осознала, что стать новой Екатериной Великой ей не светит, и успокоилась. Это, можно сказать, пошло на пользу всей нашей семье.
Буквально с первого дня, наслышанные о новой чудо-машине, способной автоматически рисовать — писать светом — картины, быстро разнеслась по городу, вызвав немалый ажиотаж. Запись на посещение «светосалона» стартовала задолго до его непосредственного открытия и уже вскоре стало ясно, что одной точкой мы просто не отмахаемся. За зиму 1822–1823 годов было спешно подготовлено оборудование и технический персонал — второе было гораздо важнее, все же в эти времена фотография была куда более сложным процессом нежели в цифровом будущем — для еще двух салонов в Питере и одного в Москве.
Не смотря на достаточно высокую цену фотографических услуг — одна быстрая, фотография стоила целый рубль, а стоимость заказываемых некоторыми семьями фотосессий порой исчислялась сотнями целковых — обусловленную в первую очередь стоимостью производства пластин и общей дороговизной процесса, еще несколько месяцев у нас не было отбоя от клиентов. В мае 1823 года второй салон открыли в Москве, в июне — в Варшаве, в августе — в Риге и Казани. За следующие пять лет фотосалоны открылись в каждом губернском городе России и в некоторых городах Европы.
Причины такой бурной популярности фотографии были кроме культурных еще и насквозь экономическими. До этого запечатлеть себя для потомков — ну или для поднятия ощущения собственной важности, что тоже немаловажно — можно было исключительно нарисовав портрет. Красками. Собственно, именно данное ремесло обеспечивало хлеб многочисленной художественной братии, для которой теперь наступали весьма сложные времена. Один портрет стоил у более-менее приличного портретиста-профессионала от 15 рублей и примерно до бесконечности, верхней планки тут просто не имелось. Нет ничего удивительно в том, что получив более дешевую и простую альтернативу, многие из тех, кто потратить 15–20 рублей на художника просто не мог себе позволить, тут же бросились записываться на съемку в «светосалоны». Понятное дело, после первоначального насыщения рынка спрос на услугу непременно должен был упасть, но вряд ли существенно. Как показала история, люди — при наличии возможностей — могут фотографировать вообще все и практически бесконечно.
О чем обычные пейзане — да и не обычные в общем-то тоже — не знали, так это о том, что деятельность фотосалонов активно поддерживалась со стороны СИБ. В штате каждого салона был по меньшей мере один человек, работающий на безопасников, который делал копии фотографий интересующих службу людей для их внутренних картотек. Особенно это было актуально за границей, где фотографы занимались сьемкой не только отдельных людей, но также делали подборки карточек различных достопримечательностей, красивых улиц, мостов и других объектов. Причем все это делалось совершенно официально, поскольку о какой-то серьезной секретности тут вообще мало кто еще задумывался.
Самым большим успехом СИБ, связанным с фотографией за границей и ставшим впоследствии общеизвестным, стал заказ на съемку Австрийского генералитета в 1832 году. Наши люди сначала отсняли всех генералов, вхожих в кабинеты Хофбургского дворца, а потом сделали коллективные снимки всех столичных гвардейских полков. Это впоследствии изрядно облегчило нам агентурную работу в австрийской столице.
Если же брать коммерческий успех предприятия, то он оказался более чем значительным. Только за 1823 год сеть фотосалонов, выросшая до одиннадцати филиалов, дала чистой прибыли в двести пятьдесят тысяч рублей, что позволило примерно четыре раза отбить все затраты на изобретение фотоаппарата сделанные за предыдущие годы. Да, учитывая мое общее состояние, потихоньку ползущее к ста миллионам рублей, какие-то жалкие сотни тысяч могли показаться не слишком большой суммой, однако это были свободные деньги, которые можно было в любой момент потратить при первой же необходимости. Большая же часть моего состояния представляла собой доли в промышленных и торговых предприятиях, огромные участки земли, которые я потихоньку начал выкупать из числа заложенных в государственном земельном банке, акции пароходств и железных дорог, патенты, привилегии и прочие активы, которые быстро перевести в деньги представлюсь немалой проблемой. Ну или было связано с заметными потерями.
Единственное, о чем я не знал, что сеть фотосалонов кроме прибыли принесет мне в будущем еще и целую пачку проблем, впрочем, было делом еще сильно не близким.
Конец осени ознаменовался большими переменами на фронтах продолжающейся в Европе войны. 17 октября пруссаки сумели подловить на переправе через реку Боде у городка Эгельн сорокатысячный корпус маршала Груши, прикрывающий левый фланг французского построения, и буквально за два часа разгромили его начисто. Груши потерял только убитыми семь тысяч человек, еще четыре с половиной пруссаки взяли в плен. Плюс большую часть артиллерии и почти весь обоз, что в условиях наступления зимы и недружественной территории вокруг делало положение французов откровенно бедственным.
Образовавшаяся во фронте дыра и угроза тыловым коммуникациям — а также сомнение в лояльности королевств-членов Рейнского союза — от вырвавшейся на оперативный простор прусской армии заставили Даву действовать незамедлительно. Он спешно отступил из Богемии на территорию Баварии. Сам железный маршал чувствовал себя крайне паршиво и уже с трудом руководил армией, однако и недооценивать его значение для французов тоже было просто невозможно. Он был символом былых побед, и потому, даже понимая, что походная жизнь изрядно бьет по его и так пошатнувшемуся здоровью, все равно оставался в войсках. До конца.
Естественно немцы — и те которые со столицей в Вене, и те которые со столицей в Берлине — почуяв запах крови тут же бросились в атаку. 2 ноября в 20 километрах к северу от города Бамберг состоялось главное сражение кампании 1822 года. Объединенная армия Австрии и Пруссии численностью в 245 тысяч человек атаковала французскую армию, в которой на тот момент оставалось около 180 тысяч штыков и сабель. В ходе тяжелого двухдневного сражения итоговую победу одержали немцы, заставив Даву оставить позицию и отступить на запад, отдавая Баварию на растерзание австриякам. Впрочем, победа была добыта ценой крайне тяжелых потерь: союзная армия потеряла больше сорока пяти тысяч человек против тридцати французских, что делало эту викторию не столь яркой. В очередной раз себя показали нарезные штуцера, с помощью которых окопавшиеся французы безвозмездно отстреливали немецкую пехоту с недоступных ранее расстояний, артиллерия же коалициантов хоть и была более многочисленна мало что могла сделать с закопавшимися в землю солдатами противника. Исход боя в такой ситуации решил дерзкий обходной маневр австрийского генерала фон Нейпперга, который за ночь с двумя дивизиями прошел сорок верст и вышел французам в тыл. Даву отступил, но сохранил армию в полном порядке.
Эта битва была примечательна еще тем, что в ней первый раз австрияки применили построение цепями в разреженном строю, как возможное противодействие против усилившегося на поле боя ружейного огня. Опыт получился не слишком удачным, гренадеры хоть и смогли добраться до вражеской позиции, но опрокинуть французов в таком строю им не удалось, однако те, у кого были глаза, все что нужно увидеть успели. Ведь если добавить атакующим огневой мощи — скажем за счет русских барабанных пистолетов — то подобная тактика вполне могла совершить революцию в военном деле. Впрочем, это было пока делом не близким, прямым же следствием поражения у Бамберга стало вступление в войну Швеции, которая на английских судах в конце ноября начала высадку тридцатитысячного экспедиционного корпуса на севере Ютландии.
— Со духи праведных скончавшихся душу рабы Твоея спаси, упокой сохраняя яю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюче, — заунывно тянул священник, размахивая дымящимся кадилом и крестясь в нужных местах.
Ненавижу церковные запахи. Может кого-то они настраивают на высокий лад, но у меня всегда вызывали лишь легкую тошноту и приступы головной боли.
— Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей, молим Ти ся, услыши и помилуй…
23 декабря 1822 года перед самыми рождественскими праздниками умерла сестра Екатерина. Умерла от банальной простуды, переросшей в воспаление легких. То, что в будущем лечилось несколькими дозами антибиотиков, тут было одной из самых распространённых причин смерти. Собственно, если я правильно помню, изначальный хозяин этого тела в той истории умер именно от этого недуга. Есть от чего задуматься над смыслом бытия.
— Воскресый из мертвых, Христос, истинный Бог наш,
