Шли день, ночь, а утром ветер внезапно стих, и на океанскую сцену задумчиво вышел новый актёр – полный штиль, обещающий нестерпимую дневную жару. Суда, находясь в прямой видимости друг от друга, тихонько дрейфовали на север, подчиняясь воле океанического течения. Егор сидел на бухте каната, прислонившись спиной к грот-мачте, и, от нечего делать, подставлял лицо солнечным лучам.
– Саша! – послышался рядом голос жены. – На бригантине подняли сигнал, что имеют на борту тяжелобольного, просят о срочной помощи. Я, наверное, сплаваю туда на шлюпке, посмотрю, что да как? У меня и лекарства имеются с собой…
Егор подумал немного, да и отправился на «Кристину» вместе с женой. Он ещё ни разу не поднимался на борт бригантины, интересно было: а почему это, собственно, она такая ходкая?
На борту «Кристины» их встретил Ерик Шлиппенбах – полномочный заместитель Егора в этой экспедиции, и племянник генерала Фруде Шлиппенбах – капитан бригантины. Вежливо поздоровавшись со шведами, Егор первым делом поинтересовался:
– Кто это у вас захворал, господа? И в каком состоянии находится заболевший?
– Полковник Илья Солев, – сообщил генерал. – Он ещё в португальском Синише, когда взошёл на борт, плохо себя почувствовал, мол, слабость, голова кружится. А сейчас у него жар, мечется в бреду. Белые лошади, на которых восседают совершенно голые, рыжеволосые девушки, летающие по небу корабли….
– Срочно проводите меня к больному! – прервала этот увлекательный рассказ Санька, в руках которой находился кожаный саквояж с лекарствами, и распорядилась – голосом, не терпящим возражений: – Генерал, не будем терять времени! Ведите!
– Слушаюсь! – шутливо вытянулся в струнку Ерик Шлиппенбах. – Почту за честь – лично сопровождать вас, Светлейшая княгиня! Позвольте – ваш саквояж…
Егор решил не мешать жене в её медицинских делах и завёл с племянником генерала разговор на английском языке:
– Не расскажите ли мне, любезный Фруде, о своей бригантине? От чего она так быстроходна?
– С огромным и искренним удовольствием! – суровое, словно бы высеченное из гранитной скалы лицо шведа расплылось в широкой улыбке. – Пройдёмте, сэр командор! Я буду вам не только рассказывать, но и показывать…
Они, не торопясь, шли вдоль правого борта, обходя артиллерийские ячейки, и шкипер Шлиппенбах, вдруг став очень разговорчивым, восторженно вещал, размахивая во все стороны руками:
– Моя «Кристина» может единовременно брать на борт до сорока пяти тонн разного груза. Длинная она у меня – сто пятнадцать футов,[11] а шириной – всего-то двадцать семь. Имеется, как вы видите, всего две мачты: грот-стеньга и фок-мачта. Но для бригантины и двух мачт вполне достаточно: иначе она может ненароком и в небо улететь. Шутка, конечно…. В чём главная особенность моей красавицы? Конечно же, в её подводной, невидимой нам части. А именно, в очень тяжёлом фальшкиле, сработанном из первосортной шведской стали. Только благодаря этому хитрому приспособлению «Кристина» так неправдоподобна устойчива. Что, в свою очередь, позволяет ей даже в очень сильный ветер нести много парусов. Поэтому и обе мачты такие высокие, они поднимаются над палубой на добрые сто футов…
Минут через пять Фруде неожиданно прервал свой увлекательный рассказ, внимательно огляделся по сторонам, задумчиво и неуверенно потрогал свои короткие пшенично-рыжеватые усики, и обеспокоено объявил:
– Господин командор, похоже, приближается сильный шторм!
Погода определённо начала меняться, причём, не в самую лучшую сторону. Восточная четверть неба неожиданно наморщилась светло-серыми перьевыми облаками, за ними – на самом горизонте – появились иссиня-черные бока грозовых туч. Ветра по-прежнему не было, но стало как-то очень уж тихо, а в воздухе поселилась тоненько попискивающая тревога…
– Что же это? Откуда взялась такая духота? – Егор торопливо провёл рукой по лицу, смахивая крупные капли холодного пота, которых ещё минуту назад не было и в помине, тронул за рукав капитана «Кристины»: – Фруде, срочно проводите меня в каюту полковника Солева!
У лестницы, ведущей во внутренние помещения бригантины, нервно покуривал свою фарфоровую трубку Ерик Шлиппенбах:
– Княгиня Александра говорит, что дела у полковника совсем плохи…
«И курительную трубку генерал держит не по-здешнему!», – продолжал упорствовать в своих подозрениях внутренний голос. – «Так товарищ Сталин – в художественных фильмах двадцатого века – её держал. Подозрительный тип – этот Ерик Шлиппенбах, так его растак…».
Егор, следуя подробным указаниям генерала, спустился по лестнице вниз, по узкому коридору прошёл направо, предварительно постучавшись, приоткрыл низенькую дверь и вошёл внутрь. В нос тут же ударил неприятный и тяжёлый аромат армейского госпиталя: пахло спёкшейся кровью, настоявшимся гноем и полной безысходностью.
В тесной каюте стояла узкая койка, привинченная к палубе, крохотный столик и два табурета. На бронзовом крюке, вбитом в деревянную стену, висел масляный светильник, разбрасывая вокруг себя тусклый, серо-жёлтый свет.
На кровати, чуть слышно постанывая, лежал Илья Солев. Его черноволосая голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза были плотно закрыты, восково-белое лицо, покрытое мелким бисером пота, несимпатично перекосилось на сторону – в волчьем оскале. По подбородку больного стекала тоненькая струйка крови – вперемешку с жёлтыми сгустками гноя.
Санька сидела на низком табурете и аккуратно капала из пузатой склянки в кружку с водой какую-то вязкую, светло-зелёную жидкость. Покончив с этим важным делом, она подняла на Егора свои огромные, небесно-голубые глаза и тихо проговорила:
– Похоже, Илье уже ничем не помочь. Умирает. Как в таких случаях говорил покойный доктор Карл Жабо: – «Кровь заржавела и понемногу закипает». Странно это всё. Такое впечатление, что полковник гниёт изнутри…
– Сашенька! – ласково позвал Егор. – Шторм надвигается, надо успеть до его начала вернуться на наш корабль…
– Как это – вернуться? – непонимающе нахмурилась Санька. – Ты что же, предлагаешь – бросить здесь умирающего Илью? Как тебе не стыдно предлагать мне такое?! Вот уж, не ожидала! Я ещё, называется, командор…
– Там, на «Короле», остались наши с тобой дети. Ты не забыла, часом, про это?
– Дети? – лицо жены стало растерянным и испуганным. – Петенька и Катя! Как я могла запамятовать? Но ведь – Илья умирает…. Может, ты уплывёшь к близняшкам, а я останусь здесь? Нет! – сама же и ужаснулась собственному предложению. – Нет, так тоже нельзя! Что же нам делать, Саша? Что – делать?
Ответить что-либо Егор уже не успел: страшный удар бросил его прямо на койку, где лежал умирающий Солев. Впрочем, в каюте попадало всё и вся: Санька, табуреты, склянки с лекарствами, стоящие на столе. Даже масляный светильник сорвался со стены и упал на кровать рядом с Егором. Ещё через две-три секунды тесное помещение каюты начало заполняться едким дымом: это мгновенно вспыхнула льняная простынка, выполнявшая функции больничного полотенца – для обтирания потного лба больного…
