворе стояла… Следуя за царем, крестился старец Сильвестр большим крестом и поднимал к небу взор благодарный; молодой Алексей Адашев даже и креститься забыл - непрерывно следил он очами своими за юным государем, и улыбка светлая играла на устах его… Близко они уже были к самой паперти церковной, и тут вдруг случилась встреча нежданная… Показался из-за угла боярин Захарьин и дорогу преградил царю юному с его спутниками.
- Царь-государь, дозволь доложить тебе, что негожее дело приключилось в Москве: убил народ мятежный ближнего боярина твоего, любимца твоего - князя Глинского…
Злодейски был убит князь Глинский, государь! Опрометью убежал он в церковь кремлевскую, скрылся там в алтаре церковном и думал избежать гонителей своих… Да не пришлось ему спасти жизнь свою - настигли его враги лютые, схватили руками беспощадными, выволокли из церкви на площадь кремлевскую и предали смерти жестокой: разорвали на клочья!.. А кроме того, похвалялись черные люди московские, что пойдут они и на тебя, государь Иоанн Васильевич, что настигнут тебя во дворце твоем Воробьевском и тоже смерти предадут! Разогнали они всех твоих бояр, всем им жестоким мученьем угрожали… Я, твой слуга верный, тоже с великим трудом спасся от мятежников, и теперь прибегаю к стопам твоим, владыка милостивый, чтобы спас ты меня от кары жестокой - ее же ничем я не заслужил!
Слушал молодой царь боярина и ушам своим не верил: знал он покорность черного люда московского, слышал он, как всякий раз, когда выезжал он со своими боярами, кричал народ московский голосами тысячными: “Да живет наш царь молодой, великий князь Иоанн Васильевич!”. Видел он, как падали под ноги коня его челобитчики московские и, уповая на него, на царя своего, словно на Бога, вопили они: “Помилуй нас, государь милостивый, не обидь нас, царь-батюшка!”. Потому и не верилось царю молодому, что пошел на него мятежником лютым народ московский; потому и поглядел он недоверчиво на боярина знакомого, ближнего, и даже долее его слушать не хотел.
Отвернулся царь от боярина и пошел к паперти церковной; пошли за ним и новые любимцы его: молодой Адашев и старец Сильвестр. Да не смутился старый, опытный боярин гневом государевым: полным голосом крикнул он вслед царю юному:
- Берегись, царь-государь! Не мысли, что обманывает тебя старый, верный боярин…
Сам закручинишься, сам меня вспомянешь, когда узнаешь, что вслед за мной идет вся чернь московская мятежом на тебя, царь-государь. Не пройдет часа какого-нибудь, и нагрянет черный народ московский на дворец твой и разнесет его по щепкам… Слышал ты слова мои, царь-государь, а там уж сам умом раскидывай, как беды нежданной избежать!
Идя к паперти церковной, остановился юный царь Иоанн Васильевич и глянул на своих советников новых: “Что-де мне теперь делать? Как-де беды великой избежать?
Наставьте меня, научите!”.
Выступил тогда вперед молодой Алексей Адашев, положил он руку свою на саблю, что привешена была к его поясу богатому, и хотел он царю молодому недобрый совет дать, хотел сказать: “Дозволь мне, государь, разделаться с врагами твоими… покажу я тебе свою службу первую!”.
Да остановил его старец Сильвестр… Рукою дряхлою, но крепкою ухватил он его за плечо и словно на месте пригвоздил.
- Погоди, добрый молодец! Мой черед настал - добрый совет государю дать… Ты, чай, думаешь, что одной своею силою избавишь царя юного от напасти нежданной… А я по-иному мыслю, добрый молодец. В таком деле царь-государь только сам себя спасти может… Слушайте меня, дети мои духовные! Слушай меня, царь-государь!
Созови сейчас же, не медля, стрельцов твоих, повели им зарядить оружие свое и встреть бестрепетно мятежников… Пусть узнают они, что в руках царя-государя не только милость, но и гроза жестокая… Покарай их достодолжно! А когда образумятся они, когда, трепеща, падут к ногам твоим, тогда помилуй их, государь добросердный! Верен совет мой, царь-государь, и следуй ему… Если бы увидели тебя мятежники слабым и колеблющимся, тогда вышла бы великая смута на земле русской.
Опять попала бы власть в руки бояр лукавых, опять стали бы играть они тобою, юный царь-государь, как пешкою шахматной!
Слушал царь Иоанн Васильевич мудрые речи старца Сильвестра и до самой сути понимал их своим умом быстрым. Тотчас же поспешно повернулся он от паперти церковной и шагами скорыми пошел во дворец свой. Поспешили за ним и оба любимца новые, и старый любимец боярин Захарьин.
Навстречу государю вышел сотник стрелецкий и тут же испуганно доложил молодому владыке:
- Неведомо мне, царь-государь, что деется! Видел я сейчас пыль великую со стороны Москвы; видел я, что валит от Москвы сила несметная, что среди той толпы черни московской сверкают бердыши да копья… Что повелишь делать, царь-государь?
