боярин?
— Ушла давно супруга — сказала, что от меня мертвичиной пахнет, и жить с таким невмоготу. И денег мало, и детей рожать не захотела, — Петрович тяжело вздохнул, было видно, что отвечает откровенно — Пашка время от времени на него поглядывал. А то, что он патологоанатом уже узнал от Сереги — тот к этому очень спокойно отнесся, сказал только с усмешкой, что сам такой же, только живых в мертвяков превращал.
— Как так, ведь под венец сама пошла? Разве так можно⁈
— В наших краях можно многое, о чем тебе лучше не знать, — негромко произнес Петрович, и снова вздохнул. — Я всю жизнь бобылем прожил, не хотел просто новую жену искать — зачем проблемы. Да ты не заморачивайся, девочка — замуж выходи по любви только. Или по расчету — но только если подопрет сильно. Если хочешь, то лекарскому ремеслу тебя научу — бабка знахарка хорошо, но нужна научная база. Хорошим лекарем станешь — прибыток пойдет, и пользу людям принесешь немалую.
— Хочу быть лекаркой, боярин, травы люблю, научи. Только меня дядька Мефодий за Василия «Косого», своеземца, замуж выдать по осени собрался, вот поехали в Тверь прикупить необходимое к приданному, что собрали, — девчонка тоскливо вздохнула, так что сразу стало ясно, что от кандидатуры жениха девчонка не в восторге. И после следующих слов все стало предельно ясно, и уточнений не требовалось.
— Васька жену свою схоронил по зиме, бил ее сильно, в могилу вогнал, как поговаривают люди. Вдовствует он полгода уже, похоть обуяла, боярин. И восхотел осенью меня под венец повести, а у него сыновья уже с бородами ходят. Дядька Мефодий ему пару рублей задолжал, вот и решил меня за долг сей и отдать, как холопку какую-то.
Девчонка всхлипнула, и тут Пашка понял, что цепляется она за доктора как утопающая за соломинку, потому о травах и знахарских способах так откровенно говорила. Ясно, что сама ему в помощницы набивалась — деваться сироте некуда, Мефодий ее подобрал, без родичей ребенок остался, вырастил, и теперь пожелал замуж сбагрить, деньги «отбить» вложенные. И против не попрешь — в своем праве. Раз растил, кормил, защищал — обязана его слушаться. Хотя кандидатуру в мужья подобрал с расчетом — плевать ему на девчонку, потому за пожилого, даже старика по местным меркам отдает, а тот на руку тяжел, судя по всему.
На «телятину» этого «Косого» потянуло!
— Так ведь ты не обельная холопка, не закуп, чтобы вот так просто, не спрашивая твоего согласия? Тебя ведь как вещь продают!
Было видно, что Петрович искренне удивился. «Воевода» уже пояснил им социальные статусы, здесь принятые — ничего в мире не меняется, всегда есть те кто при правах, и бесправные. Тут просто все резче, выпуклее — нравы простые, не затейливые, правовыми актами сильно не ограничены, а бабы с девками вообще «второй сорт», феминизмом тут и не пахнет.
— Если родичи появились, заплатили «пожилое», то да — им ответ держать в полном праве. А кто за сироту заступиться… Я лучше к тебе в холопки продамся, чем за Ваську «Косого» пойду замуж — убьет он меня, сердцем своим чую. Злой он, подлый натурой, а ты ласковый — зрю это. Купи меня, боярин — глаза у тебя добрые. Служить буду верно, как собака, ноги мыть и воду эту пить. Что хочешь со мной делай… Деток тебе рожу крепких, много рожу, я сильная, если сам похочешь…
Пашка охренел от такой откровенности, ему было стыдно, что столь нагло подслушивает. Скосив глазом, он заметил поалевшие щеки девчонки, что уцепилась своими ладошками за руку побагровевшего врача. Петрович только ртом зевал как рыбина, вытащенная на берег. Наконец, после долгой паузы произнес охрипшим голосом:
— В холопки брать не стану, а вот помощницей да — только учись хорошо, чтобы не навредить. «Пожилое» за тебя заплачу, два рубля хоть и большая сумма, но не настолько, чтобы с Мефодием по душам не поговорить. Не отчаивайся — скажу князю, и решим сей вопрос…
Тверские леса «светлые», душу лечат — и воздух лечебный. Березы в листву пошли, спасительницы народные. Это и береста для лукошек, и знаменитый деготь, и уголь, и банные веники лечебные. А по весне сок, из которого веселящая душу «пьяная березовица» получается, что вместо бражки хорошо «шла» еще много веков тому назад.
— Слушай, Василий Алексеевич — я человек не военный, и не собираюсь лезть в твои распоряжения. Но мне кое-что непонятно — ты зачем под каждого броню не только подобрал, но и приказал под кафтаны надеть — хорошо, что мы пошили их просторными, чтобы зимой носить.
— Все просто — кровью не испачкать. «Треники» не так жалко, да и рубахами местными разжились, их вообще выбросим, или на тряпки пустим. Мне каждый человек сейчас дорог, нужно хоть какую-то защиту дать, пусть примитивную. У нас всего три нормальных бронежилета. А так «примитив» есть, что стрелам на излете противостоять может. Но лишнюю тяжесть носить сейчас ни к чему, устанут бояре, когда стрелять придется — «железо» сильно движение сковывает, сам попробовал поносить. Но деваться некуда — потери категорически недопустимы — каждый из нас кладезь знаний, которые в любое дело приспособить можно.
— Понятно, — кивнул Андрей Владимирович, и тихо сказал. — Камуфляжи потому приказал в рюкзаки спрятать, и не доставать, как наши вещи? Боишься, что внимание на них обратят?
— И это тоже, смышленые они очень, глаза умные. Не стоит за дураков держать, как только уловят суть, нужда в нас уменьшится. А так для них много загадок будет, а неизвестное всегда пугает, поневоле уважать будут, и крайне серьезно относится. А работу профессионалов принято оплачивать по самой высокой «сетке», да и ништяков всяких выдают больше.
— Хитрец ты у нас, одобряю, — профессор негромко засмеялся, и отнюдь не натужно, искренне. «База» нам нужна крепкая, чтобы там своей жизнью жить, как привыкли.
— «Крыша», князь, очень хорошая «крыша», чтобы под ее защитой пребывать. А там производство собственное организовать, сам знаешь — есть у нас умелец такой, с «Сержантом» на телеге едет, нашел общий язык с этим чокнутым. У них двоих руки золотые, чего угодно из дерьма сотворят, а не только «конфетку». А тут как раз такой случай, для этих мастеров.
— И что
