Вот он, обрыв.
Прижимаюсь к скалам и осторожно высовываю голову.
Так и есть — внизу стоят моджахеды. Человек двадцать.
Один из них ковыряется около стены — ищет шнур. Нашел. Отходит назад и резко его дергает.
Шнур был привязан к обыкновенному автомобильному колесу, точнее — к покрышке. Стена на этом участке имеет отрицательный уклон, и свободному падению груза ничего не препятствует. Так что и веревка разматывается без затруднений. А когда размотается почти вся, сдвигается с места жердь и смещает веревку вдоль склона, так, что она оказывается метра на два левее. И вот тут уже можно лезть наверх. Веревка при этом будет играть роль перил, надо только слегка поддернуть ее нижнюю часть. Простенько и со вкусом.
Вот только наш сержант уже внес в этот нехитрый механизм свои усовершенствования…
Веревка тем временем уже на месте, и, прислушиваясь к недалекой стрельбе, наверх лезут первые «духи». Лезут с оглядкой, держатся не только за веревку, но и на скалах находят какие-то ступеньки и зацепки. Ну да, они тут, судя по всему, не в первый раз — дорогу знают. Пора бы…
Повернувшаяся жердь заодно приводит в действие простейший механизм зажигательной трубки. Даже двух…
И если первая из них попросту пережигает веревку недалеко от места ее крепления, то вторая…
В скалах глухо бахает, и стена содрогается, сбрасывая на головы стоящих внизу душманов немаленькое количество булыжников. А если учесть, что падают они с высоты примерно пяти-шестиэтажного дома… Да и вес имеют приличный… В общем — не хотел бы я туда сейчас. Камни разлетаются далеко, и убежать от них проблематично — Шадрин долго голову ломал, как половчее накрыть большой участок.
Камни обрушиваются на басмачей, и я вижу, как они падают, сбитые с ног ударами. Наблюдая за ними, пропускаю второй сюрприз — зажигательная трубка пережигает веревку. И все первопроходимцы, вопя, катятся вниз, сшибая друг друга по дороге. Тропа-то здесь неширокая, заныкаться на ней не выйдет. Особенно когда на голову вместе с камнями летят твои же товарищи… Только один «дух», шедший последним, как-то ухитряется зацепиться на стене. Снимаю его одиночным выстрелом.
Под стеной каша, не разобрать, кто и где. Живые точно присутствуют, слышно, как они орут. Уж всяко не от радости… Непострадавших не видно, но наверняка они тоже есть. Даю вниз парочку неприцельных очередей — пусть знают, что тут тоже сидит засада.
Прислушиваюсь и понимаю, что выстрелы на тропе тоже затихли. Это как понимать?
Осторожно пробираюсь назад и вижу Вершинина — он перезаряжает ленту к пулемету. Ага, значит, наши целы.
Не все…
Володька лежит ничком, и около его головы расплывается лужа крови. В левой руке зажата граната для подствольника. Осторожно его переворачиваю — все. Убит… Забираю его автомат — у меня подствольника нет. Подбираю гранату и из подсумков вытаскиваю еще одну.
Сбоку выворачивается Шадрин. Совершенно целый, даже и не поцарапанный. Только весь засыпанный пылью.
— Ершов? Как там? — кричит он еще издали, кивая в сторону обрыва.
— Как сковородой по яйцам! Два десятка басмачей, словно тараканов тапком, прихлопнуло.
— Эх! — сокрушенно качает он головой. — Такое зрелище пропустил…
Увидев Кикотя, он осекается.
— Что с ним?
— Амба. Холодный.
— Ах, ты ж… — сержант садится рядом с его телом. — Эх, Вовка, Вовка… Как же так?
— Да, вот так…
Голованова я нашел около начала тропы. Привалившись к стене, он снаряжал магазин к автомату. Коротко докладываю ему об обрыве.
Он кивает.
— Еще могут с той стороны полезть?
— Сомневаюсь. Я сверху стрелял, они это видели. Залезть на этот склон под огнем — самоубийство. Они-то думают — там засада сидит.
Рассказываю ему про Кикотя, командир печально вздыхает.
— Сидорчука тоже убило. Мина — прямое попадание в окоп.
Совсем хреново. Теперь нас осталось семь человек.
Со стороны душманов опять замахали белой тряпкой.
— Опять говорить хотят? — прищурился командир. — Тоже неплохо, нам сейчас каждая минута дорога.
По тропинке на этот раз шли двое. Давешний «дух» и еще один — в простой одежде. Его лицо пересекала черная повязка, закрывавшая левый глаз.
— Неужто сам Хафиз пожаловал? — удивляется старший лейтенант. — Ну, что ж — пойдем, поговорим.
Мы оба выходим на тропу. Оружие оставляем у скалы, но вот одну гранату я все же прихватываю с собой.
Обходя побитых басмачей, подходим к парламентерам. А прилично их тут ребята покрошили! Понятно, отчего Хафиз атаку остановил — не ждал таких потерь.
Вот и гости.
Одноглазый стоит чуть справа, к нему и подходит старший лейтенант.
— Ты хотел со мною говорить? — спрашивает он.
— Я хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает «дух».
— Твое желание исполнилось. Можем расходиться.
— Ты так спешишь умереть?
— Все там будем… — флегматично отвечает командир.
— Хм! Но некоторые будут существенно раньше!
Старший лейтенант разводит руками. Мол, что поделаешь?
— Вы храбро сражались! — меняет тон Хафиз. — И поэтому у меня есть к тебе предложение.
— Опять уйти по тропе дальше? Пробовали — знаем. Не хочу.
— Ты не хочешь жить?
— Не хочу умереть как собака! Хлопну дверью так, что содрогнутся все.
— Это как же? — удивляется Хафиз.
— Да уж, способ отыщется… Заминирую твой склад — уничтожу плоды долгого труда твоих людей.
— Ты не рискнешь!
— Уже рискнул! Есть желание проверить? Прикажи открыть минометный огонь — и посмотри. Там, в пещере, пятьдесят килограммов тротила — такой салют будет видно издалека!
Хм, ну уж насчет пятидесяти килограммов — тут командир загнул! Да у нас столько и не было! Хотя «дух-то» про это и не знает… вон как его повело!
— Ты пожалеешь об этом, сын свиньи! Я лично вырву твои глаза! — Хафиза просто трясло от ярости.
Оно и понятно — столько бабла зараз потерять! Да еще и учитывая его отмороженность…
— Ты сначала до них доберись… — Голованов внешне абсолютно невозмутим, и только я понимаю, что он тоже уже на взводе.
— Что ты хочешь?! — выдыхает Хафиз.
— Уведи своих людей. Совсем. Мы проверим это — и тоже уйдем. Последнего заберет вертолет, который мы пришлем. И тогда он перед отлетом разрядит мины.
— Лжешь!
— А мне плевать на то, что ты думаешь. Сейчас сильнее я! Поэтому условия будешь ставить не ты!
