— Спасибо, любезный Готье, так мы и сделаем. И поужинаем тоже. Надеюсь, у тебя найдется, что поесть?
— О да, сударыня. Конечно, найдется. Даже пара бутылок доброго вина еще…
— Постой-ка! — перебила его Маргарита. — Но лошадей у тебя целый табун. Откуда же взялись остальные?
— Это другие господа их оставили, — в замешательстве ответил лесничий. — Они оставили мне на попечение своих лошадей, а сами гурьбой пошли в лес. Только один господин с женой…
— А кто они, собственно, такие, этот господин с женой?
— Увы, ваша светлость, не знаю. Я не любопытен излишне. Очевидно, они гости моей госпожи — как и вы, вероятно… Ну, и еще за ужином они называли друг друга Симоном — это господина, и Аделью — это госпожу.
— Ага! — рассмеялась Маргарита. — Понятно. Графине де Монтальбан не терпится родить своему мужу наследника.
— О да, сударыня, да, — с готовностью закивал лесничий. — Как видите, они еще засветло отправились в спальню… Надеюсь, ваша светлость вскоре тоже подарит монсеньору ребенка. Первая жена господина графа, царство ей небесное, так и не…
— Замолчи! — рявкнул смущенный Тибальд. — Не суй свой нос не в свое дело.
— Но почему же? — ласково промурлыкала Маргарита, положив руку ему на плечо. — Мастер Готье дело говорит. Ведь дети — это так прекрасно.
— О да, сударыня, да, — подтвердил лесничий и тяжело вздохнул. Жаль, что у меня нет ни жены, ни детишек… Да и поздно мне их заводить, старому монаху-расстриге…
14. МОСКОВСКАЯ СКАЗКА ОТ ГРАФА ТИБАЛЬДА
Поужинав, они уединились в одной из спален. Покои на втором этаже действительно были барские, предназначенные для отдыха господ, выбравшихся на охоту, но перегородки между комнатами были довольно тонкими, и из соседней спальни слышались сладострастные стоны, которые еще больше возбудили Тибальда. Он рывком привлек к себе Маргариту и жадно поцеловал ее, но она тут же высвободилась из его объятий.
— Погоди чуток. Прежде всего, нам надо поговорить.
— О чем?
Маргарита скинула башмаки, забралась на широкую кровать и села, обхватив колени руками.
— Ты тоже садись… Нет-нет, не рядом со мной. Возьми вон тот табурет, пододвинь его ближе… Вот так. Теперь можешь присаживаться.
Тибальд устроился на низеньком табурете и тотчас облизнулся — взгляду его открылись стройные ножки Маргариты и ее коротенькие панталоны.
Заметив это, принцесса быстро одернула платье.
— Как вам не стыдно, господин граф! Заглядывать дамам под юбки, уподобляясь сопливым пажам… Впрочем, ладно, Тибальд. Давай поговорим серьезно.
— О чем? Или о ком?
— О нас с тобой. Ты еще не отказался от идеи жениться на мне?
— Ну, вообще-то…
— Я не вообще спрашиваю. Я требую определенного ответа.
— Да. Определенно, да. Решительно! Я безумно хочу жениться на тебе, Маргарита.
— Ах, какой пыл, какая страсть! С чего бы это?
— Потому что я люблю тебя. Вот уже четыре года я безнадежно влюблен в тебя.
— Надо же! И можно подумать, что все эти годы ты хранил мне верность душой и телом.
— Душой да, но что касается тела… Знаешь что, Маргарита…
— Ну!
— Вот что я тебе скажу: чья бы корова мычала, а твоя молчала. Можно подумать, что ты само вместилище добродетели и целомудрия, воплощенная невинность, олицетворение девичьей застенчивости. И не тебе упрекать меня в беспутстве, ибо ты сама отнюдь не монашка.
— Так почему же ты любишь меня?
— Потому что ты ангел, — серьезно ответил Тибальд.
Маргарита откинулась на подушки и разразилась звонким хохотом, дрыгая в воздухе ногами. При этом ее платье задралось выше колен.
— Я — ангел? — смеясь, переспросила она. — Бесстыжая, развратная, вертихвостка — и ангел?! С ума сойти!
— Я как раз это и делаю.
— Что?
— Схожу с ума.
— От чего?
— От вида твоих прелестных ножек. Теперь у меня нет нужды заглядывать тебе под юбки — но и отворачиваться, уподобляясь стыдливому ханже, я тоже не собираюсь.
— Ну и не надо, — ответила Маргарита, и не думая поправлять платье. Смотри и дурей себе потихоньку. Только сначала скажи мне, почему ты считаешь меня ангелом?
— Потому что я люблю тебя.
— А любишь меня, потому что я ангел?
— Вот именно.
Маргарита вздохнула.
— Получается замкнутый круг. Однако, четыре года назад, когда ты впервые увидел меня, ты же меня еще не любил…
— И как только увидел, так сразу же и влюбился.
— Но чем я тебя привлекла?
— Любовь слепа, Маргарита, полюбишь и козла… то бишь ангела.
— И все-таки, что было первично — ты понял, что я ангел, или ты влюбился в меня?
— Я влюбился в тебя и сразу же понял, что ты ангел…
— Ага!..
— Но с другой стороны, — поспешил добавить Тибальд, — увидев, какой ты ангел, я тотчас влюбился в тебя.
Маргарита вновь приняла сидячее положение и обхватила руками колени теперь уже не прикрытые платьем.
— По-моему, мы зациклились, Тибальд. Тебе так не кажется?
— Вполне возможно. Мы блуждаем меж трех сосен, выясняя, что было вначале — курица или яйцо, вместо того, чтобы перейти к делу.
— К какому делу?
— Прежде всего (тут ты права) нам надо определиться в наших отношениях. Ты уже выяснила для себя, что я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Теперь настал мой черед.
— Ну! — В глазах принцессы заплясали чертики. — Давай.
— Итак, спрашивать о том, любишь ли ты меня, я не буду.
— Почему?
— Я уверен, что в данный момент ты любишь меня.
— Да ну! В самом деле?
— Ну да! В самом деле. Насколько я тебя знаю, Маргарита, ты любвеобильная женщина и любишь всякого мужчину, с которым ложишься в постель… Прости, я не совсем точно выразился — ты ложишься в постель только с теми мужчинами, к которым ты испытываешь определенное влечение, именуемое тобой любовью.
— Ты в этом уверен?
— А разве это не так? Скажи откровенно, сама себе скажи — мне можешь не говорить.
Маргарита промолчала, сосредоточив все внимание на своих ногах, обтянутых тонким шелком чулок.
— О тебе рассказывают всякие небылицы, — между тем продолжал Тибальд. — Но в одном все сплетники единодушны — у тебя никогда не было нескольких любовников одновременно. В определенном смысле ты убежденный однолюб. «Любить» и «заниматься любовью» для тебя синонимы, ты не видишь никакого различия между этими двумя понятиями, а потому у тебя никак не вкладывается в голове, КАК это я могу, в душе храня тебе верность, искать утешение на стороне. Другое дело, что ты непостоянна, ты часто влюбляешься и меняешь мужчин, как перчатки. Но если ты увлечешься кем-нибудь, то остаешься верной ему до тех пор, пока с ним не порвешь… Впрочем, сейчас у тебя, кажется, кризис. Ты стоишь на перепутье, чего с тобой еще никогда не случалось.
— И что же это за кризис такой? — в замешательстве произнесла Маргарита. — Просвети-ка меня, недотепу.
— И не пытайся изобразить недоумение, милочка. Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь. После разрыва с Красавчиком ты бросилась в объятия Анны Юлии лишь затем, чтобы забыться, и этот, с позволения сказать, роман я комментировать не буду. Оба Педро — Оска и кузен Арагонский — вызывают у тебя устойчивую антипатию, и потому они мне не соперники. Далее, ты назначила конкретную дату бракосочетания — а из этого следует, что ты выйдешь либо за меня, либо за Рикарда Иверо. Вот тут-то и зарыта собака.
— Какая собака?
— Твоя раздвоенность. Тебя влечет и ко мне и к нему — и тебе это в диковинку, тебя это сводит с ума. Ты предложила мне заняться с тобой любовью, но вместе с тем ты влюблена в кузена Иверо, то есть сейчас ты любишь нас обоих.
— Прекрати! — выкрикнула Маргарита с отчаянием в голосе. — Прекрати сейчас же!
Она уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Тибальд присел на край кровати и взял ее за руку.
— Поплачь, девочка, — нежно сказал он. — Тебе надо поплакать. Ты вконец запуталась, и я понимаю, как тебе тяжело и больно. Облегчи свою душу…
Выплакав все слезы, Маргарита поднялась, села рядом с Тибальдом и положила голову ему на плечо. Он с неописуемым наслаждением вдыхал аромат ее душистых волос.
— Тибальд, — наконец отозвалась она. — Ты, хоть ты, можешь убедить меня в том, что я должна выйти замуж именно за тебя?
— Ну, если всей моей любви к тебе недостаточно…
— Рикард тоже любит меня. Он просто свихнулся на мне.
— А я…
— Пока что ты в своем уме.
— Но если ты отвергнешь меня, я сойду с ума.
— Вы всего лишь поменяетесь местами — к Рикарду вернется рассудок, а ты свой потеряешь.
— Мало того, — добавил Тибальд, — я стану дьяволопоклонником.
— Что?!
— Я продам душу Сатане.
— Зачем?
