Представляя каждый собор, Иван крестился.
Безусловно, церкви представляли интерес, но Митька все больше отвлекался на стройные ряды городского рынка: сколько здесь было торговых помещений, сколько складов. Глаза разбегались. На Торге звучали разные языки и торговали всем, чем только вздумается, но преобладали воск и пушнина. Иван увидел, что Митька отвлекся, понаблюдал за его реакцией, а потом спросил:
— Нет у вас в Англии видать такого, а, немцы?
В его голосе звучала гордость за родной город.
— Любо-дорого смотреть, — ответил Митька дежурной фразой. — Богата Русь.
— То-то ж, а еще…
Иван не успел договорить, за их спинами один за другим раздались три вопля, слившиеся в какой-то миг в один. Все разом обернулись и увидели, как с того самого моста, что соединял две новгородские стороны, в Волхов начали сбрасывать людей. Несчастных было трое, у каждого связаны руки и ноги, так что не высвободиться; и в таком виде их толкнули в поток реки. Утопленники, а в том, что у них нет шансов на спасение, Митька не сомневался, барахтались в мутной воде, выбиваясь из сил. Скоро каждый из них пойдет ко дну.
— Что происходит?
Митька почувствовал, как неприятно засосало под ложечкой; он не понимал, как реагировать на зрелище.
— Еретички или должнички какие, — невозмутимо ответил Иван, испытавший к происходящему куда меньший интерес.
На глазах толпы, тут же собравшейся возле Волхова, двое из троих казненных сразу пошли ко дну. Третий же, к удивлению Митьки и ахающей толпы, прибился к берегу. Ведомому жаждой жизни мужичку таки удалось вылезти на берег под всеобщие аплодисменты. Палачи, сбрасывавшие приговоренных, бросились к чудом спасенному. Митька предположил, что на этом везение мужичка кончится, и казнь доведут до конца, отправив приговоренного обратно в Волхов. Разве что для верности стукнут чем-нибудь тяжеленьким по голове, чтобы не выкарабкался во второй раз. Но нет же, палачи, подойдя к приговоренному подняли его и развязали руки и ноги. Смотрелось более чем странно. Только что эти люди вынесли несчастному смертный приговор, а теперь давали как ни в чем не бывало уйти. Чем человек и воспользовался; он заковылял прочь.
— Божья благодать, — пояснил купец и снова перекрестился. — Видать, невиновен, Бог уберег.
Возможно, Иван продолжил бы свою экскурсию, однако времени на разговоры не оставалось. Воротились купцы, что договаривались о разгрузке привезенного товара. Один из них подошел к Ивану и что-то шепнул на ухо, видимо, сумму, за которую подрядили грузчиков, потому что Иван отсчитал несколько монет. Купчик, что вел переговоры, двинулся обратно к грузчикам, разгрузка шла полным ходом. Тут возвратился и рыжий. Как выяснилось, он искал место, куда заселить англичан. Но искал он не только жилище.
— Сходил куда следует, известил? — строго спросил Иван.
— Известил, — охотно подтвердил Илья, сияя, явно довольный, что справился с поручением.
— И?
— Полный порядок. Акинфий сказал, прямо сейчас тебя примет.
— Ну, — Иван обернулся к Митьке, — тогда, капитан, томить вас больше не будем. Люди мои вас до места сопроводят, где устроиться. А я пока здесь все утрясу, как с товаром вашеским быть. Дело?
— Дело, — без лишних слов согласился Митька.
— Ну а как устроитесь, я вас, как обещал, с людьми нужными познакомлю, сведу. Вот прямо сейчас к ним и отправлюсь, чтобы все по уму организовать.
Напоследок они обменялись крепким рукопожатием. Иван, как и рыжий купец до того, чуть ли не вприпрыжку засеменил прочь, к некоему Акинфию, что в старостах Ивановского сто ходит. Митька проводил его взглядом, а потом рыбачки-англичане последовали за Ильей на место их поселения.
«Лучшим двором» оказался едва восстановленный после пожара дом в бывшем квартале Святого Петра, некогда облюбованный ганзейскими купцами. До пожара, ныне оставившего от процветающего квартала одни воспоминания, место было обнесено частоколом и застроено клетями, этакими жилыми торговыми лавками. Здесь же некогда стояло множество сараев и складов в придачу к квартальным госпиталю, пивоварне, мельнице, пекарне и, конечно, церкви. Здешние немецкие купцы после конфликта интересов с Москвой все еще не пришли в себя, и большинство зданий стояли в упадке и разорении.
Митька обратил внимание и на другие здания, которые активно восстанавливались, — они уже принадлежали новгородским купцам. О пожаре, как и о конфликте немецких купцов в Новгороде с Москвой, немало говорили в Пскове. В Плескау, как называли Псков по-немецки, новости о новгородских злоключениях Ганзы доходили первым порядком. Митька был наслышан о происходящем и полагал увидеть в квартале Святого Петра куда худшую картину. В действительности за довольно удручающим внешним видом нет-нет да и пряталась внутренняя опрятность и даже роскошь. Отношения с Москвой вроде как удалось наладить, но демонстративно поднимать головы немцы не спешили. Можно иной раз и по шапке получить, по старой-то памяти.
Рыжий проводил рыбачков до их дома и сразу свалил. Митька даже не успел поинтересоваться, когда ожидать обещанную встречу с Акинфием. Илью можно было понять: мало того, что плыл два месяца, так еще сегодня набегался, как не дай боже. Набегали свое и рыбачки, поэтому ломанулись в дом, мысля упасть без задних ног и дрыхнуть до самой встречи с купцами из Ивановского сто. Однако стоило рыбакам переступить через порог дома, как их ждало новое удивление.
— Ба! — только и вымолвил Олешка.
Остальные, включая Митьку, смотрели на стоявшие в доме кровати разинув рты. Кровати! Такого чуда никому из них еще не доводилось встречать. Эти величественные конструкции разительно отличались от привычных полатей, сундуков и лавок, на которых спали в то время на Руси повсеместно. Дерево, покрытое резьбой и позолотой. Метровый слой пуховых перин, взобраться на который можно было с помощью подставленной к кровати лесенки-колодки. Митька предположил, что такое сокровище завозили из Европы немецкие купцы. И эти кровати либо удалось уберечь во время пожара, либо их завезли в Новгород позже.
— Любо! — воскликнул Стенька, приходя в себя.
На пологах одной из кроватей со спущенной занавесью висела одежда для четверых, на смену грязной одежде англичан. Новгородцы не поскупились и, похоже, выдали лучшее, что было в их запасах. То были суконные долгополые кафтаны, расширенные клиньями, застегивающиеся на крючки. Однако на кафтаны сейчас никто не обратил внимания. Потому что рыбаки валились от усталости и тотчас растворились в мягких перинах.
Митька некоторое время поколебался, постоял в нерешительности. По-хорошему, потолковать бы со своими рыбачками, все обсудить. Впервые за два месяца представилась возможность покумекать не оглядываясь. Но в конце концов Митька сдался и сам завалился на оставшуюся незанятой кровать. Сил на что-либо, кроме отдыха, не было. Рыбачки уже спали без задних ног, по дому разнесся храп. Минуту спустя храпел и сам Митька — стоило ему лечь на мягкие перины, как он тут же провалился в сон…
Разбудил его стук. Он открыл глаза, привстал на локтях, прогоняя дремоту. Поначалу решил, что послышалось. Но нет, в дверь забарабанили снова — три коротких, но увесистых удара, чтобы наверняка. Митька насторожился, но смутно припомнил, что не закрыл на засов входную дверь. Будь у пришедшего желание зайти, он оказался бы внутри сразу же. Удары стихли. Митька не стал дожидаться, пока стук раздастся в третий раз. С трудом поднялся с перин и, шаркая ногами, поплелся к двери. Перины — это, конечно, здорово, но тело после них ломило так, будто разгружал рыбу в порту, нормально не повернуться. Может, конечно, с непривычки. Уже подойдя к двери, он обратил внимание, что на улице начало смеркаться, а значит, проспали они весь день напролет.
Он прокашлялся, норовя с ходу вернуть своему голосу звучание с английским акцентом.
— Заходите.
Открыл дверь. На пороге стоял человек, которого Митька видел впервые — не из числа наемников Ивана. Не спрашивая у Митьки, как тот устроился, без прочих подобающих случаю формальностей незнакомец сразу перешел к делу.
