за две такие телеги не отдал, — сказал я. — Али вы оскорбить меня хотите такой ценой? Мы ведь, между прочим, землю вашу от татей избавили, кровь проливали.
— Сорок копеек, и по рукам, — предложил староста, но я видел, что он готов торговаться дальше. — Ну или шагайте пешком хоть до Вельмино, хоть до Тулы, хоть в Чердынь. Всё одно вам задёшево никто телегу не продаст. Чай, не зима.
Понятно. Пользуются, значит, нашим безвыходным положением. Любой бы воспользовался.
— Никит Степаныч, дозволь… — произнёс Леонтий.
— Погоди ты, — буркнул я. — Уважаемый! За сорок копеек я на любом торге добрую лошадь себе возьму, а то и со сбруей вместе!
— Так иди и бери, — проворчал один из крестьян.
— Ты как с боярином разговариваешь, смерд⁈ — вскинулся я, хватаясь за рукоять сабли.
Мне было противно корчить из себя родовитого хозяина жизни, но я знал твёрдо, такое спускать нельзя. На шею сядут и ножки свесят.
Крестьяне перепугались, начали жаться друг к другу теснее. Сработало, значит.
— Не серчай, боярин, — попросил староста. — Но дешевле, чем за двадцать пять, не отдадим.
Я молча кивнул. Меня эта цена устраивала, Леонтий, видно, порывался добавить что-то ещё, но я не позволил ему говорить. Начал развязывать мошну и отсчитывать копейки, стараясь не светить их общее количество. Не на Красной площади торгуем, всё-таки.
Да и тати, лихие люди… Все они имели своих знакомых в деревнях и сёлах, и я ничуть не удивился, когда староста узнал старуху. И не удивлюсь, если этот же староста напоёт каким-нибудь весёлым ребятам с кистенями за пазухой о том, что двое олухов едут в Тулу с целым обозом разномастного добра.
— Ровно двадцать пять, можешь пересчитать, — я ссыпал серебро в протянутую ладонь старосты.
— Верю, боярин! — радостно воскликнул тот. — Ну, ступайте с Богом!
Мы дождались, когда все пятеро вернутся в деревню, и только после этого принялись грузить телегу и запрягать в неё мерина. Путь, похоже, предстоял долгий.
Удивительно, но до Москвы мы ехали без приключений. Тулу проехали стороной, обогнули Каширу, миновали Подол, в котором я не без труда узнал будущий Подольск. Места становились всё многолюднее, всё чаще встречались попутчики и иные прохожие. Вскоре на горизонте засияли маковки городских церквей, и я понял, вот она — Москва.
Само собой, это была не та Москва, что помнил я. Никаких пробок на МКАДе, удушливого смога в воздухе, никаких смуглых лиц в метро. Никаких тебе хипстерских кофеен, арт-пространств, бизнес-центров, подземных парковок и тому подобного. По сути, нынешняя Москва тоже была всего лишь огромной деревней.
Деревянные избы, огороды, колодцы, скот, и вместе с тем — боярские подворья, княжеские терема, каменные церкви, высокие стены и настоящий небоскрёб по нынешним временам — Иван Великий, громадная колокольня.
Впрочем, в сам город въезжать мы не стали, и по совету дядьки остановились в посаде, в одном из постоялых дворов. Время близилось к вечеру, а на торг, чтобы распродать нашу добычу, следует приезжать с утра.
Цены в постоялом дворе меня неприятно удивили, но это Москва, понимать надо. В другом месте наверняка ничуть не лучше. На этом дворе останавливались заезжие купцы, и для нас тоже нашлось местечко, так что мы загнали телегу на подворье, бросили поводья мальчишке-конюху и направились внутрь двухэтажного, или как тут говорили «в два жилья», постоялого двора.
Для меня нашлась отдельная светелка, Леонтию досталось место в людской, но прежде мы с ним уселись за стол в общем зале, а молодой служка поставил перед нами блюдо с жареным гусем, крынку с пивом и две большие деревянные кружки.
Наши голоса тонули в общем гомоне, народа здесь было изрядно, от простых смердов, прибывших в Москву по делам, до богатых купцов и знатных людей. Место проезжее, хорошее, аккурат рядом с трактом.
— В Москве задержимся немного, — сказал я дядьке, который вовсю молотил челюстями, уничтожая свою порцию гуся.
— Есть тут на что глянуть, ага, — кивнул он. — И не токмо глянуть. Пятница сегодня как раз. Завтра на торг, а послезавтра и в храм можно, к причастию подойти.
— Это да, — буркнул я, думая совсем не о причастии.
Мы в Москве, а значит, тут можно повстречать и самого царя, и его приближённых. А мне кровь из носу необходимо войти в его окружение, ужом извернуться, а пролезть. Без мыла. И я твёрдо намеревался это сделать.
— Храмов тут, конечно, на каждом шагу, — сказал я.
— Так ведь и народа немало! — усмехнулся Леонтий. — Москва!
Это ты, дядька, в час пик на фиолетовой ветке не ездил. Вот там в одном вагоне, наверное, половина нынешней Москвы помещается, а если весь поезд метро взять, то вместе с посадами.
Хотелось прогуляться по городу, поглядеть на здешние достопримечательности, проехаться верхом по тесным московским улочкам, но я понимал, всё это будет только завтра. Неторопливость здешней жизни частенько выводила меня из себя.
Прикончив гуся (день постный, но мы, как путники, от поста освобождались) и допив некрепкое кислое пиво, мы отправились на боковую, чтобы с рассветом въехать непосредственно в саму Москву.
Купцов здесь тоже хватало с лихвой. Даже таких, кто готов был забрать всю нашу добычу вместе с мерином и телегой по неплохой цене. Но дядька упёрся рогом, мол, продавать в розницу будет выгоднее, и что он сам готов этим заняться. Собственно, он на торжище и поехал. Ну а я, проводив его до Китай-города, отправился к Кремлю.
По улицам, заваленным конскими яблоками, передвигаться можно было только верхом или в сапогах, но вдоль домов и подворий тут и там встречались вымощенные дощечками участки. От самого Китай-города и до Красной площади тянулись торговые ряды, крытые деревянные прилавки почему-то напоминали мне о гигантском блошином рынке, хотя торговали здесь всем, чем только можно.
А ещё Москва строилась. Повсюду стучали топоры и визжали пилы, стройки кипели везде, даже в самом центре. Шутка ли, полностью деревянный город, с крышами если не из соломы, то из деревянной дранки, то и гореть он должен регулярно. И отстраиваться после пожаров тоже.
Белокаменные и деревянные церкви, в отличие от нашего времени, не огораживались чугунными высокими заборами, на папертях, словно стайки серых воробьёв, сидели нищие, напоказ выставляя расчёсанные до крови язвы, обрубки рук, ног и другие увечья.
