Неудобный, типично женский замах задействовал группу обработанных мною мышц. Она вскрикнула и с плачем упала на спину.
— Аннушка, ты чего?
— Ты…! Это ты…! Ты меня…! Гад проклятый! Как ты посмел…!
Это просчитывается «на раз»: виновником всего объявляется первый попавшийся. Стандартная реакция при нервных потрясениях.
— Тихо! Молчать! Чего ты взбесилась? Что случилось?
— Ты… меня… я заснула… а ты… У меня… там… мокро… Ты! Развратник! Паскудник…!
— Заткнись! Христом богом клянусь — я тебя пальцем не тронул! Вот те крест святой!
И это таки — «да». Лжа мне заборонена. Поэтому-то я и Сухана позвал. А насчёт дрючка в платочке… так это ж не палец!
— А кто?! Кто меня… поял?! Кто?! Кроме тебя некому! Не лги!!!
— Запомни: я никогда не лгу. Никогда. Я тебя не… ял. Поняла?
Не верит. Здесь все уверены, что стоит оставить любых юношу и девушку вместе одних, как они немедленно приступят к совершению развратных действий.
Похоже, именно за этим зрелищем и лез сюда покойный стольник. Тем приятнее обломать всеобщую, исконно-посконную, «все вы такие, все так делают, с дедов-прадедов»… уверенность. Тем более, когда правда. И есть наглядные улики:
— Это что?
Демонстрация метательно-влагательного «жёлудя» приводит вдовицу в глубокое замешательство.
— Это… это ладанка. Я её мужу в гроб положила. А как же…?
Она в крайнем недоумении оглядывается на саркофаг. Гроб обтянут чёрной материей, её целостность опровергает возможность похищения предмета из гроба в эту ночь.
О других ночах… Так это ж надо включить концепцию времени! Перейти с кратковременной памяти на долговременную. Напрячься и подумать.
Замешательство нарастает. А я добавляю:
— А почему на ней наше тавро? Вот — лист рябиновый.
Кидаю ей ладанку, она пытается поймать, вскрикивает от боли при движении. Осторожно поворачивается, чтобы взять сувенир. И открывает моему взору уже виденное и уже синее. «Кто ж тебя усеял?».
— А сиськи тебе кто погрыз?
— Где?! Ах! Ой… У-у-у…
Наглядное проявление нестандартных индивидуальных пристрастий покойного — добило вдовицу. Количество непоняток перешло в их новое качество. Боярыня перестала понимать происходящее и просто хнычет.
Наезд закончился, пошла растерянность. Теперь предложим собственное видение картины мира:
— Не ной. На, сопли вытри. Дело-то дрянь. Чертовщина с бесовщиной. Смотри как получается: мы как-то странно, будто колдовством каким — заснули. Ну ты-то ладно, ты поспать любишь. А я по трое суток без сна обхожусь. Но вот же — заснул. А сюда приходило… Нечто. И оно… совокупилось с тобой.
Абсолютная правда. Надо только этому «нечту» фамилию дать. Сухан Батькович Нечтов… хорошо звучит?
— У-у-у… У-у-у!
Вой подымается на тон выше. Мысль о соитии с потусторонней сущностью вызывает у Аннушки панический ужас. Приходится пересесть к ней на овчину, приобнять, по головушке погладить.
— Я думаю на чёрта какого. Или даже на самого Князя Тьмы. Отцы церкви пишут, что Антихрист явится от семени Сатаны из чрева земной женщины.
Аннушка воет уже непрерывно, свернувшись, забиваясь куда-то мне на уровне живота.
— Ежели кто про нынешнее узнает — тако же подумают. Тогда тебе… ни причастия, ни отпущения грехов… сожгут сразу. Или — утопят. От греха подальше.
Вой у меня в коленях переходит в истерическое безудержное икание. Вот только этого мне не хватало. Даже воды под рукой нет!
Пытаюсь уложить, успокоить. Судороги икоты отдаются в битых мышцах, она дёргается и судороги продолжаются. Как бы не угробить девушку. Попытки встать, позвать Сухана, пресекаются на корню: вцепилась так… синяки будут и у меня.
— После же этого, первого… яителя, сюда явился дух твоего покойного мужа.
— И-ик… А?
Переключение внимание часто снимает рефлекторные судороги. Переключение обеспечивается произнесением полного абсурда. Абсурд должен быть хорошо аргументирован:
— Ты сама-то прикинь: ладанка — освящённая, из самой Святой Земли. Как же бес мог тебе всунуть, если бы она у тебя уже там была? Значит — её туда поместили после. Ладанка была в закрытом гробу — кто, кроме покойного кречетника мог её оттуда взять? Сделало это не бесовское отродье — бесы святых вещей взять не могут, жжёт их сила господня.
Внушение всегда должно основываться на упоминании очевидных, общеизвестных истин.
Теперь — дедукция, «от общего к частному»:
— Кто о тебе более всего по жизни заботился? — Муж твой покойный. Вот он ладанку в тебя и вложил, дабы бесовщина более не лазила. Я так думаю, что этот «жёлудь» работает противозачаточным средством: бесовское семя от освящённой вещицы должно сгореть. У тебя печёт? То-то. И, глянь — тот же знак, что и на ошейнике — рябиновый лист. Знак того, что тебе надо идти к Акиму и проситься под его волю, чтобы он тебя защитил.
Икать перестала, чуть всхлипывает, глаза… Что-то я часто «рублёвые» глаза вижу. А ведь ничего нового. Опять же — русская классика, многократное соитие с разными партнёрами в рамках христианской традиции. Пушкин, «Гаврилиада»:
Он улетел. Усталая Мария
Подумала: «Вот шалости какие!
Один, два, три! — как это им не лень?
Могу сказать, перенесла тревогу:
Досталась я в один и тот же день
Лукавому, архангелу и богу».
Теперь — о «проситься под его волю».
Усыновление-удочерение в «Русской Правде» не прописано. Такого распространения, как в Древнем Риме — не имеет.
В Римской Республике действовало, со времён братьев Гракхов, сословное резервирование должностей: два римских народных трибуна могли быть избраны только из плебеев. Поэтому патриции, тот же Цезарь, должны были пройти процедуру усыновления плебеем.
Практически нет на «Святой Руси» и опекунства. Единственный случай: если вдова выходит замуж второй раз — её малые дети могут быть переданы, вместе с имуществом их покойного отца, опекуну из числа взрослых мужчин-родственников покойного.
Есть требования защиты имущества детей от первого брака. Хорошо проработанные законы, а не примитивные формулировки типа коранической нормы: «Не проедайте имения сирот».
Мухаммед проповедовал людям, для которых богатство заключалось в скоте. Формулировки от Иисуса типа: «кесарю — кесарево, богу — богово» в Коране были бы неуместны: бедуины не знали об уплате налогов золотыми и серебряными монетами. Так и «Русская Правда» написана для довольно продвинутого в имущественном отношении общества.
У средневековых христиан есть ситуация княжеского опекунства, но она относится только к девицам, а не к вдовам, и связана с вассальными владениями:
