— Лиховцева?
— Его.
— Ну и как он?
— Бедует.
— Прямо-таки бедует?
— Известное дело. Хоть и благородный, а без ноги трудно!
— Тоже верно.
— Так вот он мне твой, то есть ваш, адрес и дал!
— Я так и понял, — покивал Будищев, потом с сомнением оглядев наряд однополчанина, обратился к Гесе.
— Гедвига Генриховна, счастье моё, ты видишь, как одет наш друг?
— Как крестьянин, — отозвалась та, сделав вид, что не поняла намека.
— А разве это хорошо?
— Смотря для чего.
— Для жизни в большом городе!
— Дмитрий, что ты от меня хочешь?
— Блин, я тебе конкретно намекаю, что надо бы его приодеть!
— Ты думаешь, ему подойдет отделанная кружевами кофточка из розового муслина?
— Из какого нафиг муслина, и почему кофточка?
— Господи, Будищев, а ничего, что у меня мастерская по пошиву дамского платья?
Услышав это, Стеша с Семёном, чуть не поперхнулись от смеха, а раскрасневшийся от выпитого Фёдор только растеряно хлопал глазами, не понимая толком, о чём идет речь.
— Молчать, женщина, — шутливо пригрозил пальцем своей половине хозяин дома. — Твой день — восьмое марта!
— Я серьезно, Дима. У нас и ткани и фурнитура рассчитана для дам, причем весьма небедных. Разумеется, мне и моим работницам достанет квалификации пошить мужской костюм, но, сам подумай…
— Не надо, — попробовал робко возразить Шматов, но бывший унтер на корню пресек дискуссию.
— Федя, извини, конечно, но ты выглядишь, как последнее чмо! А в Питере, брат, везде встречают по одежке. Стало быть…
— И эта одежка не должна сидеть как на корове седло, — мягко прервала сожителя Геся. — Я вполне согласна, что нашему другу нужно обновить гардероб, но это не значит, что ему немедля следует пошить фрак!
— И что ты предлагаешь?
— Вообще-то существуют лавки готового платья. Но если это не подходит, то своди его завтра к Анне и дело с концом.
— Ты про Виртанен?
— Именно. Она хорошая портниха и работает быстро.
— Ладно, уговорили, — нахмурился Будищев, — завтра сходим к Аннушке.
— А кто это? — осторожно поинтересовался Федя.
— Завтра узнаешь. Хотя, нет. Завтра не получится, нам с Барановским нужно в Кронштадт.
— Зачем? — насторожилась Геся.
— По делам.
— Это понятно, но какие у тебя дела с флотом?
— Самые разные, солнце моё. В основном по пулеметам, ну и у минеров тамошних какие-то неполадки. Просят помочь.
— Минеров?!
— Не пугайся так. Просто у нас на флоте именно они и заведуют всей электрикой.
— Я могу отвести Фёдора к Анне, — неожиданно вызвалась Стеша. — Нам с Семёном все равно надо на Выборгскую сторону. Вот и проводим.
— А ведь верно, — обрадовался Дмитрий. — Сходите, а заодно и Аннушку проведаете. Передавайте привет. Сто лет её не видел.
— Хорошо.
— Вольно же тебе каждый день проделывать такой путь, — покачала головой Геся, не одобрявшая работу девушки в гальванической мастерской. — Да ещё в такой холод…
— Ничего страшного, — не согласился Будищев, — возьмут извозчика и мигом будут на месте.
— Как знаете, — не стала спорить та и повернулась к гостю: — Федя, хочешь чаю?
— Вот только чаю нам и не хватало! — заржал Дмитрий и снова взялся за графинчик.
— В таком случае, можете продолжать, — пожала плечами Гедвига Генриховна. — А мне рано вставать, так что я вас оставлю. Это и вас касается, молодые люди!
Услышав нетерпящий возражений голос, Сёмка со Стешей послушно поднялись и отправились к себе в комнату. Точнее, это была комнатка Степаниды, а мальчик обычно ночевал на диване в гостиной, но сегодня это место отвели гостю, так что девушке пришлось потесниться, а чтобы она не смущалась, туда перенесли из спальни большую ширму.
Оставшись одни, приятели с удовольствием выпили, после чего продолжили разговор.
— Слушай, Граф, — замялся Фёдор. — Выходит ты и впрямь в благородные вышел?
— Пока нет, — усмехнулся Будищев.
— А барчук, правда, у тебя управляющим?
— Да.
— Чудны дела твои, Господи! А с сестрой Берг вы как встретились?
— В лесу случайно. Грибы собирали.
— Какие грибы?
— Подосиновики.
— Смеешься?
— Ты ещё обидься!
— Чего мне обижаться, чай, не барин. А Стеша с Сёмкой, они тебе кто?
— Считай, что дети.
— Эвона как…
— Вот что, Федя, расскажи-ка мне лучше, как ты дошел до жизни такой?
— Ты про что?
— Помнишь, перед тем как в Россию вернуться, я всем вам раздал причитающееся за добычу?
— Помню.
— Ну и отчего ты, друг ситный, снова голой жопой на голой земле оказался? Там ведь некислая сумма для простого крестьянина выходила. Вон Егорову, ты говорил, даже на трактир хватило, а с тобой что не так?
— Дык, это, — замялся парень.
— Пропил-прогулял?
— Нет, что ты! — испугался тот. — Просто, понимаешь…
— Бабы?
— Сестренки, — вздохнул Шматов. — Одна младшая, ей приданое справил. А у той, что старше, дети мал-мала-меньше, а тут корова как на грех пала. В доме шаром покати и племянники голодными глазами смотрят, а сами ровно шкилеты! Вот я и того… не перезимовали бы они…
— Понятно. Пожалел, стало быть.
— Ага!
— Ну и ладно. Детей хоть выходили?
— Слава Богу! — обрадовано закивал приятель, поняв, что Будищев не сердится. — Меньшой, правда, все одно помер. Слабый был, а остальные, ничего так…
— Тьфу! — сплюнул Дмитрий от досады, но потом вспомнил, как крестьяне относятся к жизни и смерти и успокоился.
— Не ругайся, Граф.
— И не думал. Скажи лучше, чем думаешь заняться?
— Мне бы на завод какой поступить, — вздохнул парень и с надеждой посмотрел на приятеля.
— Дело хорошее! А специальность у тебя есть?
— Нет пока. Но я выучусь. Вот тебе крест! Ты же знаешь, я страсть, какой сметливый…
— Угу, — хмыкнул бывший унтер, прекрасно помнивший, что со сметкой на службе у того было не очень. — Ладно. Потом потолкуем. Сейчас спать пора.
С тех пор и началась у Шматова новая жизнь. Дмитрий усвистал из дома ни свет ни заря, успев только побриться и велев товарищу сделать тоже самое. Даже завтракать не стал, сказав, что перехватит чего-либо в вокзальном буфете. Зато Федора снова усадили за стол, налили большую чашку крепко заваренного чаю и поставили цельную миску ещё горячих булок, а к ним масла, ветчины и ещё разных вкусностей, каких парень раньше не то что не пробовал, а и не видывал.
Гедвига Генриховна, которую он про себя все ещё называл сестрой Берг, и Стеша ели понемножку, ровно птички клевали, а вот Сёмка разрезал пополам булку, щедро намазал одну её часть маслом, сверху водрузил ломоть ветчины, затем сыра и, накрыв сверху второй половиной, смачно откусил получившуюся конструкцию.
— Кушай, Федя, не стесняйся, — улыбнулась Геся. — Бери пример с Семёна.
— Так ведь пост ныне…
— А вчера что было? — высоко подняла брови хозяйка.
— Вчера я с дороги был, — робко возразил парень, чувствуя себя при этом крайне неловко. — Путникам дозволяется послабление…
— Ну, как хочешь, — одними губами улыбнулась модистка.
Чертыхаясь про себя, что полез со своим уставом в чужой монастырь, Федя хлебал пустой чай. Стеша и без того не оскоромилась за завтраком, а что касается смутившегося поначалу мальчишки, то он здраво рассудил, что этот грех не велик, и отмолить его не составит большого труда, продолжил расправляться со своим бутербродом и вскоре вышел из этой неравной борьбы победителем.
Потом они оделись и вышли на улицу. Гедвиге до её мастерской было недалеко, а Шматов и дети направились к конке. К счастью, долго ждать им не пришлось, и скоро они сидели в вагоне, увлекаемом вперед парой крепких лошадок. Двигались они, надо сказать, не слишком быстро, к тому же внутри было холодно, но все же ехали, а не шли.
— Скоро все конки переделают в трамваи! — авторитетно заявил Сёмка.
— Это как? — удивился Федя.
— Это такой же вагон, — начал объяснять мальчишка, — только на гальванической тяге. Без лошадей.
