Это ударная мощь, надёжное средство для массового уничтожения варваров, а римский полководец держит её близко к себе, будто опасается неожиданного прорыва врагов к своей ставке. Если бы Эйрих мог, он бы прорвался, но всем понятно, что он не может, поэтому действия легата ему непонятны.
Пехота римлян выстроилась в сплошную линию. Комитатские легионеры стояли ровно, что резко контрастировало с ополчением, в котором наблюдались разброд и шатание. Как и думал Эйрих, это самая ненадёжная часть римского войска и на поле боя скорее навредит вражескому полководцу, нежели поможет. Особенно с учётом того, что задумал Эйрих.
— Сигнал Атавульфу, — приказал Эйрих. — И держите наготове флаги Совиле и Бране.
Совила и Брана — это ближние дружинники Зевты, переданные Эйриху в связи с походом. У Эйриха надёжных и компетентных тысячников мало, поэтому пришлось просить отца, чтобы передал этих двоих. Не самые лучшие, но получше иных альтернатив.
Впрочем, это неудивительно, что у Эйриха не хватает хороших тысячников. Тысячников нужно взращивать и пестовать, сами по себе они не вырастут — не сорняки. Это долго, а воевать надо уже сейчас.
Ни один тысячник из имеющихся даже близко не соответствует высоким требованиям Эйриха, но он вынужден работать с тем, что имеет. Приходится терпеть, хотя он готов отдать половину своего войска и всё золото, что у него есть, за одного Субэдея… [2]
«Хорошие тысячники идут на вес серебра, а хорошие темники [3] на вес золота», — подумал Эйрих, наблюдая за начинающимся сражением. — «Талантливые же тысячники и темники стоят всего золота мира…»
Сигнальщик замахал красным флагом, давая сигнал Атавульфу начинать вовлечение противника в бой.
/2 апреля 409 года нашей эры, Западная Римская империя, Равенна/
В четырёхэтажном кирпичном дворце царила гнетущая тишина. Император Флавий Гонорий Август был не в духе, что негативно отражалось на рабах и слугах, коим не счастливилось издавать какие-то лишние звуки или оказываться недалеко от императора с «неправильным видом».
Император, лишь формально правящий империей, рухнувшей в немытые руки варваров, пришедших из-за Рейна или приползших с востока, практически впал в депрессию, потому что его изъедали чувство собственной неполноценности и сокрушения от постоянных провалов.
Мало того, что где-то за Альпами на Италию разевает пасть узурпатор, мало того, что Аларих держит Рим в осаде и грозится сжечь город дотла, если ему не выплатят непомерную контрибуцию, так ещё в Венетии и Истрии сейчас обретается какой-то остготский соплежуй, возглавляющий войско, сумевшее разбить армию Сара.
«Он ведь тоже гот…» — император с неприязнью посмотрел на провалившегося полководца. — «Не крамола ли это? А что, если он подставил под удар мой лучший легион, а потом с паникой вернулся ко мне, чтобы оправдаться и продолжать пакостить уже во дворце? Кажется, нам пора с ним расставаться…»
Под «расставаться» Гонорий всегда имел в виду окончательное исчезновение неугодной личности.
— У тебя есть последний шанс объясниться, Сар, — произнёс император, глядя на гота, ранее казавшегося таким верным.
Тронный зал был освещён четырьмя жаровнями и дорогой бронзовой люстрой с сотнями свечей. Сам трон был исполнен из заморского дерева и слоновой кости, естественно, с позолотой и драгоценными камнями. Но роскошь императорского двора уже давно никого из придворных не впечатляла, потому что бывали в истории Рима дворы и побогаче, а ещё существуют резиденции по-настоящему богатых людей, которые могут превзойти шиком и блеском даже персидского шахиншаха. Магнаты-латифундисты, главы торговых домов — вот кто, как иной раз кажется даже не местным, по-настоящему правит империей.
Увы, власть этих богачей преувеличена, по крайней мере, власть большинства из них. Встречаются среди них те, кто ссужает императору деньги на содержание легионов, а также, иногда, на поправление дел при дворе. Но легионы в руках императора, а это значит, что власть у него — он считал так, по заветам своего отца, императора Флавия Феодосия.
«Всё это не важно сейчас», — подумал Гонорий. — «Почему этот тупой варвар молчит?»
Сар молчал, не решаясь начать. Возможно, боялся, что его аргументы будут недостаточно убедительными, а возможно, не имел их вовсе.
— Лучше начни с того, почему ты оставил кавалерию в резерве, а не использовал её сразу? — спросил магистр конницы Гауденций.
Этот — тоже из варваров, но давно уже окультуренный, достался Гонорию в наследство от отца. Родом он откуда-то с берегов Дуная, сделал себе имя на успешных отражениях многочисленных варварских набегов. Имеет отношения с гуннами, говорят, что был вхож к ныне покойному Улдину, как говаривал ныне покойный предатель Стилихон.
Роста Гауденций среднего, но крепок конституцией, мускулистые ноги выдают в нём отчаянного ездока, даже в лупанарий предпочитающего ехать верхом на коне. Возрастом он где-то ближе к сорока, чем к тридцати, но даты рождения его император не знал, потому что никогда не интересовался такими мелочами. Гауденций был черноволос, с кожей смуглее, чем у обычного римлянина, с горбинкой на носу, флегматичными карими глазами — он больше походил на грека, нежели на варвара, но Гонорий знал о его происхождении точно.
«Кругом одни варвары», — мысленно посетовал император. — «Но римляне ещё хуже!»
Отец приблизил Гауденция как истинного мастера в вопросе кавалерии, потому что точно знал главную уязвимость собственных легионов. Флавий Феодосий мечтал создать идеальное войско, способное противостоять как конным, так и пешим врагам. Увы, сейчас стало ясно, что не с их бюджетом и не в их ситуации планировать что-то столь грандиозное. Денег столько нет и взять негде.
Но долго думать о финансовых проблемах Гонорий не пожелал, переключившись на тему войны. Удивительно, но несмотря на всю отчаянность ситуации, мысли о нехватке денег ранили его гораздо больше. Поэтому он отбросил их и решительно начал вспоминать актуальную повестку противостояния с варварами.
Недавно он узнал, что за гибелью Улдина, ранее нанятого Гонорием для уничтожения варвара Радагайса, стоит тот самый соплежуй, который нанёс унизительное поражение Сару. Ему донесли, что Улдин погиб в честном поединке посреди сражения, что принесло этому сопляку славу и уважение среди других варваров.
— Я ожидал от врага подлостей, — вдруг нарушил молчание гот Сар. — Об этом Эйрихе много всяких слухов ходит, ведь он побеждал гуннов…
— И ты решил перестраховаться? — с усмешкой поинтересовался Гауденций.
— Да, решил, — ответил Сар. — И ты бы решил, знай о том, кто он такой.
— И кто же он такой? — решил осведомиться император.
— Демон… — произнёс Сар. — Он умеет призывать духов…
— Вот только не надо мне рассказывать языческие бредни, — раздражённо отмахнулся Флавий Гонорий. — Какие демоны, какие духи? Ты начинаешь испытывать моё терпение!
— А как я объясню то, что произошло на поле боя⁈ — с отчаяньем выкрикнул Сар. — Прямо посреди брани поднялся густой
