Теперь осталось дождаться ясной ночи.
* * *
Я был в недоумении, и, оставаясь в нём, вернулся в себе и сказал:
— Ангел небесный, приди ко мне. Ну? Ангел небесный, я кому говорю?
Тотчас у меня в комнате появилось двое — Винниус и незнакомый мне транспортный ангел.
— В чём дело? — спросил я. — Здесь происходят обычные интрижки. Зачем сюда вызвали специалиста из Отдела по борьбе с нечистой силой?
— Ну, так получилось, — пробормотал Винниус.
— Не темни, Винни. Я ни черта не буду делать. У меня нет никакого желания насаждать здесь христианство.
— Это ещё почему? — возмутился ангел.
Но тут вмешался транспортник:
— Кстати, о христианстве. Пространство просто кишит враждебными богами, нам лучше поскорее отсюда убраться.
— Пусть тогда Винни рассказывает, зачем меня сюда прислали. В конце концов, я имею право это знать.
— Ну, апостола Петра попросили, — неохотно ответил Винниус.
— Кто?
— Какая тебе разница? Можешь считать нечистой силой канцлера, лекаря и этих двух благородных дам.
— Ладно, тогда я кое-что придумал. Ты можешь сделать так, чтобы барон Готвик утром проснулся не в настроении?
— Это тебе зачем?
— Винни, ну если я чего-то прошу, то мне это нужно. И ещё одно. Слушай внимательно…
Утро выдалось ясным и солнечным. Тем страннее было видеть благородного барона Готвика, вставшего, похоже, не с той ноги. Его раздражало всё: звуки, цвета, запахи. А увидев меня, он просто взорвался.
— Проклятие! — рявкнул барон. — Разве я разрешал вам, благородный рыцарь, выряжаться подобно петуху?!
Дело в том, что на мне был надет ярко-красный камзол, такие же штаны (всё это расшито золотом), короткие сапоги с позолоченными шпорами и огромными пряжками, инструктированные ножны меча. Венчала всё это массивная золотая цепь на шее. Вообще-то моему начальнику, вместо того, чтобы ругаться, следовало бы поблагодарить меня за то, что я отказался от первоначальной идеи нацепить берет с павлиньим пером. В любом случае, ему не стоило так со мной обращаться, пусть его одежда и выглядела скромнее.
— Вы, кажется, что-то сказали, благородный барон? — осведомился я.
— Сказал! А теперь извольте сходить переодеться, благородный рыцарь!
— Благородный барон, когда мне понадобится консультация по вопросам одежды, я непременно её у вас попрошу.
— Если вы сейчас же не переоденетесь…
— То что? — перебил я.
— Ваше величество! — проревел барон. — Кажется, у нас сегодня будут похороны!
Король пробурчал что-то неопределённое. Я тоже обратился к нему:
— Ваше величество, мне порядком досаждает тот факт, что все в этом замке, а благородный барон в первую очередь, не принимают меня всерьёз! Я вынужден настаивать на поединке.
— Что?! — заорал барон. — Да я тебя!!!
И он бросился на меня. Я уклонился, шагнул назад; его огромные кулаки просвистели перед моим носом, не зацепив меня.
— Благородный барон, ведите себя прилично! — звонко крикнула королева.
— Ну что ж, поединок, так поединок, — громко сказал король. — Но не лучше ли решить дело мирным путём?
— Ну нет! — высказался барон. — Если этот типчик настаивает на поединке, то я готов дать ему удовлетворение прямо сейчас!
— Ну не здесь же, — ответил король. — И я всё-таки попросил бы вас биться не до смерти.
— Это уж как получится, — обнадёжил его барон.
И мы, сопровождаемые королевской свитой, вышли во двор. Поскольку завтрак так и не состоялся, слуги несли за нами подносы с едой и кувшины с вином.
В замке имелось ристалище, где проводились тренировки и поединки. Бывало, что король со всей свитой наблюдал за ними. Ради таких случаев у ристалища построили навес, под которым стояли кресла для их величеств и лавки для остальных. Пока все рассаживались, королева что-то эмоционально втолковывала барону, а тот лишь упрямо мотал огромной головой. Ко мне пробралась благородная дама Янина и сунула в руку цепочку, на которой болтался талисман в виде ухмыляющейся рожи какого-то местного божества.
— Это вам, — сказала она. — Талисман защити вас в бою.
Похоже, она сама себе не верила.
Я охотно принял дар и повесил его себе не шею. Благородная дама Янина, мило улыбаясь, пожелала мне победы и отправилась под навес.
Эстафету от неё принял маг.
— Её величество желает с вами поговорить, — сообщил он мне.
— С превеликим удовольствием. Сразу же после поединка.
— Не валяйте дурака, благородный рыцарь. Готвик вас убьёт.
— Посмотрим.
Маг удалился с унылым видом. Когда все расселись, а двенадцать лучших дружинников выстроились вдоль ристалища, король подозвал к себе меня и благородного барона.
— У вас ещё есть возможность закончить дело миром, — сказал он.
И я, и барон отрицательно затрясли головами.
— Тогда — к бою! — распорядился монарх.
Мы двинулись, было, к ристалищу, но тут произошло то, над чем Винниус работал по моему дополнительному указанию, а именно: толстая балка навеса вдруг треснула и упала как раз в нужное место, то есть на голову барона Готвика. Получив сокрушительный удар, тот молча повалился на землю.
Под навесом вспыхнула паника, придворные бросились врассыпную, но балки больше не падали.
Я подлетел к благородному барону, убрал лежавшее поперёк него бревно и опустился на одно колено. Вокруг нас сгрудились дружинники и слуги.
Барон, разумеется, был жив, но для боя уже не годился. Он обалдело таращил глаза, никого вокруг не узнавая и что-то невнятно мыча. Прибежал лекарь и беспомощно уставился на него.
— Носилки благородному барону! — заорал я.
Требуемое тотчас было доставлено. Я сам перекатил барона на них, выбрал четверых дружинников, велел им отнести раненого в его покои и добавил, указывая на лекаря:
— Вот этого типа ни в коем случае к благородному барону не подпускать.
— Вы шутите, благородный рыцарь, — проблеял тот.
К нам подошёл король, осторожно коснулся рукой головы барона и дал знак уносить его.
— А вам повезло, — заметил монарх.
— Что вы сказали?
Король несколько изменился в лице.
— Уж не собираетесь ли вы вызвать на поединок ещё и меня? — спросил он.
— Это было бы слишком, ваше величество. И всё же я хочу провести поединок. Барон не в состоянии удовлетворить мой вызов, значит пусть это будет дружинник. Лучший из дружинников.
— Вы сегодня так и напрашиваетесь на драку, благородный рыцарь.
— Я желаю, чтобы меня здесь воспринимали, как подобает, ваше величество.
— Но вы и так заставили себя уважать. Не всякий осмелится задирать благородного барона.
