Два доллара - Герман Иванович Романов

class="p1">— Отставить, — едва удалось прохрипеть, сил действительно не оставалось. Теньенте, приставленный к нему адъютантом и помощником, понимающе кивнул, ведь всем нужно увидеть результаты торпедной атаки мифической подводной лодки, на которую якобы он и отволок контейнер. И приложил к губам горловину фляжки — Сергей Иванович сделал несколько глотков рома, и спустя пару минут почувствовал себя лучше. Посмотрел на часы — до срабатывания химического взрывателя, сделанного им с замедлением на три часа, оставалось несколько минут. Но тут неточно, разлет до десяти минут в разные стороны, слишком ненадежны химические способы.

— Атака, сеньор, атака — торпеда попала!

Взрыв был ясно слышимым, хотя звук прошел почти полтора километра. Наступили предрассветные сумерки, но в бинокль Сергей Иванович увидел опадающий столб воды на корме броненосца. В полном молчании прождал четверть часа, прихлебывая ром и едва сдерживая радость — только тогда стало ясно, что броненосец опустился на грунт. Он бросил взгляд на островок, где остались испанцы — теперь Буиса точно попадет в плен, американцы допросят с пристрастием, «разговорят». И это хорошо — янки тогда не могут не принять мер, и «концы в воду»….

_{Корабли из Практической Эскадры контр-адмирала Серверы. Такими они пошли в бой…}

— Нет никаких сомнений, Уинфельд, что нашу «Айову» торпедировала построенная в Британии подводная лодка. Да-да, именно так — подло и коварно, в любимой их манере, как раз перед рассветом, ударила точно в борт. Мы потеряли наш лучший броненосец вслед за несчастным «Мэном»! А их у нас немного — осталось только четыре!

Командующий главной эскадрой флота САСШ контр-адмирал Уильям Сэмпсон едва сдерживал негодование, которое буквально распирало его. А вот командующий «Летучей эскадрой» командор Уинфельд Скотт Шлей был на диво спокоен — он уже переговорил с командиром прибывшего с горестным донесением миноносца, и имел на этот счет собственное мнение.

— «Айова» только легла на грунт, и это произошло в прилив, когда было десять футов под килем. Все произошедшее от безалаберности команды, халатности вахтенных, и попустительства командира — ведь началась приемка угля. На ночь не задраили отсеки, и вода безостановочно залила броненосец, к тому же паника. Пустяк — в отливы можно провести работы, задраить отсеки и начать откачку воды из них, одного за другим. Подвести к пробоине пластырь, водолазы опытные — на все уйдет две-три недели, не больше. И корабль своим ходом дойдет до верфи, где его за месяц отремонтируют в доке. Может быть за два — нужна переборка машин, и ремонт котлов, которые, к счастью не были в работе, кроме двух.

— Хорошо, пусть так — но наш лучший броненосец сейчас сидит днищем на водорослях, а проклятая субмарина где-то рыщет! И я ничего о том не знаю, дьявол бы всех пробрал!

— Сэр, захватили испанского мичмана, что наблюдал за атакой броненосца в бинокль. Удивительно безалаберны эти потомки конкистадоров — среди зелени наши сигнальщики разглядели белую мешковину, выслали катер и на островке пленили этого офицера. С ним уже «поговорили» с пристрастием, этот упрямец, поначалу молчавший, сейчас заговорил. Он вполне искренен, ручаюсь, даже очень. Вам следует с ним переговорить, сэр — он рассказывает удивительные вещи.

Шлей усмехнулся — на войне все средства хороши, американцы никогда в их наборе не стеснялись, этому научили бесконечные стычки и войны с индейцами. Так что испанский офицер уже хорошо «подготовлен» к откровенной «беседе» с адмиралом, и запираться не станет. Ведь есть своеобразные и весьма действенные методы «убеждения» несговорчивых, которые никому не захочется снова «отведать»…

— Кэптен приплыл уже под утро, передав какой-то груз на субмарину. А каков он, я не знаю — большой сверток. С ним отбыли его офицеры, что приехали из Сантьяго. Я остался наблюдать за броненосцем и транспортами, записывая все происходящее, и увидел взрыв под его бортом, ближе к корме. Потом подошли ваши катера и меня взяли в плен…

Испанец сглотнул, лицо было заплывшее от побоев — разъяренные от картины гибели собственного броненосца морские пехотинцы с ним не церемонились, избили жутко, зубы отсутствовали, а губы страшно разбиты, правый глаз полностью заплыл. На английском языке говорил хоть плохо, но вполне понятно. Многие испанские офицеры знают этот язык — ведь больше трех веков воевали с англичанами, в конечном итоге потерпев кошмарное поражение под Трафальгаром от легендарного одноглазого адмирала, которого и пристрелили во время сражения.

— Что за лодка, какова она?

— Не знаю, ваше превосходительство — при мне ведь не говорили, но когда они наблюдали, то кэптен был словоохотлив со своими офицерами, постоянно пил ром большими глотками, не как мы, и достаточно громко говорил, так что и мне было слышно. Имени его не знаю, но офицеры называли его на наш манер — сеньор дон Серхио Рамос.

— Вы его подслушивали?

— Нет, просто слышал. Он принятый на нашу службу англичанин, хотя его испанский язык совершенен, но со странностями, как и все джентльмены. Якобы за создание субмарины его отправили со службы из Королевского Флота без пенсии. Посчитали это оружие подлым, несущим угрозу для самого Ройял Нэви. На лодке экипаж из четырех французов — я запомнил только лейтенантов Пьера Ришара и Жерарда Депардье, сама субмарина именуется «Папаша». Она очень маленькая, торчит рубка с иллюминаторами, там бензиновый двигатель, отчего у всех постоянно болит голова, люди задыхаются. Оттого часто всплывают на поверхность, проветривают. Вроде всего одна торпеда, и она потрачена на броненосец, ваше превосходительство.

Произнеся эти слова, мичман испуганно поклонился, руки держал за спиной — их ему связали. И голос дрогнул:

— Этой ночью субмарина вернется в Сантьяго, а до того была на Ямайке. Ее будут встречать — разведут костры у входа, по обе стороны, и еще один в крепости Морро у подножия стен. И включат прожектор, чтобы сделать дорожку из света — лодка в надводном состоянии легко войдет в бухту. Ее будут обязательно встречать от двух до четырех часов ночи. Вот и все, что я смог услышать, ваше превосходительство, кэптен просто громко говорил, когда выпивал много рома, ругался на английском и еще на другом непонятном языке. Он, несомненно, моряк — и снаряжение у него странное для плавания.

— Каких только бродяг не встретишь в Королевском Флоте, а многие пираты там становились рыцарями, фыркнул Сэмпсон, и махнул рукой морским пехотинцам, что голодными взглядами пристально смотрели за пленником. Негромко распорядился,