– Но статьи Конституции можно ведь и изменить – пока ничего еще не решено…
– Да еlki-palki! Как до вас не доходит! Вы что – хотите ВЕРНУТЬ БУРБОНОВ? Которые ничегошеньки не забыли из своих привычек и абсолютно ничего нового не хотят знать в жизни Франции? А самое главное – все тридцать миллионов простых французов от такого предложения шарахнутся, как от чумы, потому что это возвращение Старого Порядка! И никому из них такой подарок на фиг не нужен! Так что не вешайте мне больше лапшу на уши! А идите – и пишите, то, что принять можно, а не то, что ни в какие ворота не лезет!
«Политику делать – это не яблоками торговать».
Атаман Бурнаш
Блин! Это тоже надо было видеть!
Я даже не предполагал за Бонапартом таких талантов! Хотя ведь знал уже, на что он способен! Даже после того, что произошло с хлебными торговцами!.. И даже притом, что я, можно сказать, лично участвовал в приготовлениях…
– Друг мой! Дорогой мой друг! – провозгласил Наполеон, торжественно вступая в камеру Барраса. И простирая в сторону последнего руки. – Как я рад! Как я безмерно рад вам сообщить, что все, наконец, закончилось!
Баррас – кукующий здесь уже второй месяц практически без всякого контакта с внешним миром – от неожиданности вытаращил глаза. А мое второе «я», не давая ему опомниться, все тем же размеренным речитативом продолжило:
– Вставайте, друг мой! Вам не нужно здесь больше находиться! Давайте немедленно покинем эту мерзкую обитель печали. Идемте! Позвольте мне обнять вас и помочь, мой драгоценный друг!
Но Баррас в ответ на такое предложение сначала почему-то вжался в стену, возле которой сидел, а потом, придя в себя, злобно огрызнулся:
– Вы что – пришли поиздеваться?!
– О, я понимаю! – душераздирающе вздохнул кандидат в будущие императоры Франции. Горестно повесив голову. Мало что не орошая слезами парадный китель (который мы с мэтром Роньоном столько времени рожали в таких творческих муках). – Вы не верите мне! Вы сердиты на меня за все случившееся! Но ведь все это было сделано мной только с одной целью – сохранить вашу драгоценную для меня жизнь! Только для этого!
– Что за чушь?!
– Ах, дорогой друг! – мое второе «я» превратилось в истинное воплощение укоризны. – Какая же это чушь? Вы не можете себе представить, как мне горько вспоминать о том, что происходило все это время. У меня сердце обливалось кровью каждый раз, когда я вспоминал, где вы сейчас находитесь! Но что я мог поделать – так сложилась злая судьба!.. Сто раз стон сочувствия замирал у меня на устах… Конечно, вы страдали, но смею уверить, что я страдал ничуть не меньше, потому что ваши страдания были телесными, открытыми, а мои душевные терзания проявлялись в самом скрытом виде! Как я страдал! Как мы оба страдали, друг мой! Но хвала Илуватару, – тут этот мерзавец украл формулировку у меня, гад такой, но поскольку я ее уже пустил в оборот, то из образа он не выбился, – все это уже позади! Покинем же вместе это подземелье и выйдем к свету, где вас с нетерпением ждут любящие вас сердца!
– Что вам от меня надо? – спросил несчастный узник, за время моего (ну, Бонапарта) монолога успев в значительной степени прийти в себя. И начать соображать, что вся эта, с позволения сказать, мелодекламация, устраивается совсем не просто так. Все-таки он был опытный игрок.
– Мне надо, чтобы вы вышли на свободу! – простодушно признался в ответ Наполеон, разведя для пущего эффекта руками. – Грозившая вам опасность миновала, и вы опять можете радоваться жизни и радовать честных патриотов своим появлением в обществе!..
– И это говорите мне вы?! – не выдержал Баррас. – Вы – который и упрятал меня сюда и морил здесь столько времени?! Какая еще опасность, кроме вас, может мне угрожать?!
– Друг мой, – опять впадая в разнузданную сентиментальность, со слезой в голосе молвил Бонапарт. – Опасность была смертельная! Все санкюлоты Парижа, пользуясь тем, что Конвент разбежался, желали немедленно и публично умертвить вас посредством гильотины! И только здесь, в тюремном каземате моего Тампля, вы могли рассчитывать пусть на призрачную, но хоть какую-то защиту! Я умышленно затягивал следствие по вашему делу всеми доступными мне способами, запутывал мысли ваших врагов самыми изощренными речами, на какие был только способен, я отвлекал их внимание от вашей персоны не жалея сил – как только мог!.. И вот наконец счастливый результат: сейчас причина грозившей вам опасности мной устранена и вы можете выйти на свободу. Только за этим я и держал вас здесь, друг мой! Неужели вы не рады?!
– Какую причину вы устранили? – мой собеседник начал соображать еще более хорошо. Во всяком случае, он больше не стал срываться в истерику. А только лихорадочно пытался просчитать, что за игру ведет его собеседник…(Я бы, вообще-то, с удовольствием его в этом вопросе просветил – если бы только знал сам: гадский Наполеон по-прежнему отказывался мне раскрыть суть замысла.)
– Голод, мой друг! – душераздирающе вздохнуло мое тело. – Голод, грозивший смертью всему Парижу!.. Главным виновником коего вы и являлись в глазах всего городского населения…
– Что за чушь?! – снова вскинулся бывший глава Комитета Общественной Безопасности.
– Это не чушь, – укоризненно покачал головой хозяин Тампля. – ВЫ виноваты в этом голоде. Вы – лично! Потому что вы, как самое главное лицо государства, отвечаете ЗА ВСЕ! И если бы я не решил проблему снабжения Парижа хлебом – вам бы давно уже отрезали голову и таскали ее по улицам, вздев на пику – по милому пролетарскому обычаю! Вы ведь меня понимаете?
– Вы ее решили? – подозрительно уставился на меня Баррас. Показательно обойдя тему своей виновности. – Каким образом?
– Выйдете отсюда – сами все увидите. Вас там, кстати, Тереза Тальен с госпожой Богарне дожидаются на выходе… Между прочим, в отличие от всех остальных ваших друзей – эти две женщины единственные, кто выступил в вашу защиту. Ходили, просили… Совершенно добровольно. Так сказать – ad libitum[4]. Цените…
2– Что это на вас надето? – спросил Баррас.
Мы в это время как раз, посетив по дороге «офис» хлебозаготовительной конторы (где он-таки убедился воочию – что и как! – проблему поставки зерна в Париж я-таки разрешил), поднимались по подвальным лестницам наверх.
(Почему вдруг в тюремных застенках Тампля этот офис оказался? Так господа безымянные приговоренные поставщики как раз и выбрали вариант трудиться непосредственно по месту отсидки. А для технической работы привлекли своих же собственных приказчиков из прежних контор. Надо сказать – идея себя оправдала. Особенно в части повышения трудовой дисциплины и производительности труда… Ага…)
