у Максимовича возник вопрос по поводу Тубина.
— Сергей, почему ты его не допускаешь? — спросил Гнётов, заметив, как я убрал в сторону план подготовки на Алика.
— Он не готов, командир, — сказал я и рассказал некоторые подробности из наших полётов.
Кое-как смог обойти стороной момент отключения Тубина. Вряд ли мне поверил Гнётов, но с доводами согласился и забрал с собой бумаги.
Без каких-либо неожиданностей через полчаса он вернулся, чтобы заставить меня подписать.
— Родин, давай ты не будешь изображать из себя академика, — бросил передо мной лист с отметками о выполненных полётах Тубина и его лётную книжку. — Понимаю, что поставили тебя на старшего лётчика и нужно себя показать. Не тот случай, чтобы быть принципиальным.
И это мне говорит Гнётов! Мистер «я педант». В погоне за должностью и статистикой не хочет портить нам реноме крутого Центра подготовки.
— Григорий Максимович, это именно тот самый случай, когда нужно быть принципиальным. Я вам рассказал, как он себя вёл на пикированиях и манёврах у земли. Это, как вы помните, краеугольный камень нашей программы подготовки. Горы и Афганистан — неразрывные понятия.
— Родин, вот чего ты хорохоришься⁈ Подпись поставь и пускай едут в Афган. Мы и так из графика выбились. Этому полку людей нужно менять, а мы их тут держим, поскольку у молодого Тубина параметры на выводе из пикирования вышли за ограничения.
Так говорит, будто это было легко. Я до сих пор ощущаю, как у меня всё сжалось внутри перед выводом. И как я потом обтекал в кабине от напряжения. Тубин, возможно, и не помнит, как отключился и я вывел самолёт. Говорить он со мной начал, только когда высоту набрали.
— Товарищ майор, я не подпишу. Вы можете это сделать сами, либо пойти к командиру или заму по лётной подготовке. Они могут тоже принять решение.
— И что я им скажу? Что у меня Родин отказывается подписывать? Ставь свою закорючку и всё на этом! — воскликнул Гнётов, но я продолжал быть непреклонен.
Не могу я такой грех на душу взять. Пускай меня лучше ненавидит весь его полк, но смерти не будет на моей совести.
Полдня я отбивался от атак Гнётова, просьб Тубина и наездов замкомандира приезжего полка. Как я и думал, закончилось всё это дело вызовом в кабинет Иванова.
Пока мы шли в штаб с Гнётовым, я успел выслушать несколько фраз о том, как я оборзел и меня давно пора наказать. За что только, непонятно.
— Ты будешь стоять на своём? — остановил меня Максимович у самого входа в приёмную.
— Да, командир. Буду. Вы бы тоже стояли на своём, верно? — спросил я.
— Ну это ведь не тот случай. Иванов — педант в этих вопросах. Всё у него, должно быть, по правилам и документам. Но и бросать тень на Центр он не позволит. А ты в первом же потоке отстраняешь лётчика.
Отвечать больше я ничего не стал. Сейчас ещё предстоит общение с Павлом Егоровичем. Вот тут и наговоримся!
Войдя в кабинет командира полка, у меня в очередной раз сложилось впечатление, что Павел Егорович не может начать совещание или какой-то важный разговор без папиросы. Снова Иванов курил рядом с открытой форточкой. За столом для совещаний сидел старший группы полка Тубина, а сам Алик сидел напротив него.
По лицу лейтенанта было видно, что он волнуется. Ведь я могу сейчас поделиться соображениям по поводу его отключек и тогда ему влетит за обман очень круто.
— Итак, собрались все причастные к этому делу. Старший лейтенант Родин сейчас нам доложит свои соображения, — сказал Иванов, затушив сигарету в пепельнице на подоконнике.
В очередной раз я пересказал все детали ошибок Тубина. Его командир и Гнётов слушали внимательно, но реагировали по-разному.
Подполковник то усмехался, то расстроено качал головой. Максимович, в свою очередь, смотрел на командира нашего полка и ждал его реакции.
— Понятно всё. Присаживайтесь, Сергей Сергеевич, — указал на стул рядом с Тубиным Иванов.
Когда я сел, Алик слегка отодвинулся от меня. Будто заразиться боится или думает, что я его бить буду?
— Теперь послушаем товарища лейтенанта Тубина, — дал слово Альберту Павел Егорович.
Алик без запинки всё рассказал, практически повторив все события, рассказанные мной. За одним только исключением — он везде красавчик, а я у него ручку постоянно выхватывал. Как только Альберт закончил со своими отмазками, в дело вступил его командир.
— Пал Егорыч, ну, ошибся ваш молодой инструктор. С кем не бывает. Просто слишком рано стал хвататься за управление и не слишком доверил выполнение сложных манёвров другому молодому лётчику. Предлагаю допустить Тубина и собираться нам на перелёт в Баграм, — улыбнулся подполковник.
Иванов несколько секунд смотрел на собравшихся, а потом снова пошёл к окну покурить.
— С какой высоты Тубин вы сбросили бомбы на полигоне? — спросил Павел Егорович, доставая папиросу «Казбека».
— 1000 метров вместо 800, — доложил Альберт.
— И случилось это потому, что старший лейтенант Родин выхватывал у вас ручку управления? — удивлённо спросил Иванов.
— Так точно. То же самое было и на пилотаже.
— Тогда доложите мне высоту вывода из пикирования, рассчитанную для задания в зоне, — спросил Иванов, отворачиваясь от окна.
— 600 метров, — громко сказал Тубин.
— Прекрасно. А самолёт вывели на высоте 200 метров. Просто потому, что Родин решил потеребить ручку управления, так? — спросил Иванов, но Альберт промолчал. — Вы летали в зоне номер 3, Сергей Сергеевич? — задал уже мне вопрос Иванов.
— Так точно.
— Тогда доложите мне Тубин, какой объект вы видели, приблизившись к земле? С высоты 200 метров, если у вас нет проблем со здоровьем, вы должны были кое-что там разглядеть, — спросил Павел Егорович.
Речь в вопросе шла о той самой деревне, на которую мы и пикировали. Но Алик вряд ли её смог бы запомнить, поскольку вырубился. Командир, похоже, догадался в чём проблема.
На крайний вопрос Альберт ответа не дал.
— Лейтенант, подождите за дверью. Нам нужно принять решение о вашем допуске, — сказал Иванов и затушил свою папиросу.
Тубин быстро вышел за дверь, а его начальник сощурился от недоумения.
— Пал Егорыч, как это понимать? — возмутился подполковник.
— Всё очень просто — этот лейтенант либо просто теряется на пикировании, либо теряет сознание в полёте, — ответил Иванов. — Рекомендую отправить его домой. А лучше в транспортную или армейскую авиацию, где нет таких перегрузок. Этим вы не сломаете человеку жизнь.
— Ерунда какая-то. Я с ним в полку летал, и такого не было. А тут, в Осмоне открылось. Я не верю, — сказал подполковник.
— Вы сами слышали его инструктора. Он всё вам предельно рассказал. Мало того, он не строил необдуманных теорий насчёт потери сознания. Одних только его выводов достаточно, чтобы Тубина не пропустить в командировку. Не мной и не вами было написано положение и инструкция по подготовке к службе в Афганистане, — вступил в разговор Гнётов, который теперь твёрдо занял мою позицию.
Видать, почувствовал какое решение принял Иванов и решил «петь» вместе с ним.
— Ваш инструктор слишком молод для такой работы. Чему ты, Родин можешь научить? — небрежно спросил у меня подполковник.
— У меня достаточно знаний о полётах в Афганистане, чтобы передать свой опыт вашим лётчикам. Или вы считаете иначе? — спросил я, но тут же поймал строгий взгляд Иванова.
Наверняка, Павел Егорович сам хотел что-то сказать, но смолчать я не мог. Так и продолжает нагнетать вопрос по поводу моего возраста этот подполковник.
— Конечно, считаю. Хм, вы мне представляли инструктора моих парней, как бравого орденоносца и воздушного бойца. Чего он достиг за время Афганской войны? Вы все, чего достигли?
Иванов не выдержал и привстал со своего места.
— А теперь я попрошу и вас двоих выйти. Можете идти работать, а нам с товарищем подполковником нужно пообщаться, — сказал Павел Егорович.
Как-то резко задал свои вопросы товарищ подполковник. Вообще, мне странным кажется такое поведение человека с другого полка. Не могу только вспомнить откуда к нам прибыли эти ребята.
— Григорий Максимыч, а чего этот старший группы такой смелый с нашим командиром полка? — спросил я, когда мы шли с Гнётовым по коридору штаба.
— ВВС Московского военного округа, — улыбнулся врио командира эскадрильи. — Этот замкомандира вообще, как говорят, родственник самого главкома Кутахова, — покачал головой Гнётов.
— Думаете, затаит обиду? — спросил я, когда мы проходили мимо двери отдела кадров.
— Однозначно. Прямо сейчас нам стоит начать готовиться к очередной проверке. И будут нас инспектировать ой как строго, — почесал затылок Григорий Максимович.
