— Обещаю вам, дорогой вы мой человек — принялся оправдываться он, — в ближайшее время предпринять…
— Не надо обещаний, Алексей Максимович. К чему? Мы с вами не дети. Пожалуйста, впредь согласовывайте ваши этнографические экспедиции со мной. С Будённым я поговорю отдельно. А теперь полюбуйтесь вот на это.
И на стол упало пришедшее сегодня письмо. Горький уткнулся в бумагу. Прочитал.
— Что это значит? — захлопал он глазами. — И кто его сюда принёс?
— Я осведомился внизу. Письмо принесла дама в чёрном. Лицо она скрывает под вуалью. Принесла и исчезла.
Алексей Максимович стоял столбом, не произнося ни слова. Наконец он осмелился робко выговорить начало фразы с тем, чтобы докончил её более опытный и разумный Попов:
— Это означает…
— Это означает, мсье Буревестник, что мы под колпаком у некоей банды. Может быть, Маркони действует один, может, их несколько. Наш «Добра желатель» в любом случае не дремлет. Он тоже готовится. Вот нам первый звонок. Чем попусту извиняться, идите разыскивать фельдмаршала. Господин Будённый и вы — мои единственные союзники. Нам следует собраться и втроем обсудить создавшееся положение.
Однако поиски маршала в ресторане ни к чему не привели. Горький вернулся ни с чем. Попов тем временем зажёг камин и устроился весьма уютно в чиппендейловском кресле с золотыми львиными лапами. Огонь за чугунной решёткой разгорелся, комната перестала казаться ловушкой, снова обрела былой уют и очарование.
— Присаживайтесь, Буревестник, — показал, вновь повеселевший Попов на соседнее кресло, едва Горький снова возник в номере. — Садитесь, погрейтесь у камина, не правда ли, замечательно, что господа англичане изобрели это чудо, камин?
Предложение погреться Горький, разумеется, тут же и принял, так уютно потрескивал уголь в облицованной мрамором топке и располагал к беседе. Попов начал с лёгким упрёком в голосе:
— Не хочу вас обидеть, но не уверен, что ваш выбор Будённого в качестве помощника был верен. С другой стороны, я считаю, он на правильном пути, и за него стоит лишь порадоваться. Вот и наука говорит, что наиболее крепкими оказываются браки, где мужчина бесспорный лидер. При этом умственный коэффициент жены выше, чем у мужа. Ведь вы знаете, с кем ваш прелестный кавалерист завёл амуры?
— Помилуйте, откуда? — пожал плечами Горький. — Он мне не рассказывает. Я только знаю про историю с объявлением в газете. Вы же сами и посоветовали.
— Меня тоже ей не представили, но мне и одного имени довольно. Будённый рассказал, что зовут её Бейден-Пауэлл.
— И что ж?
— Так и быть, расскажу вам. Дело вот в чём. Как вы знаете, Англия постоянно ведёт колониальные войны в Африке. И один из самых известных героев этой войны носит фамилию Бейден-Пауэлл. Я навёл справки в адресном бюро. Вдова та самая. А наш кавалерист скоро станет наследником славы героя Англии и станет именоваться эсквайром.
— Не тяните, — не мог скрыть волнения писатель.
— Извольте. История Бейдена такова. Во время Англо-Бурской войны город Мафекинг был окружен войсками мятежных буров, на сотни миль вокруг ни одного британского солдата. Осаждённый Мафекинг выпускал свои почтовые марки. На одной из них изображался руководитель обороны полковник Бейден — Пауэлл. Такая синяя невзрачная марка со словами «ОСАЖДЕННЫЙ МАФЕКИНГ» (MAFEKING BESIEGED) и с человеком в широкополой шляпе на ней. Не обращали внимания у нас в альбоме?
— Нет.
— Итак, «Осаждённый Мафекинг» — изображение на английской почтовой марке редкое. У англичан даже на марках колоний почти всегда изображение короля или королевы, но, война, как водится, вводит коррективы. Руководителем обороны назначили Бейдена — Пауэлла. Он оказался не только великолепным организатором, но и очень находчивым и остроумным человеком. Огромную роль в обороне города, который буры нещадно обстреливали из пушек, сыграли дети, бойскауты. Представьте себе, окружённый огромной армией неприятеля город на равнине без укреплений и регулярных частей. И что удивительно, Бейден сражался в осаде, имея под ружьём всего-то не больше тысячи бойцов и два орудия, против него в разное время воевало до 9000 буров. Дети и подростки таскали снаряды, служили рассыльными. А Бейден-Пауэлл, или «Би Пи», как его ласково называли солдаты, развлекался ночами, отправляясь в опасные вылазки проверить свои и неприятельские караулы. Благо, ночи в Южной Африке тёмные.
— Прямо таки народный герой! — воскликнул Горький. — У нас в России его именем называли бы улицы и города!
— В Англии ему воздали по заслугам. Но вы правы, Буревестник, с единственной поправкой: «народный герой» воевал против простого народа. А простые фермеры, то бишь, буры, как раз и боролись в этой войне за свою свободу от Британии. На этом примере лишний раз видно, что любое общество живёт легендами, которые само же и создаёт.
— Сколько же они продержались, профессор? В этом их Мафе…
— Мафекинге. Они продержались, если мне память не изменяет, двести семнадцать дней.
— Я бы написал: «Двести семнадцать дней и ночей героической обороны». Так звучит солиднее, и цифра вроде бы даже удваивается, когда вместо «дней» употребляешь «дней и ночей». Чем же закончилась эпопея?
— Подошла помощь. Бейден-Пауэлл со своей обороной оттянул на себя огромные силы неприятеля, он действительно герой Империи и кавалер ордена Бани, очень высокочтимого ордена, но и это ещё не всё. Чем бы, вы думали, Бейден занялся, выйдя на покой?
— Ума не приложу.
— А вы приложите. Ведь он показал себя не только как блестящий военный, но и как воспитатель молодых воинов. Он — основатель скаутского движения, автор многих книг и именно ему принадлежит широко известный принцип обучения «Learning by doing». И в простой, обычной, невоенной жизни, оказывается, есть место подвигу.
— Как вы сказали? — переспросил Горький. С этими словами писатель вытащил свой потрёпанный блокнот, с которым никогда не расставался, и принялся в нём чиркать.
— Я говорю, — вернулся к судьбе Будённого Попов, — наш новоявленный эсквайр крутит роман с женой родоначальника интересного детского движения. Я не ошибся со своим объявлением. Рискну предположить, уважаемый Алексей Максимович, что пропавший англичанин никогда не вернётся. Что ему делать в пыльном Лондоне? Вот покинутая жёнушка и заскучала. Как говорил поэт, о вдовы, все вы таковы.
За разговором время летело незаметно.
— Скажите, дорогой Александр Степанович, откуда у вас такие обширные познания касательно Англо-бурской войны? Я, с вашего позволения, запишу всю историю, — оторвался от бумаги писатель. — Итак?
— Итак, во — первых, я человек хотя и не военный, но с военным ведомством связанный. А во-вторых, меня всегда интересовал небезызвестный сэр Артур Конан-Дойль, написавший «Войну в Южной Африке». Отсылаю вас к нему. Вы знаете, Алексей Максимович, время позднее, завтра нас ожидает много новых дел. Давайте отправимся спать. А наш сотрудник, отвечающий за военную сторону дела, по-видимому, проводит время в обществе куда более интересном, нежели мы с вами.
С этим предположением трудно было не согласиться, приходилось принять его за истинное. Часы на каминном столике пробили четверть первого ночи. Горький сделал последние пометки в своей походной тетради и уже встал, чтобы раскланяться и пожелать спокойной ночи, когда в дверь постучали.
— Поглядим, что за поздний гость удостоил нас своим посещением, — направился к двери хозяин гостиничного номера.
В комнате стоял человек в оборванной одежде и странного вида головном уборе.
— Чем могу служить-с? — поклонился Попов.
— Не признали, товарищ Попов? — раздался знакомый голос третьего участника лондонской экспедиции.
Вид у маршала был не самым лучшим. Вошедший тяжело дышал, будто бы на своих двоих пробежал несколько миль, колониальный костюм, одолженный у «Би Пи», отсутствовал, вместо него на Будённом красовался индийский тюрбан и восточные туфли, рукава длинного дамского халата в пятнах сажи украшали свисающие кисти. Но самое главное: лицо Будённого изменилось до неузнаваемости. Виной тому было отсутствие фирменного знака — усов, которые бесследно исчезли.
— Что с вами, Семён Михайлович? — бросился навстречу Горький. — Уж не нуждаетесь ли вы в медицинской помощи?
— А-а, — отмахивался руками старый кавалерист. — Какой ещё помощи? Я что, баба?
— Вы, оказывается, мастер искусства перевоплощения, кто бы мог вообразить, эсквайр! Ваш наряд весьма странен, — не без тени иронии осведомился пришедший в себя Попов. Затем он повернулся к Горькому — Держу пари, Буревестник, сейчас мы узнаем, что Бейден вернулся, и имела место битва при Ватерлоо.
В ответ Будённый лишь замотал головой и прохрипел:
— Дайте воды.
