недолго. «Сизый нос» первым соскочил с крыльца и со всей дури всадил приклад своей винтовки деду под дых. Тот согнулся, сразу же получил еще несколько ударов. Еще секунда — и троица явно новонанятых полицаев пинает беспомощного деда начищенными сапогами.
Вот же мразота…
Рука сама собой потянулась к поясу и замерла на полдороге. Вспомнил, что оставил ТТ у Кузьмы. Бл*ха, как бы он сейчас пригодился-то!
«Горячку не пори, дядь Саш», — сказал я сам себе. Да, сейчас они деда пристрелят. Или повесят, чтобы патроны не тратить, вон там как раз рядом со срубом колодца подходящее дерево растет, можно штук трех буянов рядком вывесить… И это стопудово будет сделано, не позволят фрицы и примкнувшие к ним полицаи такому воспитательному ресурсу зря простаивать.
Так что давай, дядь Саша, шевели батонами и по сторонам особенно не оглядывайся. Всех не спасешь.
Я выбрался из своего укрытия между кустом и единственной уцелевшей стеной разрушенного дома и нырнул под прикрытие леса обратно. Идею шагать по дороге гордой походкой и сдаться первому же патрулю я отбросил, как категорически негодную. Если так сделаю, то рискую даже в сам город не попасть. Сочтут здоровым и сильным, определят в какой-нибудь из окрестных лагерей. И буду я махать кайлом и лопатой, возводить линию «Пантера» на радость фашистским захватчикам.
Нет. На хрен.
Выходить из тени надо уже в городе, поближе к центру событий.
Правда, дорога займет чуть больше времени, но ничего. Не маленький, потерплю уж.
В Пскове я бывал, конечно. В будущем Пскове. Вполне благополучном симпатичном городе, полным туристических достопримечательностей, белокаменных церквей и прочих благ цивилизации. Сейчас же здесь еще не было многоэтажных спальных районов и асфальтированных улиц. Пригород, через который я пробирался, мало чем отличался от деревни. Я видел раньше черно-белые фото оккупированного Пскова, но одно дело смотреть на карточки не очень хорошего качества, а совсем другое — пробираться через реальные разбомбленные окраины. То тут, то там попадались покореженные сожженные машины и танки. Снесенные до фундамента дома чередовались с уцелевшими.
Но было заметно, что с момента взятия города прошло уже некоторое время. Трупы на улицах не валялись, завалы кое-где явно начали разбирать, выбитые стекла уже заменили чем пришлось — фанерками, одеялами или досками.
Но разруха, конечно, была совершенно дикая. На улицах разверстыми ранами зияли воронки от сброшенных бомб, за заборами рядом с домами скорбными холмиками натыканы свежие могилы.
Отдельный сюрреализм в картину этого апокалипсиса вносили прикрученные на столбах матюгальники. Я прислушался к мелодичной классической музыке. Что-то знакомое… Не то, чтобы я ценитель и знаток, но это точно что-то знаменитое…
Ну да, конечно же. Вагнер, увертюра к «Тангейзеру»!
Надо же, символично как… Герой этой оперы отправился в изгнание вместо смерти. Как я практически.
Крался я чертовски аккуратно, чтобы не попадаться на глаза как обитателям домов, так и патрулям. Пока я не получу документы и не легализуюсь, вступать в контакт с кем бы то ни было мне противопоказано. Даже в этой задрипанной одежонке, я все еще здоровый молодой мужик, а значит ко мне обязательно прицепятся, и далеко не факт, что отконвоируют туда, куда мне надо.
Бл*ха, еще один патруль!
Совсем было собрался выскочить из своего укрытия в палисаднике ветхого, но большого деревянного дома, как раз парочка белоповязочников скрылась в дверях магазина. А тут эти еще… Эти серьезнее, фрицы, трое, в серой форме, на рукавах — черные ромбы с буквами SD.
Опа… А ведь это немецкие коллеги хорька-Найдарова. Контрразведка. Расслабленно идут, вроде как гуляют. Переговариваются, прелести Лили Марлен обсуждают. Смеются.
Я выглянул. Остановились рядом с подъездом двухэтажного жилого дома. Прицепились к двум женщинам у подъезда. С понтом флиртуют. Ну да, ну да… Кобуры расстегнуты, руки держат так, чтобы пистолеты выхватить моментально можно было. Флиртуют они. Случайно прогуливаются…
Та из женщин, что помоложе, попыталась улизнуть в подъезд, но один из фрицев ухватил ее за руку.
Тут послышался звон разбитого стекла, остальные двое сд-шников ломанулись через кусты на другую сторону дома, выхватывая оружие. Бахнуло два выстрела.
Пора!
Я выскочил из своего укрытия и перебежал открытое пространство. Юркнул в щель между двумя заборами. Если меня кто-то и заметил, то вряд ли запомнил.
Пригнувшись, я пробрался через заросли крапивы на параллельную улицу. Разборка осталась за спиной. За мной никто не погнался.
Центр Пскова выглядел более узнаваемым. Во всяком случае, я то и дело натыкался взглядом на смутно знакомые дома. Широкая улица… Кажется, Советская, если мне память не изменяет. Но не уверен… Думал, что неплохо знаю Псков, но привязку к местности мне, похоже, придется заново делать. Десяток хмурых мужиков в серых робах под присмотром радостно ржущих фрицев ремонтируют дорогу. Заделывают яму от упавшей авиабомбы. Логично. Неудобно же фрицам на их хорхах и мерседесах по разбомбленным улицам ездить.
А вот дальше пробираться огородами и подворотнями не получится. Народу на улицах чем ближе к центру, тем больше. Вот конкретно в этом месте, если бы не воронка, то вообще никаких особенных разрушений нет. Даже в чем-то идиллично… Я посмотрел под ноги. На земле валялись круглые очки. Одного стекла не было, второе расколото. Присел, подобрал, покрутил в руках.
Очкарик воспринимается безобидным ботаном. А если я собираюсь прикидываться учителем немецкого… Я выдавил остатки разбитого стекла, протер оправу об полу рубахи и нацепил очки на нос. Ну вот, дядя Саша, теперь ты как настоящий интеллигент выглядишь. Я как мог отряхнул штаны, сорвал с них налипшие репьи и еще какие-то цеплючие семена.
Авось, не докопаются раньше времени.
Я вывернул из подворотни и побрел по улице. Скромненько так, по краю. Стараясь двигаться как местные. Бочком, как бы извиняясь.
Слился с пейзажем и антуражем, в общем и потихоньку почапал дальше в центр. Всем своим видом как бы говоря: «Не смотрите на меня, ничего интересного. Я самый заурядный прохожий, скучная личность, лучше посмотрите направо…»
— Сашка?! — окрик прозвучал неожиданно громко. Услышав свое имя, я вздрогнул, но не обернулся. Мало ли здесь кроме меня Сашек. Может это вообще женщина собаку зовет. — Сашка! А ну стой!
За спиной раздался торопливый топот и тяжелое дыхание. Женщина схватила меня за плечо и с силой развернула.
— Ты совсем уже стыд потерял, кобелина проклятый! — заголосила совершенно незнакомая барышня лет эдак тридцати. Настоящая такая русская баба, из тех, кто слона на скаку остановит и хобот ему оторвет. — И идет еще такой
