— И за что ж она тебя так? Блудлив, что ли?
— Как «за что»?! Чего это — «блудлив»?! Мы ж кузнецы! С дедов-прадедов! Мы ж куём!
Извини, приятель, недослышал-недопонял. Мог бы и сам догадаться. В разных говорах звук «к» постоянно чем-нибудь заменяется. Или — наоборот: изначальный «чудесник» — тот, кто чудеса делает, превратился в «кудесника». А «чудеса» — так с «ч» и остались. В тюркских языках «к» и «х» постоянно друг в друга мигрируют. То — «каган», то — «хакан». В русском языке… Вообще-то, лингвистика — точная наука. Но, как известно, наука не стоит на месте. Она бегает вокруг истины, постоянно меняя свою точку зрения.
Оттенки говоров здесь, на стыке земель кривичей, северян, вятичей и голяди… Да и городок этот, Елно, недавно заново заселялся. Тут всякое можно услышать. Как там, в польской скороговорке: «Не печь, Печь, вепша пепшем. Пшепепчешь, Печь, вепша пепшем». А то можно вспомнить известную украинскую фразу с чётко выраженной французской картавостью…
Стоп. Это ж кузнец! Это ж то, что я ищу, что мне край надо! Вот это мелкое, драное, опухшее от побоев и слёз, недоразумение — кузнец?! Да он же просто молот не потянет! Не верю. Кузнец у него, наверное, отец. А парень инструмент подаёт, кузню подметает, ума-разума набирается…
— Погоди. Батя-то дома?
Парень отворотил лицо своё в сторону, засмурыжил носом, попытался снова оттолкнуть меня, зацепился и завалился. При падении ухитрился стукнуться коленкой о единственный на десяток шагов вокруг булыжник. Мда… Пойду-ка я — ещё лопушков соберу.
— Не! Нету бати… Не-е-е-ту…
Наконец, количество жидкости в организме парнишки существенно снизилось, и мы возобновили движение. С попутным выслушиванием очередной душещипательной жизненной истории в хлюпающе-скулящем исполнении.
«Вдовий сын» — сколько песен и сказок с этим персонажем. «И пошёл он долю свою искать. В тридевятое царство, в тридесятое государство». А главное — подальше от своих родичей-соседей.
Прокую было почти 15 лет. Скоро будет. Через пару лет. А вот пока он не человек ещё. Семья его перебралась в Елно после разорения края — одними из первых. Отец какое-то время был вообще единственным кузнецом здесь. От того были и доход немалый, и почёт местных жителей. Но следом пришли и осели ещё три семьи кузнецов. Работы всем стало не хватать. Пришлые были связаны родством-свойством-кумовством и на местном рынке выступали едином фронтом. Демпинговых цен они не применяли, зато эффективно применяли «распространение порочащей честь и достоинство информации». И — профессиональной, и, в ещё большей мере — персональной.
Люди очень доверчивы. Особенно насчёт гадостей о других. Отец Прокуя поверил очередной сплетне о его жене и отделал её так, что Прокуй так и остался единственным сыном в семье. Попутно, за время болезни матери, умер и второй ребёнок, родившийся уже здесь.
«Первая брачная ночь. Утром раздражённый муж сообщает:
— Похоже, я у тебя не первый.
Разочарованная „молодая“ в тон ему отвечает:
— И, похоже, не последний».
В ходе тогдашней ссоры жена не смолчала, ответила «асимметрично». Вздорные подозрения главы дома, основанные на «ОБС» — «одна бабка сказала», получили подтверждение во вздорном ответе жены. «А вот я назло ему, и пусть мучается».
Супруги, наверное бы, со временем помирились, но неуёмное стремление соседей-конкурентов «открыть глаза» кузнецу… «Скажи человеку сто раз, что он свинья…»… ну, я уже об этом говорил. Помимо общечеловеческой склонности к злословию, соседей подталкивала «конъюнктура рынка, сложившаяся в секторе кузнечных услуг». Да и вообще — много их, сплетников. Просто — «из любви к искусству». Так что, информационный прессинг обеспечивался долго и интенсивно.
В результате, неприязнь, установившаяся между супругами, была столь велика, что просто превратила семейную жизнь в непрерывное мучение. Взаимные упрёки, закономерно переходящие в избиение более слабой стороны, стали элементом ежедневного существования.
У Прокуя в доме родители ругались постоянно. А в соседнем — жили всегда в ладу между собой. Как-то он зашёл к соседям с их детьми поиграть и увидел: хозяйка полы мыла да отвлеклась, тряпку у порога забыла. А тут хозяин с торга пришёл, об тряпку зацепился, споткнулся, на пол упал. Хозяйка выскочила, перед мужем виниться стала:
— Ой, забыла, ой, забегалась-закрутилась, ой, виноватая я!
А хозяин с пола поднялся и ей отвечает:
— Сам дурак, под ноги смотреть надо было.
Мальчик разговор этот послушал да до дому побежал пересказать:
— Дорогие мои батюшка с матушкой! Узнал я, почему у нас в доме свара да ссора, а у соседей — совет да любовь. Это потому, что у нас все правые, а у них все виноватые!
Увы, «правильность неправоты» не справилась с накопившейся враждебностью. Однако отец оценил наблюдательность сына и стал сваливать на его детские плечи всё больше работы в кузне. Поскольку у самого отца семейства «всё из рук валилось». Понятно, что молотом махать ребёнок не может. Но основные, массовые, типовые заказы всё больше уходили к конкурентам, кузнецу доставалось — всё меньше, всё более заковыристые. Постепенно он специализировался на мелкой и тонкой работе. Прокуй всё более мог и, соответственно, был вынужден, работать. Сначала — с отцом, потом и — самостоятельно. Отец рассказывал, иногда учил и показывал как надо. А потом сваливал всё на сына и пропадал со двора. Мальчишка обжигался, надрывался, плакал, но как-то выворачивался и приспосабливался. Жили они небогато, но и не бедствовали. Пока этой весной кузнец не провалился под лёд. Вытащить-то его вытащили. И через неделю похоронили.
В нормальной устоявшейся общине рядом с вдовой-сиротой всегда найдётся родственник. Хоть какой-нибудь троюродный дядя двоюродной сестры золовки. Который «по обычаю» должен помочь. Хоть бы вид сделать. Но здесь-то новосёлы — родни у них нет. В больших городах у мастеров есть цеха или гильдии, есть территориальные структуры — концы или сотни. Их главы обязаны «перед обществом» — помочь слабым. Но Елно — городок маленький и не вечевой. А градоначальнику, «россомаху» покойному… у него другие заботы.
Дальше началась тихая агония «семейного предприятия»: заказов не было. Хотя последний год почти всю работу в кузне делал Прокуй, но разговоры с заказчиками разговаривал отец. С мальчишкой-сопляком никто говорить не будет — ребёнок не может быть стороной в договоре. А уговариваться с бабой по кузнечным делам… Да ну, дурость какая-то.
Хозяйство нищало и ветшало без хозяйской руки. Соседи-кузнецы вносили в это процесс посильную лепту. Например, они соглашались купить оставшийся от покойного кузнеца довольно приличный запас угля только за бесценок. А кроме как кузнецам этот древесный уголь никому и не нужен.
