Так что с Каретной улицы мы ушли не солоно хлебавши и уже солидно проголодавшиеся отправились в «Сосновую шишку». В таверне шумновато в такое обеденное время, но стол Жана-Батиста Поклена занят только им самим и его бумагами. В раскрытое окно вливается звон колоколов Нотр-Дам. Сдержанно поздоровавшись, присоединяемся. Заказываем суп, рагу, пироги и молоко вместо вина.
— Пьер, с каких это пор вы перешли на молоко? — с шутливой улыбкой спрашивает поэт.
Пьер молчит. Жан переводит взгляд на Армана. Тот сидит с непроницаемым видом человека, не расположенного к разговорам. Поэт забеспокоился, заерзал на месте, вопросительно уставился на меня.
— Что-то случилось?
— Да ничего особенного. Просто один человек, которому мы доверяли, обманул нас. Пришлось проделать кучу лишней работы, и Пьер с Арманом очень устали. Да и чертовски злы на обманщика.
— Ух, как я зол! — подтвердил Арман.
— А я еще злее! — подлил масла в огонь Пьер. — Намного злее тебя. А когда я так зол, то от меня можно ждать любых неожиданностей.
Поэт заерзал еще сильнее, уже предчувствуя, на кого может излиться злость таких серьезных особ, как Арман и Пьер.
— Так что, Жан, — говорю я ему, — выкладывайте по-честному всё, что вы знаете о заговорах, пока злость моих друзей не выплеснулась наружу. Где вы подслушивали и кого? Никаких слухов ведь на самом деле не было и в помине.
— Здесь, в «Сосновой шишке», наверху в комнатах для постояльцев, — сразу раскололся служитель муз.
— Как вы там оказались? Вы же, Жан, не живете в этой таверне, а до дома вам два шага.
— Два-то два, но зато, какие опасные два шага в нынешнее-то время ночных разбоев на улицах! Иногда, если я засижусь здесь до темноты, то и остаюсь ночевать наверху. Стенки между комнатами тонкие, а через щели между досками слышно всё, что происходит у соседей. Если хорошо прислушаться, конечно.
— Понятно. И что за люди там разговаривают? Откуда?
— Что за люди не знаю. Никогда не видел их раньше, но по упоминаниям городов можно думать, что они с севера Франции.
— Имена какие-нибудь называют?
— Кроме герцога де Бофора и принца Конде, я никаких имен не запомнил. Ругались по поводу принца и его приспешников с юга в Париже, которые уже кого-то убили из тех, кто разговаривал за стенкой. Так я и понял, что партий заговорщиков две, и они во вражде. Упоминали какие-то мне неизвестные фамилии и обращались друг к другу по именам, но я на них внимания не обратил. Всё равно с лицами-то их не связать. А лиц этих с каждым днем всё больше и больше становится.
— Можете еще послушать их, Жан?
— Не выйдет. Приезжие уже заняли все комнаты по одну сторону дома. Начинают селиться и по другую.
— Жаль. Новоприбывших подслушивать бессмысленно. Пожалуй, здесь гнездо заговора одной из партий. Хотя вряд ли. Чтобы собраться вместе, нужно большое помещение. Они здесь только живут. Удобно. Если что, то можно оповестить сразу всех. Но место собраний нужно искать. Интересно, а представители какой из партий передвигаются в фальшивой карете Катрин? Бофорцы или кондейцы?
— Господа, вы думаете, госпоже де Бово что-то угрожает? — забеспокоился поэт.
— Еще не знаем. Кто-то из этих двух партий приобрел такую же карету, как у баронессы и разъезжает в ней. Не удивительно, что сбившая сапожника карета не остановилась.
— Я же говорил! Не может быть, чтобы это была госпожа де Бово.
Сидящий напротив распахнутого окна Арман вдруг напрягся, глядя на площадь.
— Эге! Сейчас мы узнаем что-то новенькое.
— Что ты там увидел?
— Вторая карета Катрин. Она нас сегодня просто преследует. Какое-то неправдоподобное совпадение.
Жан повернул голову и тоже глянул в окно.
— Тот, который пониже ростом, — из здешних постояльцев. Второго я никогда не видел. Что-то уж больно жарковато для меня тут становится. Пойду, пожалуй.
Поэт дрожащими руками сгреб со стола свои бумаги и заспешил наружу, чуть не столкнувшись в дверях с входящей парой.
Вошедшая пара ничем не выделялась среди обычных парижских обитателей дворянского происхождения. Шпага, кинжал, но никакой роскоши и вызова в одежде. Разве что улавливалась некоторая разница в положении. Тот, который пониже ростом, вошел вторым, придерживая дверь перед первым, шествовавшим с важным и властным видом. Затем низкорослый забежал вперед, показывая дорогу к лестнице наверх, и снова пропустил своего бородатого спутника вперед. Оба скрылись из вида, поднявшись по лестнице.
— Что скажете? — спросил я.
— Я их не знаю, — пожал плечами Пьер.
— А мне тот, что с бородой и важный довольно знаком, — порадовал нас Арман. — Правда, не лично, но в Лувре я его видел раза два-три.
— И кто это?
— Герцог Генрих Лотарингский.
— Вот это фигура! — присвистнув от удивления, отреагировал Пьер. — Тогда в этой партии главную роль играет вовсе не герцог де Бофор. Что будем делать?
— Вряд ли Генрих Лотарингский здесь задержится. Тут он не живет, и жить не будет, а многочисленные встречи здесь невозможны. Я вижу, что кучер развернул карету в сторону правого берега. Пьер!
— Понял, — вставая из-за стола, коротко ответил Пьер. — Пойду, займу позицию. Встретимся у Аманды.
Пьер вышел. Примерно через полчаса сверху спустилась и приехавшая в карете пара. Погрузилась в карету и отбыла. Мы же с Арманом влезли на своих лошадей и отправились домой.
По пути нагнали карету Катрин. Чтобы нагнать Луизу хотя бы верхом да вскачь, и мечтать нечего. Даже если бы она показалась в виду. А уж верхового, скачущего на рысях, ее черные красавцы, идущие не спеша, в четверть силы, обставят, как стоячего. Я чрезвычайно далек от любви к лошадям, но черная как смоль четверка скакунов Луизы даже у меня вызывает восхищение.
Аманда говорит, что отношения Луизы с королем испортились после того, как строптивая герцогиня отказалась продать свое подкованное сокровище для королевской конюшни. Луиза попала в опалу и ссылку из-за какой-то темной истории с участием Ришелье, о которой не любит вспоминать. Но не возникни лошадиный конфликт, Ришелье не удалось бы удалить Луизу от двора, несмотря ни на какие козни кардинала. Людовик XIII хотя и глуповат и бесхарактерен, но членов своей семьи обычно в обиду не дает. А Луиза далеко не последний человек в этой семье, но ей тесно и скучно в этом родстве.
Возвращением из ссылки Луиза тоже обязана своим небывалым коням. Королеве всё же удалось как-то преодолеть озлобленность своей подруги Луизы к Людовику и герцогиню де Шеврез вернули из ссылки при очень интересном условии. Скрепя сердце, Луиза согласилась хотя бы предоставлять своих красавцев для случки с кобылами из королевской конюшни.
