– А от чего?
– Я думаю, что его ещё в Синише отравили. Может быть, Наоми…
– Саня!
– Что – Саня? Я уже двадцать шесть лет – Саня! Помнишь, как Илья в Синише ругался с японкой?
– Ну, помню.
– Вот тебе – и ну! – неожиданно разозлилась супруга. – У Наоми тогда – от злости – в глазах даже сверкали ультрамариновые искры…. Ох, неспроста это! А ведь она осталась на «Александре» с нашими детьми…. Саша! Пообещай мне, что сразу, как только мы вернёмся на фрегат, ты обыщешь эту подозрительную японку!
– Обыщу, конечно же, – вяло пожал плечами Егор. – А раньше ты говорила, мол, Наоми-сан хорошая и славная…
– Претворялась, наверное, гадина! – отпарировала Санька, но тут же, вспомнив о неизвестной судьбе близняшек, снова завела свою бесконечную пластинку: – Петенька, Катенька, где вы сейчас? Живые ли? Сперва вот Шурочка пропал…
«Какие же вы, Меньшиковы, недоверчивые и подозрительные ребята!», – искренне удивился внутренний голос. – «Ну, ты, братец, ещё ладно. Начитался в своём двадцать первом веке заумных и гадких детективных романов, вот тебе в голову и лезет всякая глупость. Но, Санька-то? У неё, откуда, спрашивается, взялась эта нездоровая подозрительность? Ладно, давай вместе рассуждать. Предположим, но только на минутку, что Сашенция полностью права, и именно наша нетипичная японка отправила Илью Солева на тот свет. А, что такого? Японка, как-никак! Только вот зачем? Не знаю…. Бред полный! А вот семейство Солевых…. Старшего брата какие-то непонятные гады зарезали в крохотном немецком городке. Младшего беглые стрельцы запытали – до самой смерти – в прибалтийских жёлтых дюнах. Теперь вот пришла очередь среднего…. Да, в откровенно недобрый час все они повстречались с тобой, братец! Надо бы узнать: может в России у них старики-родители остались. Если что, то и помочь надо будет чем-нибудь. Деньгами, например…».
Он проснулся с чётким пониманием, что что-то ни так. Проснулся, и после этого ещё целую минуту пролежал с закрытыми глазами, насторожённо и старательно прислушиваясь к своим ощущениям.
«Да, чёрт меня побери, просто непривычно тихо вокруг!», – первым прозрел сообразительный внутренний голос. – «И качки почти не ощущается…. Подъём, братец! Подъём! Форверст! Закончился, наконец-таки, штормяга…».
Егор проворно вскочил на ноги, оглянулся вокруг. Полутёмное помещение кают-компании «Кристины», тусклый свет двух масляных фонарей, развешанных на противоположных стенах. В самом дальнем углу, всё также сидя на полу и уткнувшись лицом в свои колени, крепко спала Санька. На соседних койках мирно похрапывали Ерик Шлиппенбах и рыжебородый помощник капитана бригантины, чью длинную шведскую фамилию Егор так и не запомнил.
На палубе его встретили беззаботные и ласковые солнечные лучи, тёплый ветерок нежно коснулся давно небритых щёк. Синее безоблачное небо, незнакомые запахи и ароматы…
Егор по короткой лесенке вбежал на капитанский помост, кивнув головой стоящему у корабельного штурвала Фруде Шлиппенбаху. Но спрашивать ничего не стал, а просто вытащил из-за голенища сапога подзорную трубу и жадно приник глазом к окуляру, напряжённо всматриваясь в светло-сиреневые морские дали. Рука плавно перемещала оптический прибор, а невыдержанный внутренний голос, потрясённый увиденным, разразился целым потоком удивлённых междометий.
С правого борта хорошо просматривался длинный, неправдоподобно ярко-изумрудный берег.
– Где мы сейчас находимся, шкипер? – хрипло и чуть взволнованно спросил Егор.
– Я думаю, что справа по борту от нас расположен один из карибских островов, – невозмутимо предположил швед. – Точнее сказать пока не могу.
– Карибский остров? – недоверчиво переспросил Егор. – Вы, капитан, не ошибаетесь? Как-то всё это, э-э-э…, неожиданно и быстро…
Фруде флегматично пожал своими широкими плечами и, скупо улыбнувшись, торжественно и чуть напыщенно объявил:
– Получается, сэр Александэр, что наша с вами «Кристина» уже вошла в полноценную легенду! Я слышал, что некоторые знаменитые капитаны пересекали Атлантический океан за двадцать, и даже – за восемнадцать суток. Но, чтобы всего за тринадцать? Сам никогда не поверил бы! Впрочем, нам всё это время помогал попутный ветер…. Да, что там, попутный шторм…. Да, что там, попутный тропический ураган! Ну, и госпожа Удача, понятное дело. Куда же без неё? Только если прямиком – на городское заброшенное кладбище…
Ещё немного полюбовавшись через хитрую бельгийскую оптику на изумрудно-зелёный берег острова, Егор поинтересовался:
– Капитан, а куда мы сейчас направляемся?
– В любом случае – на юг. К назначенному адмиралом Лаудрупом месту сбора, к Маракайбо. Одно только плохо: ветер стихает. Как бы не установился полный штиль…
Сзади послышался негромкий шорох – от соприкосновения подола длинного дамского платья с грубыми досками корабельной палубы – и Санькин звонкий голос взволнованно и слегка напряжённо спросил:
– Милый капитан Шлиппенбах, а другие наши корабли…. Они, они…. Они намного отстают от нас?
– Думаю, что суток на трое, не меньше, – надувшись огромным мыльным пузырём, важно известил швед. – Куда им, жалким тихоходам, угнаться за моей, извините, за нашей легендарной «Кристиной»?
– Следовательно, они…, не утонули?
– Конечно же, нет, дорогая княгиня! Это полностью исключается! С такими-то опытными капитанами? Да, ну, не смешите меня, право…
Егор обернулся, и Санька – чумазая, бледная и растрёпанная – незамедлительно, совершенно не стесняясь Фруде, с громким и восторженным визгом бросилась ему на шею, жарко зашептала в ухо:
– Саша, прикажи, чтобы корабельный повар срочно нагрел воды, да побольше, да погорячее. Мне же надо срочно помыться! А потом пусть обед подают. Я проголодалась – как десять тысяч тамбовских волчиц…
А уже на самом закате они похоронили – согласно морскому обычаю – русского полковника Илью Солева.
Егор сперва сомневался: может, стоит пристать к острову и придать тело усопшего земле? Но Ерик Шлиппенбах, закостенелый дремучий романтик, всё же уговорил, мол: – «Быть похороненным в ласковых и тёплых, изумрудно-зелёных водах знаменитого и легендарного Карибского моря – очень благородная участь, о которой остаётся только мечтать понимающему человеку…».
Шведские матросы, непроизвольно воротя носы в сторону, завернули мёртвое тело Солева в старую, тёмно-бежевую парусину, наспех зашили её суровыми нитками, предварительно положив в ноги покойному тяжёлое чугунное ядро.
Егор за все шестнадцать лет своего пребывания в России семнадцатого и восемнадцатого веков так толком и не выучил ни одного церковного текста, поэтому православную заупокойную молитву над умершим соратником прочитала Сашенция. Потом Ерик Шлиппенбах разразился длинной и торжественной речью, наполненной вычурными фразами о «благородных рыцарях, героически павших на бранном поле», о «завидной участи», и о «сагах и балладах, которые, непременно, ещё будут распевать на площадях европейских городов юные менестрели – в лихо заломленных на бок малиновых беретах…».