Где же ты, моя Сулико?». А потом «полировал» по грузински. И попробуй прерви исполнение любимой песни Иосифа Виссарионыча, приходилось терпеть. Только одним прекрасным вечером, отобрал у входящего на кухню Васи гитару и сбацал «песню харбинских белогвардейцев», ну, вы знаете…
Ваше благородие,
Госпожа разлука,
Мы с тобой родня давно,
Вот какая штука.
Письмецо в конверте,
погоди, не рви!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви…
Письмецо в конверте,
погоди, не рви!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви.
Ваше благородие,
госпожа чужбина,
Жарко обнимала ты,
Да только не любила.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти— —
Повезет в любви.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти— —
Повезет в любви.
Ваше благородие,
Госпожа удача,
Для кого ты добрая,
А кому иначе.
Девять граммов в сердце
Постой, не зови!
Не везет мне в смерти
Повезёт в любви…
Уязвлённый Вася попытался было раскритиковать шлягер из будущего, но задавил поползновения старшего лейтенанта в зародыше.
— Дурак ты, Василий! Сам товарищ Сталин песню похвалил, потому как в ней вся суть белой эмиграции: тоска по утраченной Родине, неустроенность на чужбине, желание вернуться уже в Советский Союз и честным трудом искупить вину перед народом и советской властью.
Против товарища Сталина, конечно Гогоберидзе не попёр, а вот Дора Моисеевна очень внимательно слушала и сам хит и мои пояснения. Непростая тётка, ох, непростая…
Повёл под ручку лейтенанта госбезопасности домой после часовой прогулки, рассказывая анекдоты из будущего, более-менее с эпохой сопоставимые. Едва зашли в подъезд и прошли «консьержа», повернул Зою Павловнук себе и залепил быстрый поцелуй в губки алые. Девушка готова к такому повороту — ишь как дрогнула ответно, невольно желая «продлить контакт», как глазыньки распахнулись изумлённо-радостно.
— Саша! — возмущённым шёпотом!
— Тсс! — также, шёпотом, но с эдаким «брутальным тембром» — на улице соглядатаев куча, а в квартире вообще никак. Дора Марковна в момент срисует! Приходится в подъезде.
— Как дети!
— Что поделать, Зоенька — конспирация! Ты же ко мне в комнату не придёшь.
— Вот ещё! Конечно, нет!
— Тогда я к тебе тихонечко прокрадусь, ближе к полуночи!
— Нет! — Зоя так испуганно выдохнула, так жалобно посмотрела на коварного обольстителя…
— Да! И не спорь, дверь оставь чуть приоткрытой, Васю упою вдрабадан, такого храпака вдарит — в подъезде услышат.
— А Дора Марковна? Её комната на моей стороне, стенка общая.
— Вот, ваше величество, вы уже и торгуетесь!
— Не поняла, какое величество?
— Анекдот, про королеву английскую, потом расскажу, — и долгим поцелуем, крепко барышню обняв, закрепил успех.
Зоя дёрнулась было, но куда ж она денется из моих могучих рук? Чёртова присказка — однокашник, мастер спорта по вольной борьбе, бабник неисправимый, так любил этой фразой щеголять, все в группе переняли…
Гражданка Невзлина никуда и не делась, — пару постпоцелуйных секунд простояла «в ауте» у стеночки и затем, осознав собственную греховность и распущенность, вырвалась (но уже и не держал, так, по попе гладил) в три скачка преодолела последний пролёт, нажав кнопку звонка, такое впечатление, ещё в воздухе находясь. А хочется девчонке, ой как хочется. И замужем побывала и скоро двадцать четыре «стукнет», и видно, что не из «лесной» породы, не бревно — тело женщины отреагировало на ласку «как положено».
Эх, как в той песне про «не наточены ножи: 'Он мужчина разведённый, и она — разведена, чтооооо тут говориииить». Надо, обязательно надо спеть вечером «Соседку» — текст невероятно созвучен эпохе, Митяев Олежка, чёртов гений. И плевать на домыслы Гогоберидзе вкупе с Малкиной, мне как «закордоннику» даже на энкавэдэшных «квадратах» многое позволено, может, внедряюсь в окружение Деникина, в роль вхожу…
С Зоей «играл честно» — волю «объекта» не подавлял, иначе какой интерес? В тот вечер в хлам упоил Васю, делов то — закодировать старлея на выпивку и поддержать в половине тостов. Я алкоголь расщепляю моментально, а соседушка быстро набрался, но не буянил — уже в половине девятого задавал храпака на двуспальной кровати, «простаивающей» без жены Мананы, которую начальство сначала обещало подогнать к истосковавшемуся супругу, да чёт забуксовал вопрос, отчего Виссарион и налегал на вино-водочную продукцию. Естество требует разрядки, а как же…
Дору Марковну «нейтрализовал» по той же схеме — помогая с сервировкой стола ухватил старую чекистку за руку и «перехватил управление», через пару минут не помнящая о контакте «подруга Дзержинского» начала жаловаться на головную боль и через полчаса и принятие пары микстур, блаженно похрапывала. Не так заливисто как Вася, но задорно, словно чайник небольшой закипает — фур-фур-фур, фур-фур-фур…
— Сегодня прям мой день, так невероятно везёт.
— Саша, нет! Даже не думай!
— Да, Зоенька! Да, милая!
— Пусти! Пусти! Саша! Ну, Саша! Сашаааааа!!!
Ума и выдержки хватило не начать соитие в коридоре — занёс девушку в свою комнату, и там, после пяти минут неистовой борьбы-прелюдии, между Сашей Соколовым и Зоей Невзлиной «произошло непоправимое»…
Подруга стыдливо сбежала к себе в половине шестого утра, едва начала ворочаться беспокойная «тётя Дора», но всю конспирацию рушил счастливый и смущённый фейс комсомолки Невзлиной. Даже тугодум Вася-Виссарион начал шутки отпускать, дескать, пока одни бессовестно дрыхли без задних ног, сознательные товарищи выполняли ответственное задание командования и получат большущую премию, вон какие довольные ходят…
«Премия» и в самом деле воспоследовала, вечером заявился Меркулов и пригласил товарищей Соколова и Невзлину покататься на метро. Всеволод Николаевич весело шутил и невзначай (подмигиванием хитрым в сторону Зои, отвлёкшейся на рассматривание рекламы парикмахерской) эдак по мужски дал понять — молоток, парень, клёвую герлу отхватил.
Совершали небольшие перегоны — любовались станциями, комиссар в роли гида выступал, рассказывая увлечённо, как советское метро отличается от прочих подземок в буржуйских столицах выстроенных.
Шутливо парировал «наезды» Меркулова, поведал изумлённой Зое, что в Лондоне метрополитен действует аж с 1863 года, а в Будапеште с 1896, в Париже с 1900, а в Берлине с 1902! Но поднаторевший в демагогии комиссар ожидаемо перевёл стрелки на проклятый царский режим, душивший прогресс и развитие в Российской империи авиации и метростроя. Да, ещё не одно десятилетие большевики на наследие царизма ссылаться будут.
От станции «Маяковская» за нашей троицей медленно и важно поехала меркуловская машина.
— Зоенька, — обратился к подчинённой комиссар, — беги домой, готовь ужин, а мы с Александром отъедем на пару часов, поэтому не спеши, постарайся чтоб не остыло горячее, чтоб не подогревать сто раз.
Водитель у Меркулова новый, молодой и резкий, сразу видно —
