Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

— Всё, молодой человек, моя помощь вам больше не требуется. Через недельку снимем швы, а ещё через одну будете скакать как раньше, — и довольно уставился на меня.

— Профессор, — я словно разучился говорить, настолько трудно мне сначала давалась речь. — А что со мной? Где я и какое сегодня число?

— Сегодня 3 августа, находитесь вы в Киеве, в госпитале обслуживающем сотрудников НКВД. А что с вами произошло? Вы получили четыре пулевых ранения. Два в живот и два в левую часть груди. А вы, юноша, родились в рубашке! Одна пуля прошла над сердцем, не задев ничего важного, вторая под сердцем, зацепив левое лёгкое. С пулями в живот ещё интересней. Одна вошла чуть выше пупка, вышла со спины не задев ничего важного. Вторая же, от чего-то отрикошетив, потеряв скорость попала прямо в район аппендикса. Так что аппендицит вам теперь не грозит!

— Спасибо профессор, просветили.

— Ничего, ничего молодой человек, не нужно меня благодарить. Благодарите свой здоровый организм и удачу! За сим, позвольте откланяться, дела знаете ли! — и профессор ушёл, что-то довольно бася. А я попал в нежные, но крепкие руки сестричек.

Сначала меня помыли, протерев всё тело влажными полотенцами. Потом накормили густым, мясным бульоном с растёртыми овощами. Самое трудное началось после еды. Мне захотелось в туалет! Обратив внимание на мою покрасневшую физиономию, сестрички быстро поняли причину моего смущения и подставили судно. Блин! Как же мне было неудобно! Но ничего не поделаешь, закончился и этот кошмар. Потом меня заставили выпить какую-то ужасно горькую микстуру с таблетками, поставили укол и я уснул.

Проснувшись следующим утром, я понял, что начинаю приходить в себя. Очень уж кушать захотелось, да и двигаться получилось. Не вставать конечно, но приподняться и двигать руками я уже мог. Увидев в изголовье кровати тумбочку со стоящим колокольчиком, не замеченные мной раньше, я сообразив для чего это нужно, позвонил. Почти сразу в палату вошла пожилая медсестра, узнав, что хочу кушать, она заулыбалась и быстро утопала, видимо на кухню. Через полчаса, сытый и довольный, я непринуждённо болтал с подошедшей вчерашней "кормилицей". Как оказалось, зовут её Олеся, сама она из Белоруссии, в Киев попала с папой, капитаном НКВД, переведённом сюда перед самой войной. Только закончила школу и собиралась поступать в медицинский институт, собираясь стать хирургом. Наш разговор прервал неожиданные посетители. Мартынов и Серёга! Олеся сразу покинула палату, наказав не переутомлять больного и я остался наедине с мужиками. Сергей, аккуратно, будто хрупкую игрушку, приобнял меня а Мартынов просто пожал руку.

— Ну, как ты? — Серёга пытливо оглядывал меня.

— Да нормально всё. Лучше расскажите, что вообще произошло?

Слово взял Мартынов:

— Просто тебя расстреляли два снайпера. Правда уйти не смогли, одного грохнули сразу, второго взяли почти целым. Осназовцам Серёгина очень не понравилось, что кто-то стреляет по их товарищам. Кстати, мужики просили передать тебе пожелания о скорейшем выздоровлении. Кто инициатор стрельбы не знаю, но дело идёт. По тому, что мы с тобой записали, начались шевеления. Приехала комиссия во главе с Мехлисом. Некоторых командиров уже отозвали в Москву, кое-кто и под конвоем уехал. И говорят, что Хрущёв шибко грустный ходит. И, наконец, самое приятное: за доставленные в расположение наших войск особо важные сведения, за помощь в раскрытии антисоветского заговора и вражеской агентуры, сержант государственной безопасности Стасов награждается орденом Красной звезды и присваивается внеочередное звание лейтенанта государственной безопасности.

Я, охренев, уставился на Мартынова.

— Вы чего? За что? Что я сделал-то?

— Руководству виднее. А орден получишь через десять дней, тебя как раз выпишут!

Поболтав ещё минут пятнадцать, мужики ушли и я задумался. Да так сильно, что не обратил внимания ни на процедуры, которым меня подвергли, ни на то, чем меня покормили. Получилось!!! Изменения пошли, теперь уже и война будет другая! Похоже не будет разгрома под Киевом, не будет прорыва в Крым, многого не будет! Не зря я сюда попал! Уже не зря. Сколько же жизней теперь сбережётся! Эх, хорошо-то как на душе. Значит поверили мне в Москва, поверили. И поблагодарили. Хм. Лейтенант ГБ. Звучит! Приятно, чёрт возьми!

Девять дней пролетели быстро, во многом благодаря Олесе. Влюбился я, что ли? Наконец наступило 13 августа, хорошо хоть среда а не пятница. За мной приехал Мартынов, заодно и новую форму мне привёз. Быстренько переодевшись, расписался в куче каких-то бумаг, попрощался с врачами и побрёл к машине. Олеси не было, поэтому было грустновато. Только усевшись в «эмку», обратил внимание на петлицы Мартынова. Майор!

— Александр Николаевич! Поздравляю! Извините, что сразу не заметил!

— Спасибо. Лучше поздно, чем никогда, — и Мартынов легко ткнул меня кулаком в бок.

Через час мы подъехали к зданию управления. Увидев знакомые двери, я почувствовал, что не хочу туда идти! Боюсь! Меня аж дрожь пробила, будто я снова выстрела ожидаю. Видимо почувствовав моё состояние, Мартынов, на секунду сжал моё плечо и слегка подтолкнул.

Дочитав бумаги Мехлис закрыл папку и ошарашенно посмотрел сначала на Берию, сидящего напротив, а потом на Сталина, который внимательно наблюдал за ним.

— Что это? Откуда? — сказать, что Мехлис был в растерянности, не сказать ничего.

— А что ви сами об этом думаете? — спросил Сталин, показав на папку трубкой.

— Провокация немцев? — с надеждой спросил Лев Захарович.

— Нет. Не похоже, — вступил в разговор Берия. — Многое из написанного здесь, подтверждается из других источников. Похоже это правда, как бы ни хотелось верить в обратное.

Сталин раскурив трубку встал и, пройдясь по кабинету сказал:

— Товарищ Мехлис. Вам поручается сверхважное задание. Завтра вылетаете в Киев, с комиссией. В составе комиссии будут представитель Генштаба и несколько людей Лаврентия. Ваша задача на месте разобраться, насколько возможен вариант событий изложенный в этих бумагах. Присмотреться к командующим, к Павлову и другим, учти, что никакого разговора о предательстве быть не должно! Аресты и отстранения только с моего ведома. Но самое главное, постарайтесь разобраться со Стасовым, тот ли он, за кого себя выдаёт? А Хрущёв. Хрущёва мы отзовём, но только потом. Когда окончательно прояснится ситуация.

Уже знакомой дорогой прошли к кабинету Сергиенко. Василий Тимофеевич был явно в хорошем настроении: встретил нас улыбкой, много шутил. После того, как попили чаю и поговорили о моём здоровье, нарком прошёл к своему столу, и, повернувшись к нам, стал серьёзным. Заметив перемену мы, с Мартыновым, встали по стойке "смирно".