— Прав, — очень мрачно вздохнув, ответил Патриарх.
— Поэтому преодоление раскола дело архиважно и архинужное. Разумное преодоление, а не этот бред с Ферраро-Флорентийским собором. Но то ладно. Дело иное. А ныне я говорю про обучение священников и вообще образование.
— Сын мой, дело, что ты задумал, доброе и светлое. Но у меня просто нет людей, чтобы помочь тебе. Не потому, что я не хочу. Нет. Если уж на то пошло, то я и сам готов один день на три, отбрасывая седьмой день, отроков учить да священников наставлять. Но людей, чтобы пригласить их сюда да к делу приставить у меня нет в нужном числе. Со мной их прибыло мало, а иных среди греков, болгар да армян верстать Мехмед не даст. — тонко намекнул Мануил на необходимость освобождение Византии.
— А среди сирийцев, иудеев и египтян? Они ведь под рукой султана мамлюков находятся. Оттого Мехмед им запретить ехать ко мне не может.
— Отчего же не может? Очень даже может. Через какие земли они поедут? Мехмеда. И он их без всякого сомнения не пустит к тебе. Так что, я бы и рад помочь, но многого сделать не могу.
— Я не прошу всего сразу. Мне важно, чтобы дело пошло. Там ведь ТАКОЙ чудовищный объем работ, что и не пересказать. Например, нам нужно в каждый приход положить по комплекту книг, состоящий как минимум из Евангелия, Апостола, Малой Псалтири, Часослова, Месяцеслова, Каноника, Семиднева и Апракоса. И их нужно все не только издать огромным тиражом в десять тысяч экземпляров, но и перед этим тщательно выверить в плане переводов. Ибо сам понимаешь, ранее их переводили как придется. И ошибок набралось видимо-невидимо. Например, слово «δούλος[2]» в русских текстах почему-то переведено как «раб», хотя смысл этого термина совсем иной. Ведь настоящий раб по-гречески это «δμώς[3]», а «δούλος» — это некая форма зависимого человека, который может быть и рабом, и слугой, и младшим членом в роду.
— Сын мой, давай не будем трогать такие вещи, — осторожно произнес Мануил.
— А давай будем, — с нажимом произнес Иоанн. — Чтобы должно воевать с магометанами нужно не только оружия держаться, но и слова. Или Иисус наш Христос бегал по Израилю и всех кистенем по бестолковке окучивал? Насколько я знаю — нет. И нам нужно не забывать о том, что ключом к душе является слово, а не топор палача. И чтобы отбить население у имамов нам придется очень постараться. Помнишь, что я не так давно освободил всяких рабов православных на своей земле? Ты думаешь это простая блажь? Нет. Я хочу продумать несколько стратегий для массового крещения обратно. Пока придумал только одну — принятие христианства как способа выйти из зависимого состояния. И ко мне уже крестьяне из Литвы да Ливонии с Чухонью[4] сами пошли, как прознали. Жиденькими ручейками. Ведь на моей земле крепостные, то есть, считай полу-рабы, становятся свободными. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Мануил. — Но и ты пойми — твои правила не распространяются на владения Мехмеда. И если ты говоришь, что принявший православие не может быть рабом, то ему и его верным слугам — плевать. Они как держали их в рабстве, так и будут держать.
— Верно. Но это — сейчас. А если я объявлю Крестовый поход и вторгнусь в его земли? Как на это отреагируют местные православные? Поддержат меня или его, если я буду нести им свободу, а он нет?
— Ну…
— Вот именно, — назидательно поднял палец Иоанн. — Нужно очень тщательно продумать стратегию и политическую программу этой войны. Мы должны выглядеть в глазах местного населения настолько же выигрышно, как в свое время смотрелись магометане, вторгшиеся в пределы Римской Империи. Они ведь победили не столько силой, сколько словом. И налогами, что поначалу не выглядели слишком угнетающими. Это потом уже Аббасиды начали душить сирийцев, египтян да иудеев всяких налогами. Понимаешь? Если мы хотим освободить земли Римской Империи, если мы хотим вызволить Гроб Господень и Новый Рим, то должны очень хорошо все продумать. Чтобы одним мощным ударом сокрушить этот «колосс на глиняных ногах», который ныне стоит только из-за того, что среди врагов его нет действительно сильных держав, способных ударить по нему не растопыренными пальцами феодальных дружин, а мощным имперским кулаком. Все нужно продумать и очень тщательно подготовиться. Для этого и требуется развернуть на Руси образование как светское, так и духовное. И тексты вычитать перед массовой, что очень важной, печатью книг. И богословские слова придумать такие, чтобы за душу цепляли. Я ведь могу пойти походом и отбить град Константина. Это вполне решаемая задача в пределах двух-трех лет. Но дальше то, что? Город ведь нужно удерживать. Да и кроме него нам еще Иерусалим надобно из плена вызволять, а с ним и Антиохию, и Александрию. Дело большое и великое. Для которого надобно преодолеть великую массу трудностей. Например, в пустынной Тавриде начать строить флот и готовить моряков, чтобы ничуть не уступали османским или египетским. А как корабли строить, если в моей державе не сыскать в достатке людей, чтобы просто читать умели? Это же абсурд. Безумие! Нынешние корабли — это не лодки из говна и палок, как в былые времена. Нынешние корабли — это тяжелейшее испытание для всей страны, за которым стоят многие и многие ремесла и тысячи специалистов по всей державе. Кто канаты крутит, кто паруса шьет и так далее…
— Все это верно, — кивнул Маниул, — но…
— Но либо это делаешь ты, либо я иду к Папе.
— Боюсь, что у Папы тоже не будет столько людей.
— Повторюсь — главное не столько привлекать людей, сколько стараться. Даже огромного слона можно съесть, если резать его маленькими кусочками. И мы вместе справимся. Мы. И еще. Я тебя пугаю Папой. Уверен, что это крайне неприятно. Тем более, что это не пустые угрозы. Но видит Бог, я хотел бы, чтобы мне не пришлось их выполнять. Поэтому, постарайся не подвести меня.
— Постараюсь, — после долгой паузы тихо произнес Мануил. — Мне нужно подумать. Неделю, может быть больше. Посоветоваться со своими людьми. После чего я дам тебе ответ, сколько и в какие сроки мы сможем предоставить тебе людей.
— Отлично, — кивнул Иоанн, вставая. — Поправляйся, друг мой. Поправляйся.
С этими словами и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мануил же остался лежать в крайне задумчивом состоянии. Это был уже далеко не первый их разговор, как приватный, так и в некоем узком кругу. И, надо сказать, положение Патриарха они укрепляли. Раз за разом. По чуть-чуть. Но укрепляли.
Прежде всего потому, что тот сумел донести до Иоанна понимание государственного устройства Византии. Да, несовершенного. Но на фоне феодальных государств округи — весьма прогрессивного. Тут и строгий иерархический аппарат со множеством образованных чиновников. Тут и социальный лифт, который позволял человеку взлететь от пахаря до самых высот[5]. И так далее, и тому подобное. Да, в военном деле в Византии последние лет 800–900 ее истории была одна сплошная беда с редкими проблесками удачи. Да, имели место непрерывные дворцовые перевороты и восстания генералов. Но именно что государственное устройство у Византии было настолько прогрессивно, что могло на равных посоревноваться со многими прогрессивными державами из 19 века. Из-за чего она и держалась столько лет, сотрясаемая непрерывной чредой бунтов, восстаний, переворотов и избиваемая врагами, напирающими на нее со всех сторон.
Мануил не просто нахваливал свое болото, как типичный кулик. Нет. Он просто рассказывал и объяснял, что к чему и почему. Как преодолевалась та или иная проблема. Что делали в той ситуации, что в этой.
Целую лекцию посвятил Патриарх падению Константинополю. Он был знаком со многими очевидцами и, зная про интерес Иоанна, сумел восстановить ход событий едва ли не по часам. Кто, где, когда, чего и как делал. Персоналии. Численность войск. Вооружение. Обстановка в городе и так далее. Интереснее того было еще и то, то в свите Мануила присутствовал сын Джованни Джустиниани, генуэзца, что командовал обороной города. И это мужчина в те дни был всюду с отцом. Отчего много всего видел и много всего запомнил. Так вот, после того как Иоанн сложил «картину маслом» у себя в голове, эта оборона больше не казалось ему чем-то глупым и бестолковым. Эпизоды, близкие к фарсу случались. Куда без них? Но в целом, Константин XI Палеолог, будучи практически без войск и с пустой казной, сумел очень достойно продержаться. Да и вообще — если бы не трагичная случайность с Джованни, то город устоял бы. И помощь, идущая от Папы, успела бы.
