шахматной расцветке. В другой руке он нёс несколько железных кружек.
— Сразу чайку попьём, товарищ старший лейтенант? — весело спросил Артём.
— Выпуск уже скоро, а ты всё про чай думаешь. Чуть позже, — сказал Швабрин, выставляя термос на лавку. — Начинаем плотно летать самостоятельные полёты, точнее тренировочные. Как у вас состояние?
— Терпимо. Главное, чтобы грим наш не потёк, — сказал Макс, пытаясь поудобней сесть на скамейку.
— Что именно летаем? — спросил я.
— На этой неделе маршруты, зоны и крайние дни на неделе — пары и звенья.
— Вот это нормально! — захлопал в ладоши Костян.
Обсудили несколько моментов, касающихся полётов за чаем. В термосе у Швабрина был ароматный напиток с мятой.
— Девушка моя делала, — сказал Фёдорович, разливая всем в железные кружки. — А пудра от Ирины, супруги Нестерова. Тоже переживают за вас.
Не забывает нас первый инструктор. А вот мы давно не заходим к Николаевичу. Может, стоит посетить в ближайшее время?
— Про вашу дальнейшую жизнь хочу поговорить. Кого куда, думаете, направят?
И тут началось! Какие только желания не выказывали мои товарищи, что только не говорили о возможных местах службы. Пока очередь дошла до меня, перебрали, казалось весь Советский Союз.
— Со мной всё просто, — сказал Тёмыч. — Меня оставят здесь. Света не захочет уезжать отсюда. Да и я не против.
— Что ж, значит, будем коллегами, Артём. Если захочешь более плотно изучить…
— Ближайшее время не захочу, — перебил он Швабрина. — У нас день с ночью перепутался, дел домашних невпроворот. Не до дополнительной литературы сейчас.
Костян всерьёз намерен пробиваться в испытатели, но сам. Без помощи отца. Для этого ему нужно где-то много налетать, чтобы дойти быстрее до первого класса и поступать в школу испытателей.
— Вот где такие места есть, из которых потом можно попасть во Владимирск? — спросил у Швабрина Костя.
— Отец чего тебе предлагает?
— Он говорит, что переведёт меня на транспортники, и с них я уже поступлю, не выезжая прям из Владимирска, — отмахнулся Костян. — Не хочу я так, Фёдорович.
— Вариант неплохой, кстати. Ты уже будешь знаком с двумя разными родами авиации. Это будет тебе в плюс. Стоит тебе подумать.
Максу было сложнее всего размышлять. Ему, как он сказал, всё равно куда.
— И правильно. Ты не женат, вот и волен в выборе места. Опять же, вопрос в том, чего ты хочешь от службы получить, — начал объяснять Максу Швабрин. — Есть места, где не так много задач, нагрузка небольшая. Там люди служат и никуда не рвутся. А есть, где не вылезают с работы. Ещё и начальство своеобразное. Там ты будешь ждать ротацию как воздух под водой.
— И где такие, чтобы никуда не рваться? — спросил Макс.
— Север, Дальний Восток, возможно заграница, но туда тяжелее попасть. Серый, а ты чего молчишь? Есть предпочтения?
Пожалуй, я ещё не определился, в какое мне место ехать служить. Друзья точно удивятся моему тормозу в этом вопросе.
— Не решил пока, — ответил я.
— Может, просто не хочешь говорить? — спросил Швабрин, но в его голосе был некий укор в мою сторону.
— Серый, давай тут останешься? Вместе курсантов будем учить? — посмотрел на меня умоляющим взглядом Тёмыч, не дав ответить на вопрос Фёдоровича. — Мне тут без тебя тяжело будет.
Ой, Рыжов! Со Светой познакомил, на свадьбу надоумил, свидетелем у него был, в роддом водил. И правда, тяжело ему будет без меня.
— Так-так, расслабляешь своих охламонов, Иван Фёдорович? — вынырнула довольная физиономия Гнётова из-за лопингов.
— Обыкновенный учебный процесс, Григорий Максимович. Чем заслужили подобную честь? — задал ему вопрос Швабрин.
— Какую?
— Сам «почти» майор Гнётов, заместитель командира эскадрильи и у нас на спортгородке — что-то в лесу сдох… прости… случилось наверное.
— Паясничаешь? Ну да ладно, Ванечка. Хорошо, что больше нам не о чём разговаривать, — зализал свои волосы Гнётов. — А про будущую службу ты с ними зря беседы ведёшь. Сейчас всё сложно. Поедут твои орлята в такие дыры, где ни света, ни газа, ни воды. Готовьтесь, товарищи «почти» лейтенанты, — обратился он к нам и ушёл со спортгородка.
Швабрин, молча, стал закрывать термос и надевать на голову фуражку.
— И как его на зама комэска ставят, Фёдорович? — спросил Костян.
— Он переводится куда-то. Говорят в ГДР. Уже спит и видит, какие там можно побрякушки купить западные. Давайте собираться.
Гости на нашем чаепитии не закончились. Теперь мы лицезрели появление Валентиновича, который вообще не знает дороги на спортгородок. Как он говорит: лётчик и бег — это разные дистанции.
— Иван, давай заканчивай и на построение пацанов, — сказал Новиков, закуривая сигарету.
Отправив нас вперёд, Швабрин остался побеседовать с командиром звена. Содержание мы уже не слышали, поскольку всеми мыслями стремились быстрее построиться, пока не закончилось действие чудо-пудры у ребят.
Построение было объявлено перед штабом эскадрильи. Как обычно в это время дня предварительной подготовки у нас начинается «пеший по лётному». Каждый инструктор со своей группой отрабатывает завтрашние полётные задания.
Сегодня мы должны были ещё походить в составе звена. Пока ждали выхода из штаба Реброва, Новиков дал нам пару установок на будущие групповые полёты.
— Комэска задерживается пока, поэтому, немного о групповой слётанности. Я с Родиным в паре, Иван Фёдорович — с Рыжовым, — сказал Валентинович, выйдя перед строем вместе с другими командирами звеньев. — Следующий вылет — со мной Курков, с инструктором — Бардин. Согласны. И это был не вопрос, а утверждение. Сейчас на асфальте ещё походим.
Из дверей штаба показался Ребров, поправляющий фуражку на голове.
Что-то не нравится мне выражение его лица. Вольфрамович выглядел уставшим и недовольным. Кажется, сейчас нас будут очень сильно наказывать.
— Все готовы к завтрашним полётам? — спросил он у своего заместителя, который начал докладывать ему по всей форме. — Это хорошо.
— Мероприятия дня предварительной подготовки выполнены, — доложил заместитель.
— И на том спасибо, — сказал Вольфрамович, медленно поворачиваясь к нам. — Кто из вас, птеродактили вы мои, скажет, что произошло в субботу вечером?
Главное теперь, чтобы все стояли смирно и не издали и звука. Сейчас комэска начнёт давить, мол «все обо всём знают», «чистосердечное признание облегчит наши страдания»,
