что…
…кровь всегда оставляет след.
Так нам говорили.
…отнятая жизнь меняет, даже если отнята у курицы там или кота. А значит, проверить все было бы легко. Тогда… может, действительно?
Ошиблась?
Обозналась… не нарочно, но из той самой неприязни.
— Она ответила, что сама Розка чистая, а вот на девчонке её кровавое марево висит, проклятьем отсроченным. И что девчонка о том ни сном, ни духом.
А вот это уже кое-что.
— И что проклятье Наине не отвести, что… долг это. Откупная жертва.
Я о подобном даже не слышала, хотя… кажется, у Марциуса, труды которого нас заставили конспектировать, было что-то про откупную жертву.
Что?
Проклятье! Надо было учиться лучше, Ласточкина, а не это вот все.
Любовь любовью.
А конспекты — конспектами.
— Знаю, что она к Розке ездила. И говорили о чем-то. И после уж вернулась задумчивая до крайности.
Но заявления в прокуратуру не написала, хотя должна была бы… или нет? Если и вправду следов нет?
— Вроде как Розка согласилась обряд какой-то пройти… и дочь она любила.
А если так, то… ошибка?
С проклятьями вовсе сложно, особенно старыми. Они ж растут и меняются, и если запустить, то там не только снять тяжко, но и понять, откудова оно вовсе взялось-то.
— Знаю, что умерла та девочка, но дочь родила. И Розка трижды привозила её к Наине. А Наина в рощу носила, но… как уж там, — мэр развел руками. — А не так давно появлялась она снова, уже одна. И стояла у дома Наины, долго. Достоялась. В дом её не пустили. Но на улице разговаривали. Долго…
И вновь же, поди-ка пойми, о чем.
— А потом Наина умерла.
Марк Иванович задумался было, а после вздохнул и поднялся.
— После уже… дорасскажу. Другим разом. А то и вправду время-то уже к обеду…
Люцифера Анисимовна оказалась той степенной дамой неопределенно-предпенсионного возраста, которые обычно обретаются в бухгалтерии. Она носила круглые очочки, вязаный кардиган с брошью-хризантемой и высокую прическу.
— Ведьма, стало быть, — сказала она, окинувши меня насмешливым взглядом. — Участковая…
— Как есть.
— Распишись, — мне подвинули личное дело и пару бланков, уже заполненных. Их я проверила, чем вызвала одобрительный кивок.
И расписалась.
Трижды.
Еще раз — за пухлый конверт, в котором обнаружилась весьма приятная сумма.
— Подъемные, — пояснила Люцифера Анисимовна, вытащив из стола плоскую коробку, а из плоской коробки — длинный мундштук, в который она вставила тонкую темную папироску. — Князь у нас добрый… вот и положено. Но если отработаете меньше двух лет, придется вернуть в размере… в общем, ознакомитесь на досуге.
Она подвинула ко мне папочку.
— А…
— Аванс пятого, зарплата — двадцатого. Пока оформила на текущую банковскую карту, но если есть желание наличными…
Желания не было.
Я замотала головой. В бухгалтерию, как и в отдел кадров, нормальный человек по доброй воле заглядывать не станет. Там вот истинные ведьмы обретаются.
— Что еще… ах да… компенсация… для получения компенсации согласно прейскуранту отчет по сделанной работе и использованным для оной материальным ценностям подается до десятого числа месяца, следующего за отчетным… — и магия у них убойная, на третьем слове мозг отключает. — Заявки на закупку оформляются ежеквартально согласно каталогу и подаются до…
Она выпустила тонкое колечко дыма.
— Каталоги на почте возьмешь. И список составь. Так и быть, включу… или могу по предыдущему году.
— Я… буду очень… признательна.
— А то, — Люцифера Анисимовна величественно кивнула и поднялась. — Свята, вас куда подбросить? К князю? Кстати, Цисковская туда и двинулась.
— С чего бы?
— Да кто ж её знает… вроде как новый сканер желает выбить. Ну повод всяко такой. Вот и встретитесь. Познакомитесь.
Что-то совсем не хочется.
И на заднем сиденье ярко-алого кабриолета, принадлежавшего почтеннейшей Люцифере Анисимовне, желание ехать куда-то окончательно испарилось. Особенно после того, как кабриолет, грозно рыкнув, сорвался с места.
Чтоб её…
Поместье князя, пусть и стояло в стороне от города, но не так, чтобы далеко. И дорога к нему вела хорошая, такая, что прибавила мне ранней седины.
Кто так водит⁈
Нет, кто так водит-то⁈ Она же ж… бухгалтер тут! И помощник главы администрации! Ей надобно солидно, степенно, а не…
Я только и сумела, что рот закрыть.
— Тетя Люци в прошлом гонками занималась, — пояснила Свята, приминая рыжую копну ладонями. — Правда, говорит, что реакция уже не та.
У меня нервно клацнули зубы.
— Но это она кокетничает. Вообще она тут от скуки сидит. Работы немного, но вроде как не просто так… а серьезная женщина.
— Ага…
— Но ездить с ней не любят, хотя она всегда готова подвезти.
Я потрогала свои волосы. Так и есть, торчат. Ладно, бы только в них дело. Но ведь джинсы. Футболка. Рубашка клетчатая. Да уж, самый тот наряд, чтобы явиться пред очи местного владетельного князя.
— Может… — робко поинтересовалась я, глядя на мрачного вида поместье, вырастающее из холма. Вот тут тебе и горгульи с прехарактерными физиями, и арки готические, и статуи тварей неведомых, но весьма пугающих.
И ощущение чужой силы. Тягостное. Давящее.
— Да ладно, — Свята схватила меня за руку. — Идем. Деда только рад будет, если Цисковская там!
Мне бы её уверенность.
Но…
Две дюжины беломраморных ступеней. Дубовая дверь. Молоточек при ней, который Свята напрочь проигнорировала.
— Деда! — её голос породил эхо. А я вновь застыла, ибо холл был… великолепен.
И мрачен.
И все одно великолепен. Где-то там, в вышине, сквозь узкие бойницы окон проникал свет, чтобы рассыпаться разноцветной пылью да по белому мрамору. И все-то в потоке его казалось зыбким.
Ненастоящим.
— Деда! Ты дома?
— Господин в синей гостиной, — раздался сухой равнодушный голос. — Прошу, госпожа.
— А! Маверик. Знакомься это… наша участковая ведьма. Новая! — похвасталась Свята.
— Д-доброго утра, — выдавила я, глядя на… человека?
Огромного такого.
Никогда настолько больших людей не видела. Я ему не то, что до плеча, до подмышки не достаю. И широкий. Голова лысая и квадратная какая-то, причем местами череп вдавленный, местами наоборот бугрится. Низкий лоб. Широкая переносица. Тяжелые челюсти.
Шеи почти нет и кажется, будто эта вот квадратная голова возлежит на кружевном воротнике.
А еще ливрея.
Кто сейчас ливреи-то носит? Золотые! И жабо! И панталоны в обтяжку! Хотя… да, их, вроде, носят.
— А это Маверик. Маверик тут за дворецкого. На самом деле он очень хороший и добрый!
Верю.
Охотно даже верю, потому что под взглядом мутных сизых глаз просто-таки цепенею. Верно, не привыкла к такой концентрации доброты.
К слову, несмотря на размеры и немалый вес, ну, я так думаю, что немалый, ступает Маверик бесшумно.
— А кузены тут?
Кивок.
— Спят?
— Господин Горислав прилег отдохнуть. Ночью был занят.
— А хвостатый?
— Совершает утренний моцион.
Сказал и снова глянул так, что добротой его прям до костей пробрало. Но тут мы, наконец, дошли.
— Деда! — возопила Свята так, что я вздрогнула и отступила на шаг, едва не впечатавшись в Маверика.
— Извините, — шепнула ему.
— Госпожа весьма… эмоциональна, — Маверик указал на дверь. — Прошу вас. Кофе? Чай?
— Я не думаю…
— Мне латте с лавандой! Ей тоже, — Свята опять дернула меня за руку. — Деда, смотри, кого я привела!
И вдернула меня в комнату.
Что сказать.
Князь был… князем. И упырем.
Или сначала упырем, а потом князем? Спокойно, Яна. Главное, вслух не ляпни. Думай…о чем-нибудь серьезном в конце-то концов! У тебя же мозги имеются. И даже иногда работают.
— Доброго дня, — я дернулась было, чтобы изобразить поклон, как нас учили-то на факультативе по этикету, потом запоздало сообразила, что в джинсах реверансы не делают и просто согнула спину, надеясь, что этого хватит.
Хотя…
Я сказала, что мозги иногда работают? Зря… точнее работают они, похоже, исключительно по праздникам. А ныне день был будним.
Князь сидел на стуле с высокой спинкой, причем, стул был строгих очертаний и напрочь лишенным позолоты, но поди ж ты, все одно на трон походил.
А князь…
На князя.
Сотня лет? Ему больше пятидесяти с виду не дашь. Высокий. Тонкокостный. И с возрастом иные черты стали заметнее. Эта вот характерная белизна кожи да синюшность сосудов на шее. Будто роспись по фарфору. Тонкая кость.
Хрупкая.
С виду. На самом деле у них кости куда прочнее человеческих. И мышцы более плотные. В мышей
