присоединился к общей истерии. Громче всех обещал найти дебилов, а потом засунуть им пасту во все труднодоступные места.
Как заметать следы я знаю. Само собой, когда мы с Селёдкой вернулись в корпус, то первым делом измазал себя, чтоб не вызывать подозрений. Объяснять, почему все вокруг в пасте, а я — нет, совершенно ни к чему. Поэтому мое лицо было украшено белыми разводами, как и у остальных. Хотя тут-то я как раз ни при чем. Наш отряд вообще мазали девчонки. Но лучше избавить себя от лишних разговоров.
В этот момент мы услышали, наконец, крики. Звуки доносились с улицы. Пацаны подскочили к окну, оттесняя друг друга. Хотя окон в комнате было до хрена, все лезли, как дураки, на голову друг другу, чтоб посмотреть в одно.
По дорожке, которая вела к соседнему корпусу, пробежали двое. Сначала какой-то пацан из старшего отряда, за ним — злой Лапин. Спортсмен догнал бегуна за две секунды. Сходу повалил его на землю. Ну, а дальше, как и положено, началась драка. Лапин уселся сверху на соперника и пытался сломать ему нос. Либо оторвать уши. Не было до конца понятно, какая преследуется цель. При этом орал:
— Я узнал тебя, козлина! Это был ты! Тот в свою очередь, попадая в паузы между ударами, периодически отвечал Федьке кулаком в подбородок и кричал в ответ:
— Пошел к черту, дебил! Это ты всех намазал!!!
Вокруг них стали собираться остальные пацаны из первого отряда. Они, видимо, прибежали следом. Буквально через минуту дерущихся уже окружало кольцо из особо умазанных ребят. Потом появились девочки. Эти просто орали на уровне ультразвука. Им «повезло» еще больше. Особенно тем, кто успел сходить в туалет. Там был приготовлен специальный сюрприз. Ну, а уже следом — явились вожатые. Они даже не думали разнимать дерущихся, потому что их лица тоже украшали следы зубной пасты. Вожатые, не меньше подростков, жаждали восстановить справедливость. Просто, мы с Селедкой постарались на славу.
Когда убедились, что из палаты Лапина больше не раздаётся ни звука, решили, все-таки Федька слишком тупой. Он был не в состоянии принять случившееся за реальность. Подумал, дурной сон. Тем более, кто бы посмел явиться ночью и мазать пастой такого крутого пацана. Самоубийц нет. С точки зрения самого Лапина, конечно.
Подождав еще минут пять, мы отправились совершать свои подвиги дальше. Меня распирало от чувства азарта. В крови играло и бурлило. Обожаю это чувство.
Но была одна проблема. Вожатых в отряде двое. Где находится второй или вторая, мы не знали. Велика вероятность нарваться на проблемы. Толстуха спала в холле. Это, ладно. Причем, реально, если в одну сторону мы проскочили удачно, то теперь она будто включила седьмое чувство. Каждый раз, стоило нам двинуться, вздрагивала и храпела громче. Либо просто стала спать более чутко. Сработал инстинкт самосохранения. Ее стул находился как раз ближе к той половине, где обитали девчонки. И это создавало новую проблему.
Я стал лихорадочно соображать. Отступать не в моих правилах. Селедка вопросительно подняла обе брови. Я прижал указательный палец к губам. Мол, не мешай думать. Молчи. Она послушно кивнула. Черт, мне нравится эта девчонка. С ней при желании можно мутить всякие гадкие дела.
А потом снизошло озарение. В каждой палате имелась дверь, ведущая на длинный балкон. Он шел вдоль всего корпуса, но имел перегородки, которые делили его на секции. Одна комната — одна секция. Короче, было решено «брать» девочек через балкон. Если Селедка и сочла этот план безумием, а судя по глазам, которые стали еще больше и грозили вылезти из орбит целиком, она сочла его безумием, то спор, состоявшийся между нами, вынуждал ее держать свое мнение при себе.
Я скользнул в крайнюю комнату, на цыпочках прошел к двери. Селедка двигалась следом. Почти бесшумно открыл дверь, не считая грохота под сотню децибел, поскольку это были старые деревянные рамы с гуляющими внутри них стеклами.
Мы оба замерли, ожидая реакции со стороны обитателей комнаты. Ни хрена. Спали, как убитые. Ну, извиняйте, парни. Сами виноваты. С удовольствием в который раз посмотрел на из измазанные зубной пастой рожи. Хорошо, догадался прихватить с собой еще один, запасной тюбик. Спер его у кого-то из пацанов. Даже не понял у кого именно.
Я осторожно ступил на неожиданно мокрый и холодный балкон. Как назло, пошёл дождь. Ветер стал гораздо свеже́е. Отвратительно мерзкие капли сыпали, будто мелкая крупа. Деревья, которые были выше корпуса, на уровне третьего этажа угрожающе размахивали своими ветвями. Это, конечно, добавляло атмосферности всему происходящему. Вытянутые черные тени метались по окнам и нашим с Селедкой лицам.
Холодный ветер кидал не менее холодный дождь прямо в рожу. Я был просто в восторге. Чем сложнее задача, тем приятнее итог. Не ищу лёгких путей.
Перегородки между балконами представляли собой листы из тонкого металла, которые снизу отступали от пола на слишком узкое расстояние, а в высоту они были слишком длинные. Перебраться через верх не представлялось возможным. Пролезть под перегородкой могли только тараканы, плоские змеи или паучки. Я не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Поэтому, обернулся к Селедке, махнул ей рукой, намекая, чтоб она ожидала тут, а потом мужественно перевалил ногу через балконные перила с твердым намерением рискнуть жизнью ради принципа — доводить начатое до конца.
В этот момент ветер особо сильно хлестанул меня по физиономии. Я вздрогнул, и от неожиданности разжал зубы, в которых был тюбик пасты. Специально сунул его колпачком в рот, чтоб руки были свободны. Взгдядом проводил упавшую вниз пасту. Пришел к выводу, что третий этаж тоже ни хрена не мало. Совершенно не хотелось повторить за тюбиком этот стремительный полет. Если упаду и сломаю шею, то все мои планы пойдут псу под хвост. Поэтому подумал и решил, что я все-таки, наверное, таракан. Вернувшись назад, к Селедке, которая героически стояла под мелким дождём с бледным лицом и слегка постукивающими зубами, взял из ее рук запасной тюбик, а потом пошел на штурм балконной перегородки снизу. Честно говоря, даже не представляю, как я пропихнул это тело через столь узкую щель.
Поскольку палата, с помощью которой мы проникли на балкон, была крайней к холлу, за перегородкой открывался длинный пролет. Он относился к комнате отдыха. Мне пришлось ползти добрых десять метров на пузе. Думаю, кто-то из родственников Ванечкина точно ползал в окопах или ещё где-то. Иначе, как обьяснить, что рыхлое тело внезапно обрело подвижность ящерицы. Хотя… Возможно, дело было в адреналине. Его в моей крови сейчас имелось в избытке. Осторожно приподнял голову, дабы проверить ситуацию в холле, и тут же резко пригнул ее обратно. Вожатая не спала. Толстуха смотрела прямо в окно, отчего и без того холодный пол меня практически парализовал. Я шустро пополз дальше, мечтая уже добраться до перегородки и пролезть под ней.
Как только оказался в следующем пролёте, мне открылся вид в палату вожатых. Она была первой в ряду девчачьих комнат. Второй напарницы или напарника толстухи внутри не наблюдалось. Рискуя быть раскрытым в любой момент, я в то же время не мог ползти обратно. Ни шагу назад. Ни ползка, точнее. Наконец, оказался на первом балконе у девчонок. Гениально. Умница. Справился. Но… дверь на балкон оказалась закрыта изнутри палаты. Сука! Пришлось двигаться дальше.
В третьей или четвертой палате дверь была не заперта. Моя надежда на такое чудесное обстоятельство, сработала. Я залез внутрь и сунул зубную пасту под мышку, чтоб она нагрелась. Подождал около пяти минут, а потом начал мазать первую девчонку.
В этот самый момент произошло невероятное. Как в кино, когда по сюжету наступает самый напряжённый момент. Сверкнул разряд молнии за окном. Моя свеженамазанная жертва осветилась и оказалась… той самой второй вожатой!
Я выпрямился, чтоб осмотреть комнату. Тут же нашлось объяснение, какого черта взрослая особа делает в спальне детей. В этой палате ночевала маленькая девочка, чуть ли не шести лет. Не знаю, на хрена она оказалась в старшем отряде. Возможно, родственница самой вожатой. Возможно, дочь воспитателя, которого, кстати, мы вообще нигде
