Максюта кивнул, а Петруха протянул над калиткой кулак с семечками. Артём подставил горсть, и Петруха отсыпал ему. Постояли молча, и Максюта начал:
— Серяки-то… того… задираются.
— Не мало им было? — сплюнул прилипшую к губе шелуху артём.
— Значитца, ещё хотят, — хохотнул Петруха.
— Ну, так что?
— А завтрева… вечером… — Максюта любил говорить коротко.
— Идёт, — кивнул Артём. — У берёз?
— А где ж ещё? — Петруха оглядел быстро темнеющие улицу. — Мы ща на прошвыр. Ты как?
Артём мотнул головой.
— Завтра.
— Лады.
Дружески хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Максюта с Петрухой дальше по улице, а Артём в дом. У берёз на поляне собирались попеть, поплясать под гармошку, там же и дрались из-за девок. Кто на чью да как поглядел. Артём компании не ломал, не нами заведено, не нам и менять, ну и коль со всеми, так и будь как все. А вот вечёркам Артём не ходил: душно, тесно и все на виду, и лапаются… как в Паласе на разогреве. На фиг ему эта канитель?! А у берёз простор. Кто пляшет, а кто смотрит да зубоскалит. И завести на драку там куда легче. И не кино, где милиции навалом.
В доме было уже совсем темно, и, войдя в горницу, он включил свет. А малышня где? Но только успел подумать, как они — все трое — ввалились и затеребили его.
— Вы это где были?
— А на сеновале, — Лилька выдернула из косички соломинку.
— Понесло вас, — хмыкнул Артём, берясь за книгу и садясь уже к столу под лампочку. У Ларьки репяха на макушке, не видишь, что ли, выдери.
— Да-а, — заныл Ларька, отодвигаясь от Лильки. — Лучше ты.
— Ну, иди, — вздохнул Артём.
Ларька залез к нему на колени, и Артём осторожно выпутал из его тонких прямых волос сухой прошлогодний репейник.
— Совсем ты, Лилька, без ума. После бани да на сеновал.
Сеновал и чердак были любимыми местами для игр. Обычно Артём не вмешивался, а пару раз и сам там возился с ними. Хорошо там, кто ж спорит, но не после же бани.
— За книжки садитесь, обое, — распорядился Артём.
— Не обое, а оба, — важно поправила его Лилька, беря с комода свой с Санькой общий учебник по русскому.
— Повыпендривайся мне, — улыбнулся Артём. — Санька, а ты арифметику бери.
— А мне? — потребовал Ларька, всегда ревниво следивший, чтоб его хоть в чём не обделили.
— А тебе «Светлячок». Лилька…
— Да взяла уж. Держи, пискля.
Лилька дала журнал Ларьке, и тот удовлетворённо сел за стол со всеми. Про «Светлячка» Артём узнал у Эркина и рискнул раскошелиться. Пёстрый яркий журнал понравился всем, и дед решил, что стоит покупать, пусть малой смотрит и приучается. И к старшим не лезет, когда те с уроками сидят. А как-то Артём случайно подсмотрел, что и бабка листает «Светлячок», рассматривая картинки.
В горнице наступила сосредоточенная тишина. Бабка заглянула из кухни в горницу и снова ушла. Было слышно, как она негромко возится на кухне. Похоже, и дед там, но Артём не прислушивался. Он уже вчитался в текст и не мог, да и не хотел отвлекаться.
В открытую дверь дед видел склонённые над столом головы. Одна чёрная, две светло-русые и одна совсем белая. Что ж, пусть оно так и будет, а чего ж ещё? От добра добра не ищут, а у них сейчас всё по-доброму. И ежели что, не дай бог, конечно, но всяко может случиться, так Тёмка поднимет малышню, деньги на это есть. Земля, усадьба, полное обзаведение, дом… тысяч тридцать уйдёт, не меньше. Остаётся… Сколько останется, так тоже поделить поровну и добавить к тем, но это уже когда уходить будут, а пока пусть лежат, процентами обрастают.
Возится, звякая посудой, к ужину бабка, покряхтывает, да изредка ругнётся вполголоса дед, подшивая санькины расхожие ботинки, бормочет над картинками, играя сам с собой, Ларька. Тишина и благолепие, семейный вечер.
В понедельник Эркин шёл на работу не в самом лучшем настроении. Да, старшой заставил их подать друг другу руки, но в пивную, чтоб окончательно всё уладить, он не пошёл, убежал в школу. Как-то теперь оно будет? А если потребуют, чтобы он перешёл в другую бригаду? Неохота ему к Сеньчину, тот за масленичный позор ещё не рассчитался, будет отыгрываться.
Но про пятницу никто не поминал, и работать его бригадир поставил с Колькой и Санычем. Похоже, обошлось.
Обычные разговоры, сытный и вкусный обед, и погода солнечная, но не жарко ещё. Так что работа идёт в охотку и даже в удовольствие.
— Пошёл!
— Беру!
— Левее, мать твою!
— Пошёл!
— Ещё подай!
Эркин и не заметил, когда подвалили ещё контейнеры, и уже не по двойкам и тройкам, а всей бригадой работаем. Бегом, не тряхнуть, не стукнуть… Опятьплатформы, где контейнеры крепят в распорку на тяжах.
— Эй, Мороз, ты к директору ничего не укатил?! — смеётся Колька.
Эркин нарочито серьёзно оглядывает двор.
— Да не, все при деле, — и сам смеётся.
И в бытовке всё было уже как обычно. Только Ряха против обыкновения молчал о вождях и томагавках и избегал смотреть на Эркина. Но и Эркин очень естественно не замечал его.
Хотя темнело теперь значительно позже, но смена-то до одиннадцати, и, пока работаешь — незаметно, к тому же прожекторы на рабочем дворе сильные, а за проходную вышли… ночь уже.
Как обычно после второй смены Эркин шёл вместе с Миняем, разговаривая о всяких хозяйственных делах. Миняй затеял растить на лоджии овощи.
— Ящики с землёй поставил, посеял, рассказывал он.
Эркин слушал, кивал, но не мог понять: зачем это Миняю.
— Слушай, — не выдержал он. — А зачем это? Ведь купить можно.
— Эх, — вздохнул Миняй, — не понимаешь ты. Это ж своё, со своей земли. Пусть горсточка, но своя.
— И что, намного дешевле получается? — после недолгого молчания спросил Эркин. — Ну, если не покупать, а выращивать.
— Так ещё вырастить надо, — невесело рассмеялся Миняй. — Да не в деньгах тут дело. Ты вот сам вырастил когда хоть что?
Эркин покачал головой.
— Нет, я скотником был.
— Ну вот. А земля… это ж не умом, нутром понять надо.
Миняй глубоко вздохнул и замолчал. У Эркина вертелось на языке спросить, чего ж тогда Миняй брал квартиру, а не дом. Ссуду-то наверняка же получил. Но не спросил. Значит, не смог. Но Миняй заговорил сам.
— Земля сама не родит, на ней покорячиться надо, потом умыться, да не раз. А дом поставить да обиходить, а хозяйство… А моя в угоне надорвалась, там-то не смотрели, что баба, да на сносях, дети с голодухи угонной не отошли, а тут зарплата, да полдня твои, и квартиру обиходить не в пример легче. Ну, мы и прикинули… Не в гроб же ложиться. Земля — она, конечно, да жизнь-то дороже.
— Да, — кивнул Эркин. — Ничего нет дороже жизни.
За разговором дошли до дома, попрощались и разошлись по своим подъездам.
«Беженский корабль» спал. Спокойная тишина безмятежного сна. Бесшумно ступая, Эркин прошёл по коридору к своей двери и достал ключи. Прислушался. За дверью тишина, спокойная живая тишина. Эркин открыл дверь, стараясь не звенеть ключами, и вошёл.
В прихожей свет выключен, но открыты двери из ярко освещённых кухни и кладовки. Андрей не спит? И, стаскивая с плеч куртку, Эркин заглянул в кладовку. Андрей сидел у верстака и правил нож.
— Привет, — сказал он, не поднимая головы. — Смотри, купил сегодня. Не сравнить с тем, но я его до ума доведу, — и, когда Эркин вошёл и наклонился к верстаку, тихо сказал: — Не было письма.
Эркин кивнул, и Андрей совсем тихо, тише камерного сказал, как добил:
— И не будет.
Эркин мягко хлопнул его по плечу и вышел.
— Эркин? Пришёл? Ну, молодец, — выглянула из кухни Женя. — Мой руки. Андрюша, чай на столе.
— Иду, — откликнулся Андрей, гася лампу над верстаком. — Завтра доделаю.
Вымыв руки, Эркин сначала заглянул в комнату Алисы, а когда пришёл на кухню, Андрей уже сидел на своём месте и уверял Женю, что ничего лучше чая, ну, и всего остального, что на столе стоит, нет и быть не может.
— Эркин, садись, ну, как?
— Всё в порядке, — весело ответил Эркин и, поймав быстрый взгляд Андрея, у4лыбнулся и повторил: — В порядке полном и абсолютном.
— Ну, и отлично, — улыбнулась Женя. — Эркин, Андрюша уже сказал тебе?
— Мгм, — кивнул Эркин, рот у него был занят.
— Мне очень нравится, атебе?
— Что? — поперхнулся чаем Эркин. — Женя, ты про письмо?
— Какое письмо? — не очень искренно удивилась Женя. — Андрей часы себе купил.
— Ненаблюдательный братик у меня, — хмыкнул Андрей.
— Ну-ка, покажи! — ухватился за возможность замять свою оплошность Эркин.
— Смотри, — гордо вытянул над столом руку Андрей.
Плоские большие часы с секундной стрелкой были осмотрены и одобрены. И хотя Женя явно не хотела говорить о письме, а Эркин — тем более, Андрей всё же упомянул:
