заблудиться! — воскликнул Мэйуид.
— Пошли! — повторил Триффан.
Спиндл улыбнулся, а сердце Старлинг встрепенулось от возбуждения. Она старалась казаться взрослой, что ей почти удавалось.
Мэйуид бежал позади всех, по обыкновению оглядываясь по сторонам, потому что крот должен запоминать, откуда пришел, если ему предстоит отыскивать дорогу обратно. Так, пробираясь один за другим между деревьями, они и ушли, направляясь в центральные районы, в глубь Вена.
Тем временем всех кротов Данктона, исчезавших в уходящих вдаль долинах, охранял сверху мудрый любящий крот, лежавший совсем тихо под лучами заливавшего его света, более прекрасного, чем свет солнца.
❦
Гораздо позже, когда стало совсем светло, гвардейцы-грайки, пыхтя и отдуваясь, взобрались вверх по длинному массивному склону и вместо толпы кротов, которую надеялись найти, нашли лишь одного, уже остывшего, тихо лежащего рядом с большим Камнем.
— Поднимите его, — грубо скомандовал вожак. — Подвесьте его, чтобы остальные увидели.
На востоке ослепительно сияло солнце, и его лучи окутывали Камень плотной пеленой, блестящей и жаркой, так что грайки отступили. Никто из них, ни один, не осмелился подойти и прикоснуться к старому кроту, который лежал под защитой Камня.
Тогда вожак, сильный грайк, участник многих боевых кампаний, приблизился к кроту. Солнечный свет был таким ярким, что грайк почти ничего не видел. Но когда он дотронулся до крота, — о чудо, он не смог его даже пошевелить, все звуки исчезли, и на него опустилось пугающее Безмолвие.
Вожак с проклятиями отшатнулся, сказал «Ну и наплевать» и приказал отдыхать. Они найдут живых кротов и тогда сделают то, что велела Хенбейн, — убьют их. Никто не должен уцелеть, кроме тех, кого она назвала.
— Да, да! — закричали грайки, стараясь поддержать свой упавший дух. Однако их крики казались слабым шепотом, растворяющимся в небе, в которое устремлялся этот Камень, защищавший всех, кого любил.
Это лето в Данктонском Лесу было очень напряженным. Постоянно кто-то приходил, кто-то уходил — грайки, предводительствуемые Хенбейн из Верна, превратили Данктон во временный центр своих действий.
Давно уже Хенбейн не чувствовала себя столь хорошо, а Уид не наблюдал ее в таком прекрасном настроении: казалось, окончательная победа над кротами Камня в Данктоне воскресила в Хенбейн боевой дух и энергию, отличавшие ее много лет назад, когда она только покинула Верн и Руна, и которые потом понемногу растеряла во время походов на юг, насаждая повсюду законы Слова.
Когда поутихло раздражение и оскорбленное самолюбие, сопровождавшие вступление в Данктонский Лес, Хенбейн снова стала действовать целеустремленно и решительно, подводя свою длительную боевую кампанию к заключительному триумфу, отдавая приказ за приказом, целью которых было окончательное порабощение всего кротовьего мира и преобразование его по законам Слова. Операция, направленная против ушедших из Данктона кротов, прошла даже успешнее, чем можно было ожидать. Путь их проследили до Камня на западе Вена. Оттуда кроты попытались бежать на север и на юг, за ними гнались и многих поймали. Всех, кого поймали, убили, предварительно заставив их говорить.
Крот Триффан и с ним несколько других, личности незначительные, отправились на восток, и кроты Рекина их не отыскали. Но теперь это было несущественно. Рекин проявил непривычное для прямодушного крота коварство и пустил слух, будто Триффана нашли, но он обменял свою жизнь на сведения о местонахождении кротов Данктона. Гвардейцы Рекина говорили всем, с кем сталкивались, что великий Триффан, спасая свою шкуру, предал свою систему и своих последователей.
Рекин был не так глуп, чтобы заявить, что Триффан убит, ведь всегда оставалась возможность, что тот объявится, хоть это и казалось маловероятным: Триффан ушел к центру Вена, и грайки, попытавшиеся идти по его следам, докладывали, что двигаться вперед им было необыкновенно трудно. Не верилось, что кроты смогли проникнуть глубоко в Вен и остаться в живых. Ревущие совы, двуногие, дым, бетон, затопляемые водой ходы, крысы... грайки едва унесли оттуда ноги. Ни один крот не может выжить в Вене, говорили они.
Рекин не был столь уверен. Как ни выгодно было ему поддерживать молву о том, что Триффан мертв, он удержался, поборол искушение и вместо этого сеял слухи о предательстве Триффана. Рекин понимал, что не всех кротов Данктона удастся поймать, а значит, уцелевшие услышат эти толки и впадут в уныние.
Если же кроты сдадутся и согласятся искупить свою вину, объявили грайки, быть может, им сохранят жизнь. Еще одна ложь. Кое-кто сдался, надеясь, что сможет приспособиться к жизни в системах, управляемых грайками, что в будущем произойдут перемены и Данктон опять станет доступен для них. Тщетные надежды: этих кротов допрашивали и убивали. Однако об этом грайки молчали.
Итак, по утверждению Рекина, к концу августа кроты Данктона как жизнеспособная сила были ликвидированы, и, когда Рекин вернулся, Хенбейн выразила ему свое удовлетворение.
— Мне жаль, конечно, что ты не нашел Триффана и других, кого я назвала, но, несмотря на это, твои гвардейцы хорошо поработали.
Рекин мрачно улыбнулся.
— Я довольна, — проговорила Хенбейн.
— Мне подумалось, что теперь ты, наверное, покинешь Данктон, Глашатай Слова, — отозвался Рекин, — потому что твоя мудрость и твое руководство, несомненно, нужны в Бакленде.
— Возможно, — вздохнула Хенбейн, наслаждаясь почтением, прозвучавшим в голосе Рекина, и сделав вид, что ей требуется его совет и поддержка. Такова была ее манера — заставить кротов подумать, будто она нуждается в них. Устоять было трудно, но Рекин слишком давно знал Хенбейн, и ее уловки на него не действовали. Взгляд воина был по-прежнему почтителен, но холоден.
— Мы скучали без тебя, — солгала Хенбейн. — Принято много решений и многое сделано для будущего, так что положение Бакленда как центра южного кротовьего мира сейчас совершенно твердо.
— Кто там теперь главная? — спросил Рекин. Его голос выдавал отвращение, которое он испытывал к элдрен. Хенбейн улыбнулась. Это было очень умно — посадить во главе систем элдрен, а армии грайков отдать под командование таких кротов, как Рекин, при том, что сама она, Хенбейн, управляла и теми и другими. Хенбейн устраивало, что элдрен и воины-грайки не любили друг друга. А больше всего она радовалась, что и те и другие терпеть не могли сидим. В такой атмосфере недоверия Глашатаю Слова легче было, как некогда учил Рун, удерживать за собой контроль и сохранять абсолютную власть.
— Элдрен Бик управляет Баклендом. Она делает это отлично.
— Бик? Но она молода, — удивился Рекин.
— Я тоже была молода. И ты был
