сварлива и страшна
Но недостатки исчезают
С бокалом красного вина.
Захмелевший епископ рассмеялся.
– Да, ваш шут знает толк в своем деле. Уверен, все наладится. Мы найдем выход из этой ситуации. Я хочу выпить за счастье вашей семьи и всего вашего герцогства.
Герцог с облегчением поднял наполненный кубок.
Пир разгорелся с новой силой. Герцог пил больше всех. Он был так рад тому, что епископ как-будто не заметил ничего подозрительного и спокойно пирует с ним за одним столом, что каждые пять минут вставал и произносил тост в честь почтенного гостя. При этом каждый раз осушал свой кубок до дна. Поэтому вскоре лицо его покрылось румянцем, мысли затуманились, а язык стал заметно заплетаться.
Близилось утро. Торжество постепенно перешло от безудержного веселья к лирической стадии. Мерлин дремал за столом. Епископ сидел, обняв герцога и рассуждая о том, как хорошо было бы устроить очередной крестовый поход, чтобы, на веки вечные водрузить святой крест над гробом господним. Герцог молча кивал. Музыканты, объевшись блюдами, прихваченными со стола, теперь дремали на кухне, поэтому в зале стояла тишина, нарушаемая только невнятным бормотанием епископа.
«Ну все, пришел твой час» – сказал себе шут и вышел в центр зала.
– Господа, разрешите рассказать вам печальную повесть о жизни и смерти несчастного принца Гамлета!
Герцог поднял на него помутневшие глаза, а затем посмотрел на епископа.
– Пусть рассказывает.
И Йорик начал читать. Он никогда не декларировал так хорошо. Слова, словно ласковые морские волны лились из его рта, разносясь, казалось, на всю округу. Чистые печальные аккорды лиры придавали его повествованию особую выразительность. Говорил он, вознеся взгляд высоко в потолок. Когда он закончил, глаза его были наполнены слезами а руки дрожали от возбуждения. Он посмотрел на публику. Герцог спал, положив голову на свиной окорок, епископ обгладывал куриную ногу. Когда наступила тишина, он снисходительно покивал головой.
– Верно сказал твой господин – вынес он свой вердикт – ты самый плохой шут из всех, каких мне приходилось видеть. История твоя – сплошной бред. И Гамлет твой – полный дурак.
– Но как же дурак? – растерянно произнес Йорик – ведь это великая пьеса…
– А вот так дурак – перебил его епископ – он ведь принц. А значит он не должен, как баба, бегать туда-сюда, рвать на себе волосы и ломать голову – быть или не быть. Он должен был как истинный благородный господин, не рассуждая и не медля отсечь голову убийце своего отца, сесть на трон, и силой взять в жены Офелию.
– Но вдруг тень отца – лишь плод его больного воображения? Он ведь должен был все проверить.
– Ты ведь веришь в Бога?
– Да – неуверенно ответил Йорик.
– И не пытаешься проверить, есть Бог или нет?
– Не пытаюсь – еще более неуверенно ответил Йорик.
– И правильно, потому что в противном случае гореть тебе в геенне огненной. Иди, сын мой, и придумай поэму получше.
Тут проснулся герцог. Он поднял голову и приоткрыл глаза.
– И верно, гореть тебе в геенне огненной – промямлил он, бросил в шута подвернувшейся под руку бараньей костью, и снова уснул.
Рука опытного охотника даже в такой сложной ситуации, не подвела герцога. Кость угодила шуту ровно в лоб.
Йорик развернулся и вышел из зала. Он был унижен и опустошен. Ему вдруг стало совершенно ясно, что как он ни старайся, вокруг него всегда будут грубые необразованные люди, которые никогда не станут лучше. Он вошел в свою комнату, где Люси как раз убаюкивала маленького сынишку.
– Собирайся – сказал ей Йорик – мы уезжаем.
Когда Йорик ушел, епископ еще раз обнял герцога.
– Спасибо, приятель, давно я так не веселился – сказал он – ты настоящий благочестивый человек, пусть и чудак, шут твой – самый скучный шут в мире, но он хотя бы старается, а это дорогого стоит. Мерлин – совсем выжил из ума, и все же он славный малый. А ты – у тебя еще все впереди. Вот устрою я крестовый поход – обязательно позову тебя с собой. Надеюсь, мы часто будем видеться. Я обязательно приеду к тебе в гости, да и ты приезжай в мою обитель.
Жак, все это время стоявший позади герцога, облегченно вздохнул. Кажется, все прошло благополучно. Но судьба так не думала.
Вдруг откуда-то из глубины зала раздался тихий, но отчетливый голос, от которого у всех присутствующих по спине пробежали мурашки.
– Вы что, опять пьете эту гадость?
Все присутствующие замолчали и посмотрели на говорящего.
В дверях, похожий на привидение, стоял Христофорушка. Одет он был как обычно, в ночную рубашку, изрядно запачканную землей, и мягкие тапочки. В руках его была большая чашка кофе.
– И вообще, что-то скучно тут у вас. Включу-ка я музыку.
Христофорушка подошел к одному из сундуков, стоявших вдоль стен, открыл его и достал оттуда магнитофон. Прежде чем Жак успел что-либо предпринять, он нажал кнопку, и по залу разлились тяжеловесные аккорды культовой рок-группы конца двадцатого века.
Хозяева замка восприняли неожиданное изменение обстановки вполне спокойно. А вот на гостя музыка произвела неизгладимое впечатление. Епископ подпрыгнул на своем стуле, упал на пол, и, с проворством кошки, забрался под стол.
Отваги, не раз проявляемой им в воображаемых боях с силами ада, хватило только на то, чтобы высунуть из-под стола руку с большим деревянным крестом и дрожащим, полным ужаса голосом, выкрикнуть «Изыди, сатана!».
Через несколько секунд охранники и помощники епископа, размахивая мечами, высыпали было, из комнаты прислуги, где они коротали время за бочонком пива в ожидании хозяина. Но страшные, словно выходящие из преисподней звуки и отсутствие видимых врагов быстро охладили их боевой пыл, и они также быстро, как прибежали, испарились в неизвестном направлении.
Приход Христофорушки обрадовал только одного Мерлина. Он, до сих пор спокойно спящий на своем стуле, услышав музыку, вдруг проснулся, вскочил на стол, и начал отплясывать, размахивая снятой бородой.
Когда Жак, наконец, догадался выпроводить Христофорушку из зала и выключить музыку, настала гробовая тишина, изредка прерываемая едва слышимыми из-под стола молитвами, перемежающимися иногда отборными ругательствами.
– Йорик, спой нам что-нибудь – пролепетал растерянный герцог.
Но Йорика уже давно не было в зале.
Герцог проснулся от того, что кто-то тихонечко стучал его по плечу. Голова раскалывалась, в животе мутило и урчало. Любой лекарь, увидев своего пациента в таком состоянии, неминуемо прописал бы ему еще несколько часов покоя. Но неведомая сила все трясла и
