степени им поддаваться. Но тогда что? Пресловутое сумасшествие, которого я так опасался, выразилось в неистовом желании стать в каждой бочке, — и не только бочке, — затычкой?
Или я всё-таки слегка дурак, действия которого рационально не объяснить?
С этим нужно было разобраться, так или иначе.
Пока же я мог только следовать намеченному «плану» с учётом отклонения от курса, да надеяться на то, что ситуация прояснится уже в ближайшие дни. Ничего критичного, в целом, пока не случилось: договор с Хельгой я не нарушил просто потому, что ничего с ней пока и не начиналось, а высказанное Ксении намерение ей помочь, так-то, не обязывало ни меня, ни её к близкому общению. Может, обзаведусь славой защитника слабых и угнетённых — будет и у меня своя странность.
На том я, ступая под своды центрального холла академии, и порешил.
Первым пунктом в моём расписании на сегодня значилось индивидуальное занятие с псионом-пирокинетиком в одной из аудиторий на одиннадцатом этаже, так что я направился именно туда. И каково же было моё удивление, когда встретил меня не умудрённый годами профессор, а одна аловолосая особа, которая, как я полагал, должна была хотя бы на пару дней пропасть с радаров в силу отличий в наших расписаниях. Хельга восседала за учительским столом спиной ко мне, и, закинув ногу на ногу, покачивала головой в такт звучащей в наушниках мелодии. Я пришёл раньше требуемого, и до начала занятий согласно расписанию оставалось ещё что-то около двадцати минут, так что я не стал сразу её одёргивать. Просто просочился за один из столов первого ряда, где с комфортом устроился: всего-то и надо было, что прихватить с собой недочитанную с вечера книгу. Моя теоретическая подкованность в «базовых» манипуляциях практически достигла ста процентов, так как этот увесистый, тёмно-синий с золотой окантовкой том, посвящённый телепатическим воздействиям, остался последним.
И мне как раз должно было хватить времени для того, чтобы с ним справиться…
Спустя двенадцать минут я захлопнул книгу, закинул её в сумку, — которых в доме была целая коллекция, между прочим, — и аккуратно спроецировал на так ни разу не обернувшуюся девушку ощущение своего присутствия. Получилось неплохо: Хельга в какой-то момент действительно развернулась, удивлённо распахнула глаза и стянула с головы наушники.
— И давно ты тут?
— Минут пятнадцать. — Я пожал плечами. — Не хотел отвлекать, да и книгу дочитать было надо.
Естественно, книги она взглядом найти не смогла, так как я ту уже убрал. А спрашивать она не стала, решив, по всей видимости, обобщить:
— Многое понял?
— Всё. И раз уж ты сегодня заменяешь преподавателя пирокинетики, как насчёт того, чтобы прогнать меня по всем базовым основам и провести практический зачёт? У тебя же есть доступ на полигоны на минус первом этаже? — Честно сказать, проверить я хотел не только пирокинетику, но и другие «дисциплины». Теоретическое знание, наложившееся на понимание — это, конечно, хорошо, но без практических навыков не обойтись.
— Ты, должно быть, шутишь? — Хельга сделала бровки домиком, встала и оперлась обеими руками на стол. При этом я ощутил, как она будто бы сконцентрировалась на пространстве вокруг меня, что было эффектом крайне интересным. Готовится к чему-то? — Как насчёт того, чтобы продемонстрировать мне, скажем, дуговой разряд?
Я развёл указательный и большой пальцы, натянув между ними бело-прозрачную дугу плазмы, которой, при желании, можно было резать металл, и на которую было банально опасно смотреть напрямую. И пусть со стороны щелчок пальцами выглядел так, словно я уже сто раз так делал, в действительности сий процесс протекал для меня неадекватно долго. Я был готов в любое мгновение всё прервать и отступить во избежание, но ничего сверхъестественного не произошло. Плазма стабильно делала своё грязное дело, я её удерживал и не позволял жару навредить своему телу. Но вокруг постепенно становилось всё теплее, и я, взвесив все риски, начал параллельно охлаждать воздух, использовав вполне себе базовый метод. Концентрация? Усилие? Всё это можно было даже не учитывать, до того простым оказалось действо на самом деле.
— Ослабь воздействие до уровня тлеющего разряда… — Я поступил так, как было сказано, и дуга перестала считаться таковой, оставив после себя нечто похожее, но при том не обладающее соответствующей разрушительной силой. — Прекрати процесс. Бери свои вещи, спустимся на полигон. А мне нужно позвонить…
Кабинет мы покинули в спешке, и точно так же Хельга получала инструкции от, очевидно, Виктора Васильевича, которого тоже приятно удивила моя обучаемость. Удивила до того, что он возжелал лично взглянуть на мои успехи, и на крошечном полигоне мы втроём собрались уже через четверть часа. Право слово: проще было в моём случае не дёргать постоянно не последнего человека в Великой Академии, а пересмотреть методики тестирования и не упразднять обещанные проверки в пользу скорейшего начала обучения. Правда, ещё вчера я и знать не знал о том, какой возьму темп, но кто тут профессионально учит псионов Российской Империи — я или они⁈
— Прекрасно! Просто прекрасно! — Виктор Васильевич рассмеялся что есть мочи, и не думая скрывать своего удовлетворения. Премию ему, что ли, за меня выдадут? — Значит, ты изучил всю литературу, включённую в базовый список, за один вечер?
— Прочитал — да. — Слукавил я. — Но понимание может помочь обрести только практика. Дайте мне доступ к какому-нибудь пустующему полигону — и через неделю я, скорее всего, легко сдам все положенные экзамены.
Мужчина пару раз ударил в ладоши, демонстрируя при этом ряд идеально-белых зубов. Вот уж у кого тут превосходное настроение, так это у него.
— Будут тебе доступы, Артур. Но помни о том, что любые манипуляции сверх базовых впервые проводить следует на других, специальным образом подготовленных и удалённых от других людей полигонах. — Лучше десять раз повторить, чем единожды не донести до инициативного студента эту непреложную истину. С трупами ведь не студенту этому придётся разбираться, а человеку, ответственному по меньшей мере за пару тысяч псионов, числящихся в этом учебном заведении. — Я не запрещаю тебе посещать полигоны в одиночку, но лучше будет, если ты станешь практиковаться в чём-то новом только под присмотром Хельги или Дмитрия.
— Само собой, Виктор Васильевич. — Я кивнул, неявно кривя сердцем. Кое-что мне нужно будет сначала проверить в одиночестве, но это «кое-что» — манипуляции абсолютно безопасные. — И у меня есть ещё несколько вопросов, которые мне бы хотелось обсудить с вами лично.
Хельга в ответ на это моё заявление вскинула бровь, но возникать не стала. Стоило только уважаемому ею Виктору Васильевичу переменить взгляд, как девушка чуть ли не испарилась, скрывшись за массивной бронированной дверью. Собственно, гулкий рокот автоматических замков последней и разделил разговор на «до» и «после».
— Вчера я, возвращаясь в дом, столкнулся со здоровыми лбами с боевого направления, вшестером травящими другую студентку. Не знаю, слышали ли вы, но я их аккуратно вырубил и оставил отдыхать в парке среди деревьев. Обошлось без травм. — Я старался подбирать слова, но почему-то воспоминания о том вечере вызывали во мне явную, с трудом поддающуюся контролю злобу. И направлена она была на скотов, считающих, что издеваться над слабыми — это вполне себе норма. Такое в нормальном обществе даже детям не спускают, а тут псионы, обучающиеся в лучшей академии страны. — И эта девушка мне поведала о том, что руководство академии и преподаватели в частности не делают ничего для того, чтобы прекратить травлю.
Уроки Синицына не прошли даром, и от Виктора Васильевича я уловил очень слабое, почти задавленное, но всё-таки эхо досады, тесно со мной связанной.
— Ранее вы мне говорили, что силовые методы решения вопросов, в пределах разумного, естественно, распространены среди студентов боевых направлений, и я это принял. Вы также называли академию как бы не самым безопасным местом в стране, и в целом делали всё для того, чтобы у меня сложилось о ней самое лучшее впечатление. Но как можно несколько месяцев закрывать глаза на очевидные попытки загнобить человека, который в силу обстоятельств даже ответить неспособен?
— Ты говоришь о Ксении Алексеевой. — Не спросил — сказал мужчина. — С ней сложилась очень непростая ситуация, Артур. Потомок ныне уничтоженного рода предателей и единственная живая носительница крови Алексеевых — это красный флаг для быков, для разъярённых детей и дочерей тех мужчин и женщин, что погибли во время подавления так и не начавшегося восстания. Её доказанная невиновность не играет роли для тех, чей взор застлала боль потери.
Не стоит и говорить о том, что я об этом уже знал.
