не возникло недопонимание… — сказал Кир.
— На счёт Лены Котовой и Наташи Тороповой, — уточнил Прохоров.
Мой брат кивнул.
— Ну, да, — сказал он. — На счёт них. В общем, мы в кино их пригласили. На дневной сеанс. В «Красный Октябрь»…
— На «Ивана Васильевича», — пояснил Артур.
Кир прервался на полуслове, бросил недовольный взгляд на приятеля.
— Ясно, — сказал я. — Молодцы. Сильный поступок. Они согласились?
Прохоров ухмыльнулся.
— Конечно, согласились…
— Артурчик пообещал, что после кино мы все вместе посидим в стекляшке, поедим мороженое и попробуем молочные коктейли, — сообщил Кир.
Он толкнул своего приятеля в плечо.
— А от меня вы чего хотите? — спросил я. — Совета? Или благословления?
Кирилл пожал плечами.
— Спросить у тебя хотели, — сказал он. — Серёга, ты не обидишься, если девчонки с нами в кино пойдут? А то вчера…
— Мы не хотим с тобой ссориться, — пояснил Артур. — Вдруг ты… ну… на одну из них глаз положил.
Я вскинул руки, ответил:
— Всё нормально, парни. Ведите тех девчонок хоть в кино, хоть в ресторан или музей. Мне малолетки неинтересны.
Добавил:
— Предпочитаю женщин своего возраста. Можно даже немного постарше. Так что не вижу никаких проблем.
Кир и Артур улыбнулись.
— Значит, никаких обид? — уточнил мой брат.
Я покачал головой, повесил на ветку яблони протёртые до дыр тряпки, что заменяли мне боксёрские перчатки.
— Никаких обид, малой, — сказал я. — На руку и сердце ваших комсомолок не претендую. И прочие части их тел мне тоже не нужны.
Артур хмыкнул, взглянул на своего приятеля.
Но Кир не улыбнулся, а лишь кивнул головой и сказал:
— Сергей, мы тут… ещё хотели тебя кое о чём спросить.
Я кивнул, махнул рукой.
— Спрашивай.
Кирилл пристально посмотрел мне в лицо.
— Лена Котова нам сказала, что в прошлую субботу ты её спас, — сообщил он. — Говорила, что ты схватил её на руки и вынес из дома за минуту до того, как в него врезался самолёт…
— Наташка думает: ты заранее знал, что тот мужик пойдёт на таран, — заявил Артур. — Она уговаривала Ленку рассказать о тебе милиции. Считает, что ты этот… как его… соучастник.
Я вздохнул.
— Парни, вы ведь взрослые люди, — сказал я. — И не какие-то там глупые девицы. Зачем вы повторяете глупости?
Покачал головой.
— Почему… глупости? — спросил Кир. — Мы с Артурчиком в прошлый вторник ездили к тому дому. И видели дырень, что осталась в стене после той аварии. Девчонки не соврали насчёт самолёта…
— Они вам не соврали об авиакатастрофе, — сказал я. — А в остальном… нафантазировали невесть что, и вешают вам лапшу на уши. Какие-то спасатели в форме ВДВ, что носят девиц на руках… Вам самим-то не смешно?
Артур улыбнулся.
Кирилл дёрнул плечом.
— Так это сделал не ты, Серёга? — спросил он.
Я развёл руками и ответил:
— Ну, пораскиньте же мозгами, парни. Ведь вы же взрослые умные люди. Мой поезд прибыл из Москвы на здешний вокзал в то самое утро. Теоретически, я приехал бы вовремя к тому дому на Лесной улице до авиакатастрофы. Мог и о запланированном таране дома узнать заранее, если бы тот лётчик сообщил мне о своих планах в письме или в открытке. Мог бы? Наверное, мог бы — теоретически.
Кивнул и усмехнулся.
— Но как бы я догадался о том, что Котова в тот день находилась дома? — спросил я. — И что её нужно спасать? Вы об этом подумали? Кто написал бы мне о таком в Москву или в военную часть? Разве только она сама. Другого варианта я не вижу. Но тогда выходит, что Котова сознательно дожидалась аварии? И ждала, что её от этой авиакатастрофы спасут? Вам самим-то такой поворот не кажется маразмом?
Прохоров и Кирилл переглянулись.
— Вот вы сами и ответили на этот вопрос, — сказал я.
Добавил:
— Послушайте мой совет, парни. На будущее. Не воспринимайте на веру всё, что говорят вам женщины. Иначе и оглянуться не успеете, как обзаведётесь комплексом вины и чувством собственной неполноценности. Поверьте, у комсомолок очень бурная фантазия. Иногда они и сами не понимают, что случилось в реальности, а что происходило лишь в их мечтах. А мечтать они любят.
* * *
До прихода родителей я просидел за учебниками — почти весь вторник посвятил изучению физики.
* * *
А в среду в мой двор снова вошла Лена Котова — на этот раз она явилась ко мне одна, без подруги.
* * *
Сегодня, четвёртого июля, я вспоминал закон Паскаля. Процесс воскрешения воспоминаний о некогда уже изученной теме давался мне нелегко. Организм сопротивлялся этому процессу, поскольку в своей работе я в прошлой жизни использовал иные законы. Мозг отчаянно возмущался, когда я совал в него бесполезную с его точки зрения информацию. Он не желал тратить энергию на вещи, никак не связанные с процессами самосохранения и размножения. Ведь я, в отличие от прочих наивных советских абитуриентов, не сомневался: девяносто процентов той информации, что получу в институте, мне в работе и в жизни никогда не пригодится. Поэтому я не обманывал себя «пользой» от получения тех или иных знаний. Но и не закрыл учебник.
Процесс усвоения знаний упростился, когда я убедил себя: зима всё же будет. Напомнил себе, что все эти законы и теоремы в итоге приведут меня в студенческое общежитие. Где девять месяцев в году есть горячее водоснабжение. Где холодная вода течёт из крана круглосуточно, а не только после того, как ты в вёдрах принесёшь её из уличной колонки и зальёшь в умывальник. И где зимой к туалету ходят по тёплому коридору, а не по тёмному заснеженному саду. Мысли о том, что «зима близко» превратили процесс изучения закона Паскаля в борьбу за выживание — сразу же ослабло сопротивление со стороны моего организма, не желавшего понапрасну тратить драгоценную энергию. Мозг теперь едва ли не с жадностью впитывал информацию.
Я перевернул очередную страницу учебника и услышал, как скрипнули ступени на крыльце, как томно застонали половицы в прихожей.
Шуршание книжных станиц заглушил женский голос:
— Сергей! Чернов! Ты в доме?
Я поднял голову, потёр глаза.
Пробормотал:
— Нет меня. Ушёл. И не вернусь.
Но моя рука уже отодвинула в сторону
