римского триумфатора, вошла в дом. Минут десять её не было, Эйрих продолжал заниматься с камнем, а братья занимались ерундой. А вот когда сестра вышла из дому, на неё было невозможно смотреть без сочувствия: слёзы текут двумя ручьями, глаза покраснели, потекли сопли и вообще, чувствовалось, что за этим всем стоит вселенская обида.
— Что случилось? — без особого интереса спросил Эйрих.
— Ы-ы-ы... Мама... Ы-ы-ы... — зарыдала Эрелиева. — Забрала... Ы-ы-ы... Курочку забрала и отдала... А-а-а-а!!!
Не справившись с чувствами, девочка убежала в расположенные у дома кусты.
Эйрих бросил камень на землю и решительно вошёл в дом.
Он застал картину как Тиудигото приобняла Ильду, утирающую слёзы и тихо скулящую в горе.
— Как это понимать? — спросил Эйрих. — Зачем ты отняла добычу у Эрелиевы?
— Страх потерял, Эйрих? — вместо ответа спросила Тиудигото.
«Действительно, что это я?» — задумался он. — «Ох, назад дороги уже нет».
Он прошёл к очагу и взял лежащую там куропатку. Незамедлительно последовала реакция — Тиудигото подлетела к нему и дала смачную оплеуху, отправившую его в непродолжительный полёт.
— Не смей ничего трогать в этом доме, без моего разрешения, — процедила мать. — Я вас родила — я решаю, как у вас всё будет! Запомнил?
— Да, запомнил, — ответил Эйрих.
— Вечером готовь задницу к розгам, — недобро усмехнулась Тиудигото. — У Ильды трагедия, а ты думаешь только о своих кишках!
Эйриху было абсолютно плевать на Ильду и её детей, потому что Дикиней умер совершенно не просто так. Будь этот любитель мальчиков чуточку осмотрительнее, может, сейчас был бы живым.
Кивнув своим мыслям, Эйрих вышел из дома, почесал лоб, получивший только что, за необдуманные и импульсивные действия, знатную оплеуху.
Отработав весь день, Эйрих дождался прибытия отца, после чего получил законных смоченных розг. Зевта разбираться не стал: сказано, что есть проступок — Эйрих готовит задницу.
Спать мальчик ложился на живот, потому что сидеть, в ближайшие дня три-четыре, не сможет.
Охая и ухая, он разместился у очага наиболее удобно, после чего почувствовал прикосновение к своему правому плечу.
— Спасибо, Эйрих... — шепнула ему лежащая рядом Эрелиева.
Вроде бы ерунда — он просто хотел восстановить справедливость, но слова благодарности от сестры были приятны. В последние дни он переоценил её ценность. Возможно, необязательно продавать её подороже, как только станет пригодна на выданье.
Примечания:
1 — Цагаан Сар — торжественное празднование нового года у монгольских и некоторых тюркских народов. Монголы праздновали его издревле, причём несколько раз реформировали это дело, но уже после того, как у них окончательно перестал орудовать Чингисхан. Праздновали в конце осени, но хан Хубилай перенёс празднование на конец зимы. Китайцы, разумеется, Цагаан Сар не праздновали.
Глава четвёртая. Зимняя жестокость
/30 декабря 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/
— Слетай за стрелами, — велел Эйрих Эрелиеве.
Сестра быстро сбегала к щиту и повыдёргивала оттуда стрелы.
Как и ожидал Эйрих, то, что у него в голове, помогло существенно ускорить освоение навыка меткой стрельбы. Если ещё два месяца назад он едва мог попасть в саму мишень, то сейчас, после интенсивных упражнений, он попадал в очерченный углём круг с дистанции двадцать шагов. С пятидесяти шагов результаты были хуже, но дело в луке и стрелах.
Детские лук и стрелы, чего и ждёшь от землепашцев, были скверного качества, сделанные неумело, без должного прилежания. Но даже таких инструментов достаточно, чтобы приучить руки к судьбе рук мастера-лучника.
У Эрелиевы дела обстоят куда хуже. Пусть она занимается не меньше, чем Эйрих, наука даётся ей тяжелее. И в этом видится разительное отличие между ними. Эйрих, в голове, знает, как надо метко стрелять, знает, как правильно брать упреждение и как нужно обращаться с луком. Эрелиева всего этого не знает, ей просто неоткуда всё это знать, но она всерьёз намерена в совершенстве освоить лук.
Зачем ей это? Может она и маленькая, но уже достаточно умная, чтобы понимать, откуда взрослые берут сочное мясо. А главное — она прекрасно понимает, как именно получают оленину. И ей хотелось не просто есть оленину, а добывать её самой.
В отличие от Валамира и Видимира, не рискнувших браться за заведомо сложное дело, Эрелиева имела амбиции и верила в свои силы. Эйрих не мог её за это не уважать.
Сестрёнка вернулась с пучком стрел в руках.
— Как у тебя всё это получается? — спросила она. — Ты попал в сердце тремя стрелами из пяти!
Тут больше повлияла удача, нежели мастерство, но Эйрих должен был держать марку.
— Усердно тренироваться надо, — произнёс он гордо.
— Хотела бы я так же метко стрелять... — мечтательно произнесла Эрелиева.
Эйрих не сомневался, что у неё перед глазами сейчас была картина, в которой она тащит из леса рогатого оленя, застреленного и добитого лично ею.
— Не время предаваться бессмысленным мечтаниям! — пресёк он игру её воображения, передав самодельный колчан. — Берись за лук и стреляй! А потом мы пойдём в лес — попробуем прикончить хотя бы одного кролика.
Сестрёнка с грустью вздохнула, видимо, грёза была особо сладкой, после чего взяла лук и начала прицельную стрельбу.
Эйрих внимательно следил за тем, как она держит лук, как целится и как берётся за следующую стрелу в колчане.
Колчан, к слову, он сделал сам. Сам вырезал деревянный каркас, сам обшил его кроличьей кожей и сам соорудил удобные ремни, правда, без возможности регулирования — нет металлических застёжек, а из кости получается всякая ненадёжная ерунда. Возможно, он просто не умеет делать, а возможно, что из кости просто не выйдет ничего толкового. Скорее первое, чем второе. Эйрих умел признавать, что есть области ремесла, которые ему недоступны...
Эрелиева отстрелялась. Эйрих сбегал к щиту и понял, что сестрёнка дважды попала в сердце — так они называли центр мишени. Тоже, в большей степени, удача.
— Хороший результат, но я бы, окажись на твоём месте, не расслаблялся, — вернулся он к Эрелиеве. — Моя очередь стрелять.
Результаты тренировок видны даже родителям, которые, судя по всему, втайне гордятся Эйрихом и Эрелиевой. Тиудигото стала более благосклонна к ним двоим, иногда выделяя особо жирные куски мяса в похлёбку, а Зевта довольно кивал и хмыкал, когда проходил мимо их самодельного стрельбища. В остальном разницы никакой, но всё изменится, когда они завалят оленя или,
