коннице москвичей, этой мобильной силе того времени, новгородцы и тверичи могли лишь пешее ополчение и небольшие конные отряды.
— В круг! В круг! Вагенбург!
Последнее слово яростно кричащего «Сотника» Пашка, как и все другие, хорошо запомнил — с немецкого языка звучит как «крепость из повозок». «Воевода» им еще с вечера несколько раз пояснил, что это за тактический прием, и два раза с утра попрактиковались на встречаемых по дороге лугах — неплохо выходило вроде. Да и в учебнике читал о таком приеме, когда чехи во время гуситских войн такой способ практиковали, отражая атаки тяжеловооруженной рыцарской конницы. Правда, повозки у них были большие, видел на рисунках, с откидными щитами с бойницами. Их между собой скрепляли цепями, образую ощетинившуюся ружьями и пушками крепость, появлявшуюся в поле за считанные минуты.
— Пашка, перекрывай путь!
«Сержант» уже соскочил с подводы, подбежал, держа два мушкета в руках. Парень дернул поводья, заставляя «Чалого» сойти с дороги, и стараясь своей телегой перегородить ее, в то время как головные повозки стали разворачиваться, как бы в обратную дорогу направляясь. Никто из обозников не суетился, не орал как заполошный, все действовали уверенно, будто каждый день только и занимались войной, привыкли к ней.
— Москва!!!
Из леса один за другим выскакивали всадники, до боли в знакомых простеганных халатах — до них было с полкилометра, не ближе — луг был очень обширным, такие в этих местах порой встречаются, но редко. А пашни еще реже — тут ведь гектаров тридцать удобной земли, такую распахивать нужно, но, видимо, у новгородцев руки не доходят.
— Ничего, сейчас мы им укорот дадим! Петрович, целься по головному, что булавой размахивает. Бояре, вы заряжающие после первого залпа! Пашка — девчонку и раненого под телегу, а то стрелу словят тушками! Не дрейфить — они рано выскочили, нервишки сыграли — тоже ведь люди. Ничего, сейчас от нас болезненный урок получат!
Парень удивлялся горячечному спокойствию «Сержанта» — если такое словосочетание возможно. Он ухмылялся, полностью уверенный в своих силах. Казалось, что этот человек рожден для войны, дышит ею, живет в ней. И жить без этого ощущения — убивать врагов, рисковать собственной шкурой и возможно быть самому убитым — не может.
— Помоги, — Пашка повернулся к девчонке, подхватив раненого «бутырца» за плечи. Та поняла, кивнула, но вначале сдернула плед, которым того укрывали. Постелила около телеги, и лишь затем подхватила мужчину за ноги, и они его положили на одеяло. Пашка схватил медвежью шкуру, хотел накрыть реконструктора, что продолжал спать, не обращая внимания на происходящее вокруг — видимо, Петрович дал ему что-то жуткое для сна, и тот оказался слишком крепким.
— Не нужно, боярин, лучше коня шкурами прикрой — хороший он у тебя, большой, сильный. Поберечь надобно. Накрой шкурой-то, и еще одной голову — не испугается, когда не видит.
Голос у девчонки совсем не дрожал, когда произнесла слова, словно постоянно с подобными ситуациями сталкивалась. Пашка при ее помощи накрыл коня тяжелой шкурой, матерясь про себя, затем еще одной голову фыркнувшего мерина — девчонка тому что-то прошептала и «Чалый» застыл, дав ему возможность успеть спутать передние ноги. Глашка же присела рядом с раненным, как бы прикрывая его собственным телом, и напряженно поглядывала на приближающихся всадников, громко произнеся:
— В сонмища сбиваху и всех побиваху!
— Нет, девочка, не так их и много — полсотни нет, справимся. Самим рыло начистим, век будут помнить.
Лекарь уже стоял рядом на колене, положив тяжелый ствол на телегу, и тщательно прицеливаясь в выбранного «Сержантом» всадника. Приготовился стрелять «Сержант» и еще один «бутырец» от своей телеги, рядом с ними также стояли прислоненными «запасные» мушкеты, уже с пулями в стволах. А вот оставшемуся реконструктору, как и Пашке, выпала значимая доля «заряжающих», как и положено быть плохим стрелкам в подобной ситуации, когда на счету каждый выстрел. Ведь пороха маловато нашлось в рюкзаках, хотя пуль и картечи (взялись и за нее, памятуя вчерашний опыт) отлили достаточно, благо свинец в небольших отливках выдал своеземец. Его и пустили в дело, и патронные сумки значительно пополнились, хоть и свободные «пеналы» в лядунках остались.
— Москва!!!
— Пли!
Донесся яростный клич нападающих, и тут же в ответ оглушительно рявкнули три мушкета. Пашка не поверил собственным глазам — всадника с булавой из седла вышвырнуло как пушинку.
Исчез, испарился, «дематериализовался»!
Не успел пороховой дым толком рассеяться, как грянул второй залп, и снова результативный — две лошади на полном скаку повалились на землю вместе с седоками, те даже не успели ноги из стремян вытащить и соскочить с падающего кувырком коня. И переломами вряд ли обойдется, когда тяжеленая конская туша прокатывается по несчастному седоку.
— Заряжай, что столбом застыл!
Громкое рычание обычно спокойного и добродушного Петровича вывело Пашку из состояния лицезрения и некоторого оцепенения. Он выхватил из сумки патрон, скусил с верхушки бумагу и тщательно, чуть трясущимися руками насыпал порох в дуло. Затем, памятуя свой вчерашний неудачный опыт, бросил в ствол пулю «юбкой» вниз, скомкал бумажку в пыж и забил шомполом. Насыпал из пороховницы мелкие зернышки «огненного зелья» на полку, закрыл ее. И поставил мушкет рядом с доктором, которого за боевитость и меткость мысленно назвал «Ливси», памятуя об одном герое книги, которую прочитал в детстве.
Кто же из отроков не мечтал стать пиратом, читая разные книжонки с увлечением, и не желал отправиться на поиски острова сокровищ. Что тут скажешь — все живут с придурью, но одни в детстве, что позволительно, другие до самой смерти в старости!
Так по ком кукует кукушка⁈
— Пли!
Прогремел еще один залп, а Пашка продолжал заряжать мушкеты, сосредоточившись на этом деле и уже почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг него. И лишь хватанув воздух, и не притронувшись к горячему стволу очередного требующего перезарядки мушкета, искренне удивился его отсутствию, ведь Петрович продолжал стрелять, что твой пулеметчик — и десяти секунд не проходило, как гремел новый выстрел. И судя по радостной ругани и воплям — производительный по огневому воздействию на неприятеля, и вполне себе эффективный.
— Иди к боярам, помогай заряжать, я сама тут справлюсь.
До него донесся голос девчонки, стоявшей рядом, и, взглянув на нее, у Пашки отвалилась челюсть, как ковш застывшего на песчаном карьере экскаватора. Глашка заряжала мушкет куда сноровистей и быстрее, чем это он сам делал. Ловко так,
