И она хмыкнула утвердительно.
По завершении акта они лежали рядом, и Астрар молчала и улыбалась — редкое для нее состояние.
— Уж не полдень ли сейчас? — спросил Гостемил, косясь на окно.
— Да, — подтвердила Астрар.
— Ужасно есть хочется, — признался Гостемил.
— Сейчас. Приготовлю что-нибудь. Прости, я была занята все это время, даже к тебе не зашла.
— Чем же ты была занята, Астрар? — изображая трепетный интерес спросил Гостемил, и она засмеялась — видимо, не так глупа была, как изначально он думал. А может, сразу после соития женщины на некоторое время умнеют?
— Да так… Хелье вернулся раненый…
— Раненый?!
— Не сильно. Бок ему кто-то пропорол. Он не сказал, кто и как. А от чуди его толку мало, она безрукая совсем. Нужно было рану промыть, перевязать. Теперь меня Ширин сменила. Дочь у тебя ничего, соображает, хоть и сволочь. А чудь — только глаза свои круглые таращит, и всего пугается.
— Надо бы его… к нему… сходить, — сказал Гостемил. И понял, что может двигать пальцами левой руки. Хороший признак. — И пожрать бы заодно.
— Уж я сказала, что сейчас приготовлю! — вдруг скандальным голосом заявила Астрар.
Ого, подумал Гостемил.
Она лежала слева от него. Было неудобно, но он все-таки умудрился дотянуться правой рукой до ее волос, захватить в кулак, и, приподняв, перетащить ее, взвизгнувшую от удивления и боли, на себя. Глаза ее оказались точно напротив его глаз.
— Ты, тетка, вот что запомни, — сказал он ей. — Если ты будешь ласкова и добра, то проживешь у меня и со мной, сколько сама захочешь. А кричать не нужно. В моем доме не кричат. Правда, это не мой дом, а дом Хелье. Но это несущественно, бовина санкта.
— А ну, пусти меня! — возмутилась она. — Ухожу я!
— А тебя никто и не держит.
Она сползла с ложа и стала долго, навязчиво одеваться.
— За все, что я для него сделала… это ж надо… такая мне благодарность от него… за волосы тягает, подумайте… все такие… аспиды…
Уж стар я, подумал Гостемил, чтобы терпеть в доме скандалистку. Впрочем, я и в молодости не терпел. Если уйдет, то жалко, но ничего не поделаешь.
Он выбрался из постели, распрямился, расправил рубаху, и двинулся к выходу. Она сделала вид, что ей все равно.
В столовой он обнаружил Ширин, занятую кормежкой отрока, которого он помнил — при наборе в ополчение отрок представился ему как «мразь подзаборная».
— Его зовут Завал, — сообщила Ширин. — Он сказал, что знает тебя.
— Знаю его, — заверил отрок с набитым ртом.
— Да, мы немного знакомы, — подтвердил Гостемил. — Один из самых достойных защитников города. Лично перетащил к Десятинной два камня. И третий бы перетащил, но увлекся киданием в костер веток. Искры его заворожили. Тем не менее, сделал больше, чем все сбежавшие ратники вместе взятые, к примеру.
— Защитник хоть куда, — сказала Ширин.
— Согласен.
— Я только поем и сразу уйду, — сказал Завал.
— Не ешь так быстро, — велела Ширин. — Это вредно.
— Зачем же уходить? — удивился Гостемил. — Посиди еще, время раннее.
Поддерживаемый под руку чудью, Хелье вошел в столовую.
— Ранен? — спросил Гостемил.
— Царапина, ничего страшного, — Хелье пожал плечами. — О! Хорошо здесь, тепло. У меня в спальне холод жуткий. Печь старая, надо бы переложить… Ах ты, забыл совсем! Орвокки, будь другом, сбегай в спальню, там калита на ховлебенке лежит, принеси.
Орвокки кивнула, широко открывая глаза, и пошла обратно. Хелье опустился на скаммель, прижимая ладонь к ребрам, и поморщился. Завал, возле которого присел Хелье, придвинул ближе к себе плошки, из которых беспорядочно ел, и покосился на новоприбывшего. Гостемил засмеялся.
— Не бойся, не отберут, — сказал он.
— Да, так все говорят, — возразил Завал. — А как зазеваешься, так и нет уже, схвитили все.
Гостемил, Хелье, и Ширин засмеялись.
— Илларион заходил, и сказал, что еще зайдет, — сообщила Гостемилу Ширин.
— Наверное ты ему нравишься, — предположил Гостемил.
Ширин сделала скептическое лицо.
— Не обращай внимания, — посоветовал ей Хелье. — Такой уж у тебя отец. Лишь бы ляпнуть что-нибудь.
Вскоре вернулась Орвокки с калитой, отдала Хелье, села рядом с ним и опустила глаза.
— Орвокки, — обратился к ней Гостемил, — тебе не холодно? Что-то ты одета легко. А может, меня просто знобит, не знаю.
Орвокки уставилась на него круглыми глазами.
— Чего ты все время таращишься? — спросил ее Завал недовольным тоном. — Есть человеку мешаешь.
Она уставилась на Завала.
— Не обращай внимания, — сказал ему Гостемил. — Это город так на людей неподготовленных действует.
— Это точно, — согласился с ним Хелье. — Вполне балаганный город. Все новые ужасно удивляются и глаза таращат. Я помню этот взгляд — у меня такой же был, когда я впервые Киев увидел. А сейчас я стал, как все жители, обыкновенный киевлянин. Из того же балагана. Поэтому не таращусь.
— Я тоже не таращусь, — сказала Ширин.
— Таращишься, — возразил ей Завал.
— С чего ты взял?
— Да уж, таращишься, — поддержал его Гостемил.
Ширин перевела взгляд на Хелье, и он кивнул. Она снова посмотрела на Гостемила, и до нее дошло, что эти двое ее разыгрывают.
— Да ну вас, — сказала она.
Гостемил и Хелье засмеялись.
— Не отодвигайся, — сказал маленький Завал большой Ширин. — Сиди рядом. Так теплее.
Теперь засмеялась Ширин.
Хелье вытащил из калиты свиток, развернул его, и пробежал глазами — грамота, которую он обнаружил у Насиба за пазухой. Грамота эта была ему знакома. «Предъявителю выдать любые повозки и столько лошадей, сколько он потребует. Добронега». Найди эту грамоту стража детинца, Ярослав заподозрил бы… что-нибудь… Хлопоты и заботы Марии — не мое дело теперь, что мне до ее забот. И все-таки — так оно спокойнее как-то. Он скрутил свиток и передал его Ширин.
— Ты ближе к печи. Будь добра, кинь это в огонь.
— А что это?
— Дочь моя, праздное любопытство в нашем роду не принято, — наставительно заметил Гостемил.
— Не читай мне нравоучения при всех, — возмутилась Ширин.
— Да, не читай, — подтвердил Завал, запихивая в рот кусок ветчины.
Все засмеялись. Ширин поднялась, бросила свиток в печь, и снова села рядом с Завалом. И погладила его по голове.
Может, я все еще сплю, подумал Гостемил. Нет, вроде бы не сплю. Ага, вот и Астрар. Надутая и злая. Но, кажется, собралась подавать на стол. А ведь действительно жрать хочется — сил нет.
Вскоре к полуденному хвесту в доме Хелье присоединился Илларион.
Польские события, возле основных участников которых он терся два месяца, прошли мимо сознания Нестора. Прирожденный хронист, Нестор концентрировался только на том, над чем в данный момент работал, и на любовных связях. В Киев он прибыл в мае, как раз успев к свадьбе Харальда и Элисабет, на которую его не пустили — а жаль. Диадема в волосах Элисабет выглядела очень эффектно. Нестор обиделся и направился в отчий дом, и нашел в доме двух беременных женщин. Нашел бы и трех, но накануне Астрар выставлена была Гостемилом за очередной скандал и драку с Ширин (Гостемилу пришлось их разнимать из страха, что дочь нечаянно убьет любовницу) и уехала к матери в Житомир. Орвокки, на пятом месяце беременности, освоившаяся в доме Хелье и ладившая со всеми, не поладила с Нестором. Вернее, сам Нестор не поладил с ней. И в тот же вечер сказал сквозь зубы радующемуся честной компании Хелье,
— Мог бы и поумнее найти.
За что тут же и получил оплеуху, и еще одну за то, что пригрозил уйти и не вернуться. Тогда он отправился спать. Наутро, взбодрившись, приготовив самому себе завтрак, Нестор оделся в свою старую киевскую одежду, давно вышедшую из моды, привязал к гашнику дорожную калиту с письменами, и снова направился в детинец. Встретивший его Жискар велел подождать в приемной, располагавшейся в обновленной деревянной части терема. Нестор сидел на ховлебенке и смотрел раздраженно в потолок. В конце концов слуга пригласил его в занималовку.
— Здравствуй, Нестор, — сказал ему Ярослав.
— Здравствуй, князь. Ты мне должен триста гривен.
Прозвучала фраза так неожиданно, что Ярослав засмеялся.
— Что должен, отдам, — сказал он. — А все-таки скажи — как это я тебе задолжал?
— Летопись Торбьорна можешь выкинуть, вот я тебе привез… — Он бесцеремонно начал выкладывать на стол свиток за свитком.
— А! Помню, — Ярослав взял в руки один из свитков. — Стало быть, закончил?
— Как же закончил? Это ведь летопись. Летописи никогда не заканчиваются. Но дописал до правления Крестителя, как и обещал.
Ярослав развернул свиток и быстро пробежал глазами вольное несторово изложение библейских событий, о том, как Сим получил восток, а Иахвету досталась зачем-то Армения с горами и козами. Во втором свитке содержалась географически грустная история о том, как Апостол Андрей, намереваясь попасть в Рим, следовал на север вдоль Днепра, то есть в более или менее противоположном направлении. На содержание третьего свитка повлиял личный опыт Нестора — будучи в Париже, он подружился как-то с перевозчиком, оказавшимся добрее и сговорчивее киевских перевозчиков. О Константинополе перевозчик никогда не слышал, из чего Нестор сделал вывод, что основатель Киева перевозчиком быть не мог, иначе «не ходил бы к Константинополю», ибо, чтобы ходить к Константинополю, надобно знать, где это. Ярослав взял наугад еще один свиток и на этот раз заинтересовался всерьез.
