кипит. А то, что её пока маловато, не страшно – регулярные тренировки творят чудеса. Ну и время. Мне сейчас тринадцать. Значит, впереди лет семь-десять, чтобы набрать хорошую, даже по гарадским меркам, форму и не терять её. Великим спортсменом я быть не собираюсь, но и слабаком-задохликом – тоже. На то, что я задумал, нужны силы. И немалые. Дай, Создатель, чтобы их хватило.
Сначала – турник.
Удалось подтянулся пять раз. Явный прогресс.
Теперь брусья. Пяток раз отжался с махом назад. Столько же поднял и опустил ноги, разводя их в стороны «ножницами» в высшей точке и стараясь тянуть носки и не гнуть колени.
Теперь слайт-ходьба вокруг площадки и повторить.
И ещё разок.
Что такое слайт-ходьба? Спортивная ходьба с отработкой ударов, нырков и уклонов. Да, Кемрар Гели занимался слайтом – гарадским аналогом земного бокса и достиг в нем почти таких же успехов как в футболе-цвинте и боевом комбо. Он вообще был отличным универсалом, этот Кемрар Гели. Даже по гарадским меркам, где к универсальности стремились все, и она была заложена в систему воспитания.
Интересно, здесь есть упражнение бокс-ходьба? Должно быть. Земляне любят спорт, и, если есть настолько похожие дисциплины, то наверняка совпадают и какие-то методики подготовки.
Когда я вернулся, родители уже встали. Из ванной доносилось журчание и плеск воды, из кухни – аппетитное шкворчание готовящейся яичницы с колбасой.
– Доброе утро! – папа вышел из ванной. Был он в майке, тапочках и военных бриджах с опущенными подтяжками. Свеж, чисто выбрит, пахнет одеколоном. – Бегал, что ли?
– Ага, – я присел, собираясь развязать шнурки на кедах.
– Молодец. Гляди только, не переусердствуй.
– Я аккуратно, пап.
– Погоди разуваться.
– А что?
– Как что – печи. Можешь затопить, нормально себя чувствуешь? Я сегодня без водителя, Рома чинится.
– Конечно, пап, о чём разговор.
– Я сама разожгу! – крикнула из кухни мама. – Пусть отдыхает!
– Даже не думай, мам! – крикнул я в ответ. – Всё, пошёл. Только яичницу на меня тоже сделай, ладно?
– И чего вы так кричите все? – недовольная заспанная сестрёнка Ленка вышла в пижаме из своей комнаты. – И кричат, и кричат. Как не родные, прямо.
– Доброе утро, дочка, – улыбнулся папа.
– Доброе утро, – буркнула Ленка и скрылась в туалете.
– Слыхал? – засмеялся отец. – Кричим, оказывается, как не родные. – он покачал головой, выражая то ли восхищение, то ли изумление и скрылся на кухне.
Так. Значит, разжечь печи. Нет ничего легче. Особенно, если знаешь, как это делается. Кемрар Гели умел разжигать только костёр и кварковый реактор (шутка), а вот мальчик Серёжа Ермолов умеет. Теперь бы ещё вспомнить, как.
Из туалета вышла Ленка. Подошла, шлёпая босыми ногами.
– Сначала выгреби и вынеси на помойку золу, – сказала тихо. – Потом принеси из сарая дрова и уголь. Ключи, вон, на гвозде, у вешалки. Сарай номер восемь. Помнишь, где сараи?
– Э…
– Там, – она показала рукой. – На той стороне двора. Ты мимо них в школу ходишь.
Точно, по дальнюю сторону двора тянулся ряд сараев.
– Спасибо, сестрёнка, – я наклонился и тихонько чмокнул её в щёку. – Что б я без тебя делал.
– Пропал бы, – серьёзно ответила она, развернулась и пошлёпала в ванную.
Железным совком я выгреб в ведро золу из двух печей, взял ключи и вышел во двор. Выбросил золу в мусорный бак, нашёл сарай с нарисованной белой масляной краской восьмёркой на дощатой двери, отпер висячий замок. Поленья были сложены у левой стены, уголь лежал кучей в глубине сарая.
К этому времени солнце уже поднялось, его лучи ударили из-за вершины сопки прямо в открытую дверь. Куски антрацита заискрились на изломах, словно драгоценные камни.
Совковой лопатой я насыпал в ведро угля, накидал на левую руку поленьев. Запер дверь, подхватил правой рукой ведро и понёс добычу домой.
Растопить печь труда не составило – тот же костёр, только в топке. Смял старую газету, положил сверху растопку, поджёг спичкой. Когда разгорелось, добавил поленья. Теперь пусть маленько прогорит, и можно сыпать уголь. То же самое со второй печью. Просто.
Пока огонь набирал силу, я почистил зубы, принял холодный душ, растёрся полотенцем.
Ещё вчера понял, что горячей воды в доме нет. В том смысле, что из крана она просто так не течёт. Чтобы помыть посуду, надо нагреть воду на газе. Или разжечь устройство в ванной под названием «титан» – вертикальный металлический бак двухметровой высоты. На ножках и с топкой внизу, как у печи. Разжигаешь топку – огонь нагревает в титане воду. Можно мыть посуду, стирать или мыться самому. Примитивная штука, но другой нет. Значит, буду привыкать. Хотя что там привыкать, я и на Гараде принимал по утрам холодный душ. Для здоровья полезнее.
– Ты бы полегче с холодной водой, сынок, – сказала мама, когда я вышел из ванной и сел за стол. – Простудиться только не хватало сейчас.
Яичница с колбасой пахла умопомрачительно.
Я намазал маслом кусок белого хлеба и набросился на еду, как голодный стлак на зарезанную ульму.
«Как волк на овцу, – перевёл я про себя. – Будь внимательней, Серёжа Ермолов, не скажи подобное вслух. Оно, вроде, и ничего страшного, особенно с учётом последствий травмы головы, но лучше не надо».
– Божественно, мам! – сообщил, проглотив первый кусок. – А насчёт воды не беспокойся. Закаляться решил с сегодняшнего дня. Ну и бегать по утрам. Надо форму набирать, надоело быть дрыщём.
Ленка, которая уже доела свою манную кашу и пила чай, прыснула. Изо рта полетели брызги.
– Лена! – воскликнула мама. – Серёжа, что за слово такое?
– Слово как слово. Честное. Мне вроде как судьба второй шанс дала, согласись. Грех будет его упустить.
– Ты изменился, сынок, – покачала головой мама.
– Но ведь не в худшую сторону, а? – я подмигнул улыбающейся Ленке и отправил в рот кусок яичницы.
– Слава богу, – сказала мама.
– И я говорю, слава богу, – прошамкал я с полным ртом.
– Всё равно, будь осторожнее. Помни, что Ильдар Хамзатович сказал – ни в коем случае не переутомляться.
– Я помню, мам. Не переутомляюсь, правда.
– А что сегодня тебе к нему на осмотр в девять утра помнишь?
– Помню. Сейчас позавтракаю, оденусь и пойду.
– Привет ему передавай. И всё потом подробно расскажешь!
– Зачем? Он и так тебе всё расскажет.
– Он – это одно. Ты – другое, – с железной логикой заключила мама и налила мне чая.
Всё-таки Кушка совсем маленький город. От дома до ворот госпиталя я дошёл, не торопясь, ровно за пять минут. Ещё через две минуты постучал в дверь кабинета Ильдара Хамзатовича.
Весь медосмотр занял ровно час пятнадцать минут, включая рентген.
Частое рентгеновское излучение, в особенности на столь допотопной аппаратуре, не слишком полезно для молодого выздоравливающего организма, поэтому я нейтрализовал его
