усреднённым каким-то, как тот самый средний человек из песни Круиза.
— Вот Петя и будет вам помогать, — сказал из-за занавески Бессмертнов, — он у нас теперь старший по вычислительной технике.
Не успел я возгордиться таким званием, как Юрик с Мишелем взяли меня под локти и увели в экранную комнату, поближе к рабочему месту.
— Значит, работать я буду у себя на 6-м этаже, — тут же поставил своё условие Мишель, — подальше от вашего дурдома. У меня там на 6-м ДВКшка стоит.
— А программы на чём транспортировать будешь? — проявил я некоторое знание предмета.
— Так вон же флоппи-диск, — и он показал на нижнюю часть одной из стоек СМки, — на них и буду транспортировать, на флопиках. Ну окончательную доводку и шлифовку, конечно, здесь придётся делать.
Флопарь, как его тут называли, я что-то вчера и не приметил… а был он диаметром не 3 с половиной и даже не пять с четвертью дюймов, а все восемь, ёмкость же, судя по надписи на лицевой стороне, он имел 256 килобайт, охренеть просто — страх божий, а не накопитель.
Тут взял слово научник Юра:
— Шлейфы к модулям неплохо бы привести в божеский вид, Петя, — назидательно сообщил он мне, — а то торчит всё в разные стороны, даже смотреть неприятно.
— Приведём, — не стал спорить я, — ещё вопросы?
— Антон-то куда делся? — спросил Миша.
— К гидрикам перевели, — коротко пояснил я.
— Ясно, — бросил Юра, — в экспедицию намылился. И ещё одно — вот этот лазер я забираю, — и он показал на стеллаж с импортной техникой.
— Если Бессмертнов разрешит, тогда сколько угодно, — ответил я.
— Разрешит-разрешит, куда ж он денется, — пробормотал Юра, беря в руки коробку с соответствующей надписью. — Во время выстрелов надо одну теорию проверить.
Я на всякий случай я справился у начальника, разрешает ли он разбазаривать казённое имущество на сторону, получил ответ, что да, всё согласовано, а ты не лезь не в свои дела, Камак. И тогда я поинтересовался у Юрика, нельзя ли мне посмотреть хотя бы одним глазом, что это за бункер и с чем его едят.
— Пошли, конечно, — быстро согласился он, прижимая к боку коробку с лазером, — у нас от автоматизаторов никаких секретов нет.
И тут Миша-Мишель отчалил на свой шестой этаж, а Юра повёл меня в таинственный бункер — это надо было сначала спуститься к проходной… ну то есть к тому месту, где скоро должна была появиться проходная, а потом ещё и вниз на два этажа по узенькой винтовой лестнице. На входе в бункер я сразу поразился толстенному гермозатвору, отведённому в сторону — вот не меньше полуметра толщиной.
— Однако, — заметил я, — судя по мерам предосторожности, у вас тут серьёзные дела творятся.
— Да, случается, — рассеянно ответил он, потом сбегал куда-то вбок, оставил там лазер и вернулся ко мне.
— Вот это и есть наш бункер, смотри, сколько влезет.
Размерами по горизонтали он был ровно таким же, как и наш зал управления, но в высоту в полтора раза больше. Слева тут в два этажа громоздились почти такие же экранные комнаты, как у нас, а справа в дальнем углу имела место чудовищных размеров бочка, изогнутая к тому же под прямым углом. Возле неё и сверху на ней копошились техники в белых халатах.
— Ты, кстати, почему без халата? — строго спросил меня Юра, — у нас положено в халатах всем быть.
— Не успел ещё получить, — отговорился я, — а правда, что при выстреле тут излучение сильное?
— Чистая правда, — подтвердил он, — до двух тысяч рентген, но очень недолго, секунда-две-три. Если стоять возле бочки, то можно неслабо получить.
— А СВЧ? — продолжил допытываться я.
— Ну ты наверно и сам знаешь, что СВЧ это не рентгены, там опасность для организма на порядок меньше. Однако по возможности лучше и этого дела избегать — да, плотность мощности миллиметрового СВЧ во время выстрела до 10-15 ватт на квадратный сантиметр доходит.
Я попытался вспомнить что-то про это СВЧ и вытащил из памяти, что у обычной СВЧ-печки эта мощность в милливаттах измеряется.
— А что, — решил я уже поставить все точки на ё, — кто-нибудь тут уже облучался? Так, чтоб по-крупному?
— Было один раз, — нехотя отвечал Юра, — Михалыч задержался с выходом, и гермозатвор у него перед носом захлопнулся…
— И что?
— Живой, как видишь, — и он показал на мужичонку преклонного возраста, который ковырялся с каким-то железом возле бочки.
— Привет, Юрик, — сказал немолодой сотрудник, выглянувший из-за некой конструкции, был он одет почему-то не в халат, а в ватную телогрейку, — молодёжь обучаешь?
— Ага, Арнольд Палыч, — ответил ему тот, — это вот Петя, новый автоматизатор.
— Ну здравствуй, Петя, — сунул мне руку этот Арнольд, — вливайся в коллектив, — после чего опять скрылся в недрах железной конструкции.
— А это кто? — спросил я у Юры, — напарник Михалыча?
— Ну ты тёмный, — развеселился он, — как одесская катакомба. Это товарищ Калганов, лауреат Ленинской премии и академик Академии наук. Ближайший соратник нашего директора.
Но тут замогильный голос из-под потолка сообщил:
— Всем выйти из бункера, пятиминутная готовность.
— Ну я тогда пошёл, — быстро сказал я Юрику, — ну их, эти ваши выстрелы. А ты чего, идёшь?
— А у нас так быстро никто не выходит, — отвечал он, — правило хорошего тона, это выйти после объявления 30-секундной готовности.
Когда я вернулся на свои антресоли, Шурик поинтересовался у меня, как прошёл визит в бункер.
— Нормально, Шура, — отвечал я, — бункер как бункер. Всех выгоняют раз в полчаса… а ещё академики в ватниках там ходят.
— Это ты про Калганова что ли? Да, есть у него такая странность…
— И ещё вот что хотел спросить, — продолжил я, — а чего это программист, который Миша, разговаривает так через губу? Как будто все ему вокруг должны и не отдают?
— Так высшая каста же, программисты, — пояснил мне, как малолетке, Шура, — у них с железячниками давняя неприязнь. Мы типа колхозники, которые в земле копаются, а они типа белые люди, указывают
