Идем дальше. Нужно запретить Томе давать пациентам мой номер телефона — жизни не дадут. Это пока обо мне не знают. Вывод: нужен диспетчер-секретарь. Он станет принимать звонки, беседовать с родителями детей, отсекая безнадежных пациентов, и выстраивать график приема. Где найти? Вопрос! Интернета нет, объявления не разместить, резюме не пришлют. Тома в диспетчеры не годится — днем работает. Жена? Упаси, Боже! Хм! А что, если?..
Зайдя в свой подъезд, я позвонил в дверь Синицких. Открыла Маша.
— Дядя Миша! — заулыбалась, завидев меня. — Здравствуйте!
— Здравствуй, невестушка! — улыбнулся я в ответ. — Как чувствуешь себя?
— Замечательно! — сообщила она радостно. — Ходить пока не слишком получается, но я учусь.
— Не усердствуй! — предупредил я. — Нельзя сразу много.
— Понимаю, — кивнула Маша. — Я осторожно. Но все равно столько радости! Как заново родилась. Если вы к маме, то она на работе.
— Нет, не к маме, а к тебе, — сказал я. — Есть дело. Давай где-нибудь присядем.
Она отвела меня на кухню.
— Не желаешь поработать? — спросил я, устроившись на табурете. — У тебя каникулы, заняться нечем. А тут интересное занятие, да еще заработок. Матери поможешь.
— Кто ж меня возьмет? — вздохнула Маша.
— Я.
Она глянула удивленно. Рассказал ей о будущих обязанностях.
— Почему я? — поинтересовалась Маша.
— Ты болела ДЦП, потому легко сможешь отсеять тех, кому помочь не в состоянии. При необходимости расскажешь родителям, как проходит исцеление. В твоих устах это покажется убедительным. Платить буду сто рублей в месяц. Вот аванс.
Я достал из кармана и выложил на стол две банкноты по двадцать пять рублей.
— Много, дядя Миша! — замахала она руками. — Мама сто двадцать зарабатывает, так она бухгалтер с высшим образованием.
— Эта работа хлопотная, — возразил я. — Даже не представляешь насколько. В первое время звонков будет мало, но потом замучаешься бегать к телефону. Поесть не дадут. Да еще ночью могут позвонить, хотя в это время телефон лучше отключить. Выдержишь?
— Да! — кивнула Маша.
— Значит, решено, — я встал. — И еще. Попроси маму, чтобы не рассказывала о нашем разговоре Гале.
— Будете разводиться с ней? — выпалила Маша и покраснела.
Я в ответ укоризненно покачал головой.
— Мама говорила, что тетя Галя не ценит своего счастья, — тихо сказала Маша, опустив взор. — Муж ей золотой достался, а она в грош его не ставит. Я согласна с мамой, — она с вызовом глянула на меня.
— Вернемся к этому разговору позже, — вздохнул я и погладил ее по голове. — Все не так просто, девочка. Повзрослеешь — поймешь.
— Мне уже шестнадцать лет! — обиделась Маша. — Могу даже замуж выйти.
— Подрасти сначала, невеста! — хмыкнул я. — Закончили. Привет маме.
Галю я застал дома — вертелась перед зеркалом в прихожей. На ней красовалась черная мохеровая кофта-кардиган с длинными рукавами. Из-под края на боку свисала этикетка.
— Глянь! — затараторила жена, едва я переступил порог. — В ЦУМе три часа в очереди отстояла. Зато купила. Как тебе?
— Шик, блеск, красота! — оценил я. — Есть хочу.
— Извини, не приготовила, — развела она руками. — Не успела — в магазин поехала. Дефицит выбрасывают с утра.
Мысленно выругавшись, я прошел в кухню. Сука, будто в общежитии живу! В холодильнике нашлась вареная колбаса, в морозильнике — пельмени. Больше ничего — борщ с гуляшом доели вчера. Значит — пельмени. Я налил в кастрюлю воды и поставил на плиту.
Галя заглянула в кухню, когда вода закипела.
— На меня тоже вари! — потребовала, увидев на столе пачку пельменей. — Проголодалась.
Я молча высыпал содержимое пачки в кипяток, помешал ложкой. Теперь подождать пока всплывут.
— Где был? — поинтересовалась жена, присаживаясь на табурет.
— У пациента.
— Заплатили?
— Да.
— Сколько?
— Все мои.
— Ты с чего так, Мурашка? — насупилась она.
— С того! — я швырнул ложку на стол. — Прихожу домой с работы, а пожрать нечего, хотя у жены выходной. Она, видишь ли, побежала дефицит ловить. То, что муж придет голодный, не подумала.
— Я ведь извинилась!
— Извинения в тарелку не нальешь. А теперь скажи: нахрен мне такая жена?!
— Ты! Ты…
Глаза Гали налились слезами. Она вскочила и выбежала из кухни. Ну, и вали! Я спокойно доварил пельмени, слил бульон в раковину, положил в тарелку ломоть сливочного масла и навалил сверху исходящих паром мясных изделий. Поставив на горячую конфорку чайник, сел к столу. Ел, не чувствуя вкуса. Да какой он у фабричных пельменей? Это не еда — корм. «Фуд», как говорят американцы.
Галя появилась, когда я допивал чай. С независимым видом пересыпала в тарелку оставшиеся пельмени и, взяв вилку, присела к столу. Я допил чай и закурил. В прежней жизни мне этого не позволяли — выгоняли в лоджию. Но сейчас было плевать. Пусть только вякнет! Галя, видно, сообразила — дернула плечом, но промолчала. Я курил, пуская дым к потолку, и смотрел, как она ест.
Сигарета догорела. Я затушил бычок в пепельнице и встал.
— Миша…
— Что?
— Я больше не буду.
У меня глаза полезли на лоб. В прошлой жизни в подобной ситуации со мной бы перестали разговаривать, на неделю отлучив от тела.
— Сглупила, — торопливо сказала жена. — Ты вчера денег дал, я подумала: скорей что-нибудь купить. Цены растут, везде очереди.
И, естественно, купила себе кофту. То, что у мужа единственный костюм, да и тот ношенный, на ум не пришло. Ну, а что сделаешь? Галю мне не перевоспитать.
— Сколько стоит кофточка? — спросил я.
— Сто двадцать рублей.
Месячная зарплата Тамары. Потому жена и ухватила — для советского человека дороговато. Не у каждого в кошельке окажется нужная сумма. Да и тратить их на кофту… 120 рублей стоят импортные женские сапоги, причем, отличного качества.
— Денег дашь? — спросила жена.
Ожидаемо.
— У тебя осталось сто восемьдесят рублей.
— Пятьдесят, — вздохнула она. — Я еще кой-чего прикупила. Ну, там белье, косметику…
— Завтра. Мне нужно приодеться. Джинсы старые, — я оттянул пальцами штанины на бедрах. — Туфли стоптаны — не сегодня-завтра развалятся. А у меня клиенты. Увидят оборванца и решат: с чего ему платить? Да еще столько много? Ста рублей хватит. По одежке встречают.
— Хорошей в магазине не купить, — возразила жена.
— Поищем места, — хмыкнул я и прошел в прихожую. Там достал из портфеля тетрадь и набрал номер Янины. Почему ее? Если муж ездит за границу, то выход на фарцовщиков у нее есть. Не сама же дефицитом торгует.
Трубку сняли почти сразу.
— Алло?
— Здравствуйте, Янина, — сказал я. — Это Михаил. Решил поинтересоваться, как там Ваня?
— Замечательно! — затараторила она. — Потихоньку учимся ходить. Ест сам. Не всегда, правда, попадает в рот, салфетку подвязываю, но по сравнению с тем, что было, — небо и земля. Говорить начал. Пока неуверенно, да и слова тянет, но лопочет с утра до вечера. Я вам так благодарна!
— Рад слышать. У меня к вам просьба. Не давайте никому мой телефон. По вопросу исцеления пусть звонят Тамаре.
— Хорошо.
— И еще. Есть знакомые, у которых можно приодеться? Ну, там джинсы, батник, шузы [15]?
— Это лично вам? — уточнила она.
— Да.
— Поищем. Я перезвоню.
В наушнике запипикало. Я положил трубку на аппарат и стал ждать. В прихожую выглянула жена.
— Ну, что?
— Обещали подогнать товар, — сказал я. — Импортный. Связываются с продавцом. Получится — съезжу.
— Мне с тобой можно?
— В другой раз.
Она поджала губы.
— Надо посмотреть, что там есть, да и денег мало, — объяснил я. — Насчет женского спрошу.
— Ладно, — вздохнула Галя и ушла на кухню. В этот миг зазвонил телефон.
— Записывайте адрес, — сказала Янина.
Я прижал трубку плечом к уху, взял ручку и стал черкать на листе тетради — не своей, а специально для того предназначенной. Постоянно лежит на столике, как и ручка.
