нулевое. Я ее правильно помню?
Последовала немая сцена.
Первым пришел в себя Зиновьев.
— Александр Александрович, откуда?
— Читал где-то, — улыбнулся Саша. — Все-таки меня всегда удивляло, почему гуманитарная эрудиция ценится в обществе, а математическая — нет. Почему в светской беседе считается правильным обсуждать произведения, скажем, господина Тургенева, а не академика Остроградского?
— Никто не сможет поддержать беседу, — сказала Елена Павловна.
И слегка обняла Сашу за плечи.
И тут у Зиновьева зазвонил брегет. Он вытянул его из кармана за цепочку, откинул золотую крышку и посмотрел на циферблат.
— Половина одиннадцатого, — провозгласил он. — Нам пора домой.
— Ну, и что? — спросил Саша. — Время детское.
— Еще полчаса! — взмолился Никса.
— Я и половины концепции государства всеобщего благосостояния не успел изложить! — возмутился Саша. — Защита собственности — первое основание, поддержка промышленности — второе, всеобщее образование — третье, социальные лифты — четвертое, развитое гражданское общество — пятое, а нужно еще медицинское страхование, пенсионное страхование, страхование от несчастных случаев и страхование по безработице.
— Это уже откровенный социализм, — поморщился Кавелин.
— Ничего подобного, Константин Дмитриевич! — сказал Саша. — Социализм — это общественная собственность на средства производства. Никогда, даже в страшном сне я не буду защищать этот неэффективный экономический инструмент. Все, что я изложил, — это черты социального государства. А социалист — это тот, кто сельскую общину защищает.
— Александр Александрович! — перебил Зиновьев. — Нам пора идти.
— Когда у меня будут дети, я не буду запрещать им слушать интеллектуальные разговоры хоть до утра, потому что это гораздо полезнее сна, — заметил Саша.
— Вы в основном говорите, а не слушаете, — сказал гувернер.
— Говорить тоже полезно, — возразил Саша, — чтобы учиться формулировать свои мысли, совершенствовать ораторское искусство и развивать уверенность в себе.
— Вам ее надо развивать? — поинтересовался Зиновьев. — Куда уж!
— Николай Васильевич, великие князья могут переночевать здесь, во дворце, — предложила Елена Павловна.
Саша посмотрел на нее с благодарностью.
— Это очень любезно с вашей стороны, Ваше Императорское Высочество, — сказал Зиновьев. — Но у меня есть определенные обязанности, я не могу покидать моих воспитанников.
— Вы можете остаться с ними, — предложила Елена Павловна.
— Мне кажется, что было бы неудобно так обременять вас, — возразил Зиновьев. — Покорнейше прошу прощения, но для нас и так уже слишком поздно.
— Покорнейше прошу прощения, но есть такое замечательное русское слово «самодур», — заметил Саша.
Никса прыснул со смеху.
Зиновьев гневно посмотрел на Сашу, потом на Никсу и начал подниматься с места.
Брат встал вслед за ним.
— Елена Павловна, мы в высшей степени благодарны вам за приглашение, — вздохнул Никса, — но…
Он развел руками.
И позвал брата.
— Саша!
Саша и не думал вставать.
— Не стоит того, — сказал Никса.
— Если мне портят вечер, я хотя бы должен понимать за что, почему, и в чем великая цель, — заметил Саша.
— Государю вряд ли понравится, если мы останемся здесь на ночь, — объяснил Зиновьев.
— Ладно, — сказал Саша, — я переживу. А гитара в чем провинилась? Она дама нежная, к путешествиям не приученная, ехала в душном вагоне в смраде от паровоза. Тряслась в дороге, рискуя испортить настройку струн. Без чехла! И главное, зачем? Хотя бы одну песню!
— Новая? — спросил Никса.
— Ага! — кивнул Саша.
— Николай Васильевич, вы позволите? — спросила Елена Павловна.
— Хорошо, — смирился Зиновьев. — Но только одну. И только ради вас, Ваше Высочество.
Саша чуть отодвинулся от стола, поставил гитару на колено, немного поправил настройку.
«Прощальная 3» была одной из его любимых песен Щербакова.
И он начал петь:
— В конце концов — всему свой час.
Когда-нибудь, пусть не теперь,
Но через тридцать-сорок зим,
Настанет время и для нас —
Когда на трон воссядет зверь,
И смерть воссядет рядом с ним,
И он начнёт творить разбой,
И станет воздух голубым
От нашей крови голубой…
Но наша кровь, кипя в ручьях,
Придёт в моря теченьем рек
И отразится в небесах,
Пусть не теперь, но через век.
Всему свой срок. Бессмертья нет.
И этот серый небосвод
Когда-нибудь изменит цвет
На голубой, и час придёт.
И попрощаться в этот час,
Когда б ни пробил он, поверь,
Не будет времени у нас,
Мы попрощаемся теперь…
Последовали аплодисменты, даже не очень жидкие.
— Саша, можешь еще раз? — попросила Елена Павловна.
Зиновьев возражать не стал, может и его зацепило?
И Саша спел на бис.
Кажется, зацепило Никсу, судя по восхищенному выражению светло-голубых глаз.
«Песня написана в 1988-м, — думал Саша. — Ну, откуда он знал!»
Саша встал. Удостоился объятий Елены Павловны, и они с братом под конвоем Зиновьева направились к дверям. Мадам Мишель вышла их провожать.
Уже прохладно, в чистом небе — тонкий серп луны, неровно горит газ в фонаре у входа, и этот девятнадцатый век, Михайловский дворец и милое вольнодумное общество Елены Павловны кажется тихой гаванью по сравнению с ужасами, цинизмом и преступлениями 21-го века.
— Саша, в следующий четверг у меня будет Евграф Петрович Ковалевский, — пообещала Елена Павловна. — Возможно, тебе будет интересно.
— Министр образования, — подсказал Никса.
— Еще бы! — сказал Саша.
— Он еще начальник цензурного ведомства, — заметил Зиновьев.
— Да? — усмехнулся Саша. — Значит, не будем говорить об отмене цензуры, он же сам себя не отменит, для него будет другой проект. Как раз за неделю набросаю.
— Физико-математические школы? — спросила Елена Павловна.
— Физмат — это само собой, — сказал Саша. — Но система образования не может висеть в воздухе, ей нужно прочное основание.
— Всеобщее начальное образование, я помню, — улыбнулась Елена Павловна.
— Это конечно, — кивнул Саша. — Но и это не первое. России нужна программа ликвидации безграмотности. В том числе для взрослых.
— Бедная казна, — вздохнул Зиновьев.
— Причем здесь бюджет? — спросил Саша. — Волонтеров можно привлечь, благотворителей, некоммерческие организации, добровольные общества. Все равно надо сначала протестировать, как пойдет.
— Если Александр Александрович будет излагать еще один проект, мы отсюда до рассвета не уедем, — сказал Зиновьев.
— В общем, буду рад пообщаться с министром, — сказал Саша. — Но, похоже, учредить физмат школы мне будет легче, чем ликвидировать неграмотность.
— Конечно, — сказала Мадам Мишель. — Одну школу организовать легче, чем обучить полстраны.
— Кстати, Елена Павловна, а у вас промышленники бывают на ваших вечерах? — спросил Саша.
— Пока нет. Тебе нужен кто-то конкретный?
— Мне нужны. Первое: какой-нибудь производитель часов. Фабрикант, заводчик, подойдет даже хозяин мастерской. В России вообще часы делают?
— У Бреге есть представительство в Петербурге, — вспомнил Зиновьев.
— Торговое представительство? — спросил Саша. — Мне нужно производство. Хотя бы отверточное.
